Саид вышел из палатки и направился на север вдоль безлюдного в этот час берега…
V
Его отец тоже был моряком.
Он не был капитаном, но не меньше, чем капитан, был всеми уважаем и любим. Салех Хаззум — вот кто истинный владыка моря. Увенчанный короной из белых кораллов, цветов морского дна, он, как волшебный всадник, мчится на гребне волны. За свою долгую морскую жизнь он не раз совершал такие дела, которые, хоть и не считаются необычными для моряка, у него выходили как-то по-особому, выделяли его. Некоторые воспринимали это как безрассудство, другие — как легкомыслие. Но один старый моряк оценил это так: «Это смелость, достойная настоящего моряка. Кто он без нее? Такой, как все, — простой извозчик или портовый рабочий».
Лишь Салех Хаззум не придавал никакого значения своим деяниям. Для него все это было естественным, как дыхание, плавание, как чашка кофе. Окружающим он говорил: «Я сын моря, в его объятиях мне так же хорошо, как в объятиях моего отца. Я знаю, море любит и жалеет меня, но не прочь позабавиться со мной, вроде того, как поступил знаменитый аз-Зир Салим с аль-Джаром, сыном своего брата Кулейбы. Когда враги аз-Зира из рода Джассаса, против которых тот сражался один, потеряли надежду одолеть его силой или хитростью, они подослали к нему аль-Джара, сказав ему, что аз-Зир убил его отца Кулейба. Аз-Зир решил испытать аль-Джара, послав к нему навстречу сестру аль-Джара аль-Йамаму, укутанную в чадру. Та бросила в него яблоко, аль-Джар, взмахнув мечом, рассек плод на части. Так она узнала, что перед ней ее брат, и раскрыла ему тайну. Так и море: оно испытывает меня, прежде чем раскрыть свою тайну. Море срывает покровы с моего сердца, чтобы узнать, из дерева оно или из крови. Мое сердце подобно вашим сердцам. Я сын этого квартала, сын этого побережья, сын этого моря… Спросите себя: «А из какого материала сделаны наши сердца?»
Его громовой голос вселял в людей мужество, их глаза в ответ метали молнии.
— Из железа, Салех! Из железа, отец Саида!
— Знаю, знаю… — отвечает Салех. — Парней с заячьим сердцем в нашем народе не сыщешь. Но помните: слово «железо» само по себе еще ничего не означает. От него веет холодом и молчанием, а человеческое сердце — горячее, оно бьется, трепещет. Смелость зверю не присуща. Зверь не смел, он просто хищник. Иное дело — человек. Он становится нежным при виде восхода солнца и наливается твердостью и силой перед бурей. Моряк — отражение моря. Разве море всегда бушует? Нет. Часто оно бывает кротким, как ягненок.
— Но ягнята не живут в порту. Там обитают только волки.
— Человек не волк…
— Но и не ягненок…
— Все это так… Но у моря свои, особые законы.
— У волка тоже свои законы!
— Волк морю неровня. Сердце злобного хищника его недостойно. Когда море штормит, все животные дрожат в своих клетках. Однажды наше судно имело на борту клетки со зверями. Когда небо стало серым, в воздухе стали носиться черные шайтаны, сверкали молнии и волны вздымались к самому небу, и я видел, как сухопутные звери съежились, охваченные страхом, словно их души ушли в пятки…
— Мы говорим не о тебе. Тебя-то, отец Саида, ничто не страшит.
— Нет таких, кто ничего не боится. Смелый тоже боится, но не дает страху одолеть себя. В этом вся и разница. Боритесь, сопротивляйтесь, где бы вы ни были. Вот чему научила меня жизнь.
Скажет он так или что-то вроде этого и замолкает. Кажется, что он охвачен каким-то особым чувством, что в такие минуты его пронизывают воспоминания о совсем ином мире, в водах которого растворяются лучи света, дно пересекают долины, покрытые зеленой муравой, горные хребты с пещерами и гротами, в необъятном просторе движутся живые существа, прорастает трава, пробиваются чашечки белых роз, а он восседает среди этого диковинного мира с короной на голове, окруженный русалками. Они поют, звучат их нежные, мелодичные голоса, их стан прорисовывается сквозь прозрачную ткань воды, их стройные тела прекрасны, как тела богинь, упруго покачиваются их груди, торчат острые соски в центре хрустальных округлостей.
Хоть он не был красноречив и не любил хвастаться своими морскими приключениями, романтика ушедшей молодости продолжала властно повелевать его поведением. В глубине души он верил в те морские истории, которых немало наслушался за долгие годы скитаний по морям, представлял себе, что это он, мифический герой, принц, спускается в глубины моря и там, в садах, прекрасных, как сады при дворцах султанов, прогуливается, влюбляется в русалку, поет и от его пения колышется морское дно, а ночью при полной луне выходит с русалкой на поверхность, гуляет по берегу, по песку, среди скал, целует свою возлюбленную, раздаривает рыбакам жемчуга и кораллы, беседует с моряками; и ночь после забот трудового дня приносит отдых, наслаждение и его возлюбленная знакомится с обычаями и радостями его родного племени — моряков.
Квартал, в котором он жил в городе Мерсине, был беден. Это был квартал моряков и рыбаков, городское дно, где на каждом шагу встречаешь чудеса. Примитивная планировка, здания незамысловаты, по прихоти строителей дома либо толпятся, как люди на воскресном базаре, либо разбросаны, и большинство строителей живут здесь же, в этом или соседних таких же бедных кварталах. Институтов они не кончали, профессию приобретали практикой и были, наверное, недостаточно искусны, но никому не было до этого дела. Просто так у них было принято: строить глиняные или деревянные лачуги, разделенные узкими, кривыми переулками, лачуги, которые налезают друг на друга, подпирают друг друга, дружат, враждуют между собой и злобно дают отпор посторонним и так же злобно дерутся друг с другом.
Квартал располагался на холме, на западном его склоне, нисходящем к морю, где многие дома жмутся к самой воде. Перед домами обычно валяются лодки, весла, якоря, железные цепи, сети. Здесь пустые лавки, народные кафе, курильни гашиша, контрабанда, торговля рыбой. Всюду царство мух, затхлости и зловония. Здесь жгучее солнце летом и холод зимой, огонь горит в жестянках или прямо на песке, моряки носят шерстяные ермолки, ходят в шароварах — черных и белых — или в нижнем белье, большей частью голубом. Здесь женщины, дети, куры, собаки, скот и все прочее, что превращает квартал в яркий карнавал красок, одеяний, лиц.
В этом пестром хаосе, в этом приморском квартале, нищета которого бросается в глаза, как ребра нищего индуса, где мужчины добывают пропитание из пасти волн, родился Саид Хаззум, старший ребенок в семье. Его отец, Салех Хаззум, эмигрировал морем из Латакии и осел в Мерсине. Здесь он нашел таких же, как он, пришельцев из разных прибрежных стран: авантюристов, бездельников, бродяг, моряков, рыбаков, рабочих разных профессий; эта разношерстная, разноязыкая и противоречивая братия попала сюда в поисках приюта, убежища, места на берегу, где можно сладить лачугу из дерева, украденного в порту или добытого в окрестностях города любыми недозволенными путями.
