Заметим, что и в рассказе Василия встречаются следы редакторского вмешательства, обусловленного вставкой дополнений о Владимире Мономахе: по тексту Василько вступает в переговоры с Давыдом, узнав о том, что на волынского князя ополчились Владимир и Святополк. Однако экспедицию на Волынь в действительности предпринял один Святополк, на которого данная задача была возложена коллективным решением князей. Из рассказа Василия следует, что первым о разрешении сложившейся ситуации задумался Давыд Игоревич, очевидно пытаясь найти выход из критического положения прежде, чем кто-либо из князей предпримет против него ответные действия.
В существующем виде рассказ Василия наводит на мысль, что Давьщ больше всего опасался Владимира Мономаха и даже предложил Васильку выступить посредником в переговорах с ним, обещая дать ему за это один из своих городов. Однако, как мы только что говорили, экспедиция против Давыда была поручена Святополку, а не Владимиру и состоялась она не весной 1098-го, а весной 1099 г. Учитывая эти фактические несоответствия, надо предположить, что предложение о посредничестве Василька не присутствовало в рассказе Василия, а появилось в процессе формирования текста «Повести временных лет». Это противоречие указывает на вторичность данного сюжета, имевшего целью возвеличивание Мономаха и дискредитацию его предшественника на киевском столе.
По всей видимости, Давыд Игоревич опасался вовсе не Святополка Изяславича, который ранней весной 1098 г. сам был вынужден обороняться за стенами Киева, и не Владимира Мономаха, который прямого отношения к волынским событиям 1098–1099 гг. не имел, а брата Василька Володаря. Но экспансионистские настроения, очевидно, одержали верх над пацифистскими и после Пасхи 1098 г. Давыд собрался захватить Теребовльскую волость. Так как Пасха 1098 г. приходилась на 28 марта, князь, вероятно, отправился в поход не ранее начала апреля. Таким образом, конечной целью устранения Василька с политической арены являлась экспроприация его владений, однако, встретившись у Божьска с войсками Володаря, Давыд заперся в городе, где был осажден перемышльским князем, который согласился снять осаду в обмен на освобождение Василька.
В летописи эти события описываются следующим образом: «…С приходом Пасхи, пошел Давыд, собираясь захватить Василькову волость; и встретил его Володарь, брат Васильков, у Божеска. И не посмел Давыд пойти против Василькова брата Володаря, и затворился в Божеске, и Володарь осадил его в городе. И стал Володарь говорить: “Почему, сотворив зло, не каешься в нем? Вспомни же, сколько зла натворил”. Давыд же стал обвинять Святополка, говоря: “Разве я это сделал, разве в моем это было городе? Я сам боялся, чтобы и меня не схватили и не поступили со мной так же. Поневоле пришлось мне пристать к заговору и подчиниться”. И сказал Володарь: “Бог свидетель тому, а нынче отпусти брата моего, и сотворю с тобою мир”. И, обрадовавшись, послал Давыд за Васильком, и, приведя его, выдал Володарю, и был заключен мир, и разошлись. И сел Василько в Теребовле, а Давыд пришел во Владимир». Вскоре после этого Ростиславичи вновь открыли военные действия против волынского князя: «И когда настала весна, пришли Володарь и Василько на Давыда и подошли ко Всеволожю, а Давыд затворился во Владимире. Стали они около Всеволожа, и взяли город приступом, и запалили его огнем, и побежали люди от огня. И повелел Василько иссечь их всех, и сотворил мщение над людьми неповинными, и пролил кровь невинную. Затем же пришли к Владимиру, и затворился Давыд во Владимире, а те обступили город. И послали к владимирцам, говоря: “Мы не пришли на город ваш, ни на вас, но на врагов своих, на Туряка, и на Лазаря, и на Василя, ибо они подговорили Давыда, и их послушал Давыд и сотворил это злодейство. А если хотите за них биться, то мы готовы, либо выдайте врагов наших”. Горожане же, услышав это, созвали вече, и сказали Давыду люди: “Выдай мужей этих, не будем биться из-за них, а за тебя биться можем. Иначе отворим ворота города, а ты сам позаботься о себе”. И поневоле пришлось выдать их. И сказал Давыд: “Нет их здесь”; ибо он послал их в Луцк. Когда же они отправились в Луцк, Туряк бежал в Киев, а Лазарь и Василь воротились в Турийск. И услышали люди, что те в Турийске, кликнули люди на Давыда и сказали: “Выдай, кого от тебя хотят! Иначе сдадимся”. Давыд же, послав, привел Василя и Лазаря и выдал их. И заключили мир в воскресенье. А на другое утро, на рассвете, повесили Василя и Лазаря, и расстреляли их стрелами Васильковичи, и пошли от города». Обратим внимание, что в тексте о том, что Давыд «затворился во Владимире» говорится два раза — до и после рассказа о взятии Всеволожа, — что позволяет квалифицировать этот сюжет как позднейшую вставку.
Как полагает А.А. Гиппиус, на этом рассказ летописца Василия заканчивается и далее повествование продолжает редакторский текст о войне Святополка с Давидом и Ростиславичами. Однако взгляд на сюжет о разорении Всеволожа как на позднейшую вставку позволяет выделить еще одно дополнение к авторскому тексту — осуждение поступка Володаря и Василька со ссылкой на библейскую книгу Второзаконие (XXXII, 41, 43): «Это второе отмщение сотворил он, которого не следовало сотворить, чтобы Бог был только мстителем, и надо было возложить на Бога отмщение свое, как сказал пророк: “И воздам месть врагам и ненавидящим меня воздам, ибо за кровь сынов своих мстит Бог и воздает отмщение врагам и ненавидящим его”». Эта цитата ранее являлась одним из аргументов, позволявших отнести Василия к представителям духовного сословия{165}.
Показательно, что в рассказе Василия ответственность за инцидент возлагается не столько на Давида Игоревича, сколько на «мужей», в которых вслед за С.М. Соловьёвым следует видеть княжеских дружинников{166}, а не представителей владимирской общины, так как горожане, во-первых, сами отказались защищать их от Ростиславичей, а во-вторых, заставили отступиться от них князя, бывшего, по всей видимости, их патроном. В то же время нельзя не заметить, что события 1098 г. продемонстрировали усиление во Владимире политического значения городского населения, в переговоры с которым (как до этого в Муроме и Рязани) были вынуждены вступать князья.
Автор «вторичного» слоя текста в статье 1097 г. (которым, как мы предположили, мог быть выдубицкий игумен Сильвестр) не забывал при случае использовать фигуру теребовльского князя с целью возвеличивания Владимира Мономаха. Вероятно, ему принадлежит не только инсинуация о том, что Василько после Любечского съезда мог объединиться с Владимиром против Давида и Святополка, но и не менее претенциозное предположение, будто Василько планировал отнять у Святополка Туров и Пинск, реальность которого вызывает сомнения. Иначе говоря, нарративная конструкция, сформированная редактором текста Василия, целенаправленно усложняет династический конфликт 1097–1100 гг., представляя в качестве одной из его предпосылок гипотетическое покушение на «отчинный» принцип распределения волостей, санкционированный Любечским съездом. Но зачем летописцу вообще понадобилось связывать воедино имена Василько и Мономаха, которые, как мы могли убедиться при дифференцированном подходе к тексту, в действительности слабо связаны между собой, поскольку роль переяславского князя в данном конфликте ограничивается организацией коалиции против Святополка?
Ответ становится очевиден, если принять во внимание, что осенью 1113 г., вскоре после своего вступления на киевский стол, Мономах устроил брак своего сына Романа с дочерью Володаря Ростиславича — племянницей Василька, что, безусловно, и поставило на повестку дня вопрос о том, чтобы запечатлеть в династическом конфликте 1097–1100 гг. Мономаха сперва как одного из «пострадавших», а затем как поборника справедливости и заступника Василька. При таком ракурсе освещения событий антагонистом Мономаха неизбежно должен был стать Святополк, который был причастен к интриге на начальном этапе ее развития, да и в дальнейшем, как мы узнаем об этом из «вторичного слоя» текста, с моральной точки зрения поступал далеко не самым лучшим образом.
После того как Василько и Володарь расправились с виновниками интриги и сняли осаду Владимира, ведение военных действий временно прекратилось, а несколько позже появилась перспектива урегулирования конфликта мирным путем. Когда в 1099 г. Святополк Изяславич вступил в переговоры со своим двоюродным братом Владиславом Германом, Давыд Игоревич решил воспользоваться этой возможностью, чтобы предотвратить вторжение киевского князя, к которому того обязывало обещание, данное под стенами Киева двоюродным братьям, и отправился искать помощи ко двору польского князя.
Согласно летописному рассказу, поляки обещали ему помогать и взяли у него золота 50 гривен, сказав ему: «“Пойди с нами к Берестью, ибо зовет нас Святополк на совет, и там помирим тебя со Святополком”. И, послушав их, Давыд пошел к Берестью с Владиславом. И стал Святополк в городе, а поляки на Буге, и стал переговариваться Святополк с поляками, и дал дары великие за Давыда. И сказал Владислав Давыду: “Не послушает меня Святополк, иди назад”. И пошел Давыд во Владимир, и Святополк, посоветовавшись с поляками, пошел к Пинску, послав за воинами. И пришел в Дорогобуж, и дождался там своих воинов, и пошел на Давыда к городу, и Давыд затворился в городе, надеясь на помощь от поляков, ибо сказали ему, что “если придут на тебя русские князья, то мы тебе будем помощниками”; и солгали ему, взяв золото и у Давыда и у Святополка. Святополк же осадил город, и стоял Святополк около города 7 недель; и стал Давыд проситься: “Пусти меня из города”. Святополк же обещал ему, и целовали они крест друг другу, и вышел Давыд из города, и пришел в Червен; а Святополк вошел во Владимир в великую субботу, а Давыд бежал в Польшу». Прогнав Давыда, Святополк «стал умышлять на Володаря и Василька, говоря, что “это волость отца моего и брата”; и пошел на них».
