7. Столь великими трудами измождая своё тело, сей подвижник имел неусыпное попечение о других. Для странников, заходивших к нему, у него всегда были готовы и постель, и хлебы — чистые и вкусные, и благовонное вино, и рыба, и овощи, и всё другое подобное. В полдень он сам садился с обедающими у него, каждому поднося что‑либо пз предложенного, всем подавая чаши и прося их пить. Но сам, подражая своему соименнику, то есть патриарху, прислуживающему странникам (Быт. 18,1–8), не вкушал вместе с ними.
8. По целым дням он присутствовал при спорных делах тяжущихся и убеждал их примириться между собой, а тех, которые не слушали кротких увещаний и не соглашались на справедливые уступки, невольно принуждал к тому; и никто из неправых не выходил победителем благодаря своей дерзости, потому что когда сторону несправедливо обиженного принимал праведник, он оказывался непобедимым. И он был похож на хорошего врача, который препятствует излишнему выделению жизненных соков и заботится о равновесии элементов в организме.
9. Сам царь пожелал видеть его (ибо молва крылата, легко разнося и всё хорошее, и всё дурное) и потребовал его к себе. Когда же праведник пришел, царь поприветствовал его и сказал, что его деревенская одежда из шкуры почетней царской багряницы. И все царевичи припали к рукам и коленам старца и просили благословения у мужа, даже не понимавшего по–гречески.
10. Таким образом любомудрие заслуживает почтение и от царей, и от всех людей, и подвижники, даже после смерти, нередко удостоиваются великих почестей. Удостовериться в этом можно на многих примерах, в первую очередь — на примере этого боговдохновенного мужа. Когда он умер и царь узнал об этом, то пожелал положить почившего в одной из священных гробниц. Но, размыслив, что справедливее будет отдать тело пастыря пастве, царь вызвался сам провожать почившего, идя впереди всех; за царем следовал хор цариц, потом — начальствующие и подчинённые, воины и люди простые. С таким же торжеством встретил гроб праведника город Антиохия, встречали его и все другие города до самой реки Евфрат. К берегу этой реки стеклись и граждане, и чужестранцы, и жители стран приграничных — все наперебой старались получить благословение от покойного. Гроб сопровождало множество ликторов, которые устрашали бичами покушавшихся снять с тела почившего одежды, чтобы иметь от них хоть лоскуток. Слышны были псалмопения и плачевные песни: то одна скорбящая женщина называла его покровителем, питателем, пастырем и учителем, то плачущий мужчина называл его отцем, помощником и заступником. С такими похвалами и слезами предано было погребению святое тело угодника Божия!
11. Я же удивляюсь ему как человеку, который с переменой жизни не изменил образа жития своего, ибо, став епископом, он не предпочел более легкий быт, но лишь приумножил подвижнические труды свои. Поэтому я поместил повествование о нём в историю отшельников, не отделив его от любимого им сообщества, чтобы и самому получить от него за это благословение.
XVIII. ЕВСЕВИЙ
1. К тем святым, о которых я говорил выше, присоединю и великого Евсевия. Он умер немного времени тому назад, но жил очень много лет, подъял, по числу лет жизни, многие и великие труды, приобрёл равную этим трудам добродетель и получил от неё многоразличные плоды; ибо Высший Судия воздаянием наград Своих превышает подвиги человеческие. Евсевий сначала, вверив себя попечению других, шел туда, куда его вели: так как то были мужи Божии, ревнители и подвижники добродетели. Прожив же с ними некоторое время и изучив науку любомудрия, он возлюбил жизнь уединённую и, придя на хребет одной горы, близ которой находится очень большое селение, называемое Асихою, воспользовался одной оградой, камни которой не были связаны между собой даже глиной. Здесь Евсевий и начал проводить остальную жизнь свою в трудах под открытым небом, покрывая тело кожаной одеждой, а питаясь горохом и бобами, смоченными водой. Иногда, впрочем, он употреблял и смоквы, стараясь таким образом подкрепить слабость тела. И дожив до глубокой старости, когда лишился уже большинства зубов, он не изменил ни пищи, ни жилища. В зимние морозы и в летний зной праведник терпеливо переносил все изменения погоды, имея лицо сморщенное и все члены тела иссушенные. Многими трудами он довёл своё тело до такого измождения, что даже пояс не мог держаться на чреслах его, ибо мышцы совсем пропали и пояс свободно соскальзывал вниз. Поэтому Евсевий пришил пояс к хитону, придумав это как единственное средство для удержания пояса на своём месте.
2. Не по нраву подвижнику были беседы со многими людьми: ибо он, постоянно упражняясь в Божественном созерцании, не хотел развлекать свою мысль. Впрочем, столь горячо возлюбив созерцание, он всё же некоторым знакомым позволял отворять дверь и входить к нему; только после того, как насыщал их Божественными Глаголами, приказывал опять замазывать дверь грязью. Однако затем, решив избегать общения и с немногими, он совершенно заградил вход к себе, привалив большой камень к двери своего жилища. И только с немногими из собратий разговаривал через отверстие, сквозь которое видеть его было невозможно, потому что так оно было устроено; через это же отверстие он принимал и приносимое ему небольшое количество пищи. Наконец, Евсевий всем стал отказывать в своей беседе: только меня одного удостоивал он своего сладкого и боголюбезного голоса; часто, когда я уже собирался уходить, старец удерживал меня, продолжая вести речь о Небесном.
3. Когда же стали к нему приходить многие и просить дара благословения, он обычно бывал недоволен таким многолюдством и, несмотря на свою старость и забыв о слабости сил своих, перескакивал через ограду, взобраться на которую нелегко было и человеку сильному. Однажды, сделав так, Евсевий ушел к ближайшим подвижникам и в их обители — маленькой ограде, пристроенной к стене, — продолжал подвизаться в обычных трудах.
4. Предстоятель этого стада Христова, муж, преисполненный всякой добродетели, сказывал, что здесь Евсевий проводил семь седмиц Великого Поста, довольствуясь всего пятнадцатью смоквами. И подобные подвиги он предпринимал уже в возрасте девяносто лет и притом имея слабое здоровье! Но сильнее немощи телесной было в нём пламенное усердие, и любовь к Богу делала для него всё простым и легким. В таких трудах, омываемый потоками пота, достиг он цели своего поприща, взирая на Высшего Судию и уповая на венцы небесные. Я же и теперь желаю пользоваться его предстательством пред Богом, как пользовался при его жизни. Ибо я верю, что он и теперь живёт и имеет чистейшее дерзновение к Богу.
XIX. САЛАМАН
1. Думаю, что я оскорбил бы добродетель, если бы не сообщил потомкам сведений и о жизни дивного Саламана и оставил её во мраке забвения. Поэтому я предлагаю повествование о нём, изложенное весьма кратко. К западу от реки Евфрат, на самом берегу её, есть селение, называемое Каперсана. В нём и родился Саламан. Полюбив безмолвие, он отыскал на другом берегу маленькое убежище и затворился в нём, не оставив ни двери, ни окна. Единожды в году, подлезая под стену своего убежища, он приносил себе еды на целый год, никогда при этом не вступая в беседы с кем‑нибудь из людей. Так прожил он весьма продолжительное время.
2. Архиерей города, к которому относилось названное селение, узнав о добродетели этого мужа, пришел к нему однажды с намерением предложить дар священства. Приказав проломить часть стены, он возложил руки на Саламана, совершил молитву, многое ему сказал, объяснил, какая благодать ему дана, и затем удалился, не услышав в ответ ни одного слова. После этого архипастырь повелел заделать пролом в стене.
3. В другой раз жители селения, из которого происходил подвижник, ночью переправились через реку, разрушили его хижину, взяли его самого и быстро перенесли в свое селение. Он же при этом не выказал ни сопротивления, ни согласия. Утром поселяне построили Саламану хижину, подобную прежней, и в ней опять заключили его: он продолжал хранить молчание и ничего никому не сказал. Через некоторое время жители другого селения, лежащего на противоположном берегу реки, так же придя ночью и разломав хижину, отвели молчальника к себе: он и на сей раз нисколько не противился, не просил, чтобы его оставили, но и не выразил готовности поселиться на новом месте. Соделав себя таким образом мертвым для жизни сей, Саламан мог в самом точном смысле повторить Апостольские слова: Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня (Гал.2,19–20). Таков был этот блаженный муж! Сказанного достаточно, чтобы понять добровольно избранную им жизнь. Я же, и из этого повествования приобретя для себя пользу, перехожу к другому.
