Это положение Мейн развивает в плане характеристики первобытных социальных отношений: в древности «родство по крови – единственно возможное основание общности в политическом действии»[284]. Надо сказать, что такая трактовка первобытного общественного состояния не была открытием Мейна. Он признает ее связь с библейскими сюжетами, с идеями Аристотеля и с более близкими ему по времени авторами, в частности с Дж. Миллем, который в своей «Истории британской Индии» развивал идею социальной эволюции от семейных групп через власть обожествляемых правителей к монархии. По рассматриваемому поводу он писал: «На ранних стадиях развития общества было обычным установлением для различных членов семьи проживать вместе и владеть собственностью сообща. Отец был скорее главой некой совокупности партнеров, чем единоличным собственником»[285].
Весьма важной для развития теории Мейна была его трактовка категории «родство», в которой собственно кровные (биологические) узы были не главным. «Основанием агнатности служит не брак отца с матерью, а власть отца. Агнатная связь подразумевает людей, которые подчиняются или некогда подчинялись все той же самой отцовской власти… Где начинается патриархальная власть, там начинается и родство: отсюда также следует, что усыновленные чужаки включаются в родню. Где патриархальная власть кончается, кончается, соответственно, и родство – так, сын, от кото рого отрекся отец, теряет все права в агнатной системе»[286]. В древних системах родства, по Мейну, женская линия родства полностью игнорировалась.
Место семейной организации в обществе в ходе истории, по Мейну, менялось: «Движение развивающихся обществ было схожим в одном отношении. На всем своем протяжении это движение отличалось постепенным ослаблением семейной зависимости и возрастанием индивидуальных обязательств. Индивид постепенно заменяет семью как основную единицу, на которой сосредоточено внимание гражданских законов»[287]. Этот исторический процесс был движением «от статуса к контракту», т. е. от совокупности прав и обязательств, вытекающих из родственных уз, к правам и обязательствам, принимаемым на себя индивидом или/и налагаемым на него обществом[288], и движением от групп, объединенных родством, к группам территориальным, образующим политические системы[289].
Оценивая концепцию развития семьи Мейна с точки зрения современного состояния науки (в той мере, в какой это уместно в историко-научном исследовании), можно легко обнаружить ее слабости, вытекающие из тогдашнего состояния знаний. Эванс-Причард, которого можно условно назвать продолжателем линии изучения родства и семьи, намеченной Мейном, отметил, что Мейн проигнорировал уже широко известные в его время факты о матрилинейности многих первобытных обществ, преувеличил историческую победу «контракта над статусом» и др. В то же время он признал значительным достижением Мейна то, что в условиях господства в антропологии умозрительных предположений он стремился опираться на верифицируемые исторические факты[290]. К этому можно добавить, что Мейн впервые поставил проблему взаимосвязи двух важных аспектов первобытной социальной структуры – проблему «крови и почвы», т. е. соотношения родственного и территориального принципов интеграции, а также проблему несводимости отношений родства к биологической составляющей. Эти проблемы получили весьма успешное развитие спустя 80 лет после публикации «Древнего права» именно в трудах Эванс-Причарда[291].
Концепция эволюции брака и семьи Мак-Леннана доминировала в ранней антропологии в течение почти трех десятков лет. Ее постулаты о том, что исходным состоянием этой эволюции был промискуитет; что экзогамия возникла из состояния постоянной межплеменной вражды и обычая убийства девочек; что отношения родства не могли иначе сложиться, кроме как из ясной биологической связи между матерью и ее детьми, и поэтому матрилинейность была изначальной, воспринимались к началу 90-х годов XIX в. в британской антропологии как устоявшиеся научные истины. Между тем, идеи Мейна, хотя и существовали на периферии дисциплины, продолжали оказывать влияние на умы, ибо нередко находили подтверждение в новых этнографических описаниях. Труд Л. Г. Моргана «Древнее общество» хотя и не получил еще в Великобритании широкого признания, также служил основанием некоторой корректировки теории Мак-Леннана.
Все эти факторы исподволь подготовили почву для более решительного пересмотра устоявшейся точки зрения на первобытный брак и семью. Время требовало привести теорию в соответствие с новыми фактами и новыми научными веяниями. Эту задачу выпало решать Эдуарду Вестермарку (1862–1939). Он родился в Финляндии, входившей тогда в состав Российской империи, в семье преподавателя Гельсингфорсского университета, в котором официальным языком был шведский, родной язык семьи Вестермарка. В этом университете он получил образование, пройдя последовательно через фазы увлечения литературой, немецкой метафизической философией и английским позитивизмом в версии Г. Спенсера и Дж. С. Милля. Последний оказал особенно сильное влияние на студента Вестермарка, что видно по теме его дипломного сочинения «Способствует ли цивилизация увеличению счастья человечества?» и по утвердительному решению этого вопроса. В это время Вестермарк отошел от религиозной веры, заняв позицию агностицизма.
Познакомившись во время одной из туристических поездок по стране (он странствовал по деревням с целью изучения финского языка) с английским психологом Джеймсом Сали, Вестермарк под его влиянием стал изучать труды Ч. Дарвина, Т. Хаксли и Э. Геккеля. Именно в это время у него возник особый интерес к проблеме биологических оснований человеческого брака и их отношения к сексуальности в животном царстве. Для работы по этой теме он отправился в сентябре 1887 г. в Лондон, где по представлению Сали вошел в круг биологов-неодарвинистов, увлеченных идеями Августа Вайсмана о наследовании приобретенных индивидом признаков. В 1888 г. он слушал доклад Тайлора о статистических методах в Антропологическом институте. Готовя свою диссертацию по истории брака и семьи, Вестермарк использовал помимо опубликованных этнографических описаний и данные, полученные в ответ на 125 вопросников, разосланных им европейцам, «живущим среди дикарей». Подготовленный им текст диссертации, который составлял изрядную часть будущей монографии «История человеческого брака»[292], он отправил на отзыв Тайлору и Альфреду Уоллесу. Тайлор, несмотря на то, что многие тезисы этой работы шли вразрез со ставшими уже классическими для британской антропологии положениями, дал, в общем, положительный отзыв, что свидетельствует об осознании им необходимости кое-что в этих положениях пересмотреть[293].
Концепцию ранней истории брака Вестермарка отличает изрядная противоречивость, которая отчасти отражала предкризисное состояние в британской социальной антропологии. Так, он в общих посылках к исследованию прямо заявил о своей приверженности к эволюционистской парадигме Тайлора (этой приверженности он не изменил до конца жизни). Но в своем труде он фактически не оставил камня на камне от того, что тогда было принято считать «эволюционной теорией брака и семьи». Во-первых, он неявно дал понять классикам антропологического эволюционизма, что их дарвинизм – это не более чем использование славного имени Дарвина для проведения своих принципов, прямо не связанных с его биологическим учением, понятия которого они превратили в нечто вроде метафор, призванных обозначить естественно-научный характер своих работ. Истинный дарвинизм, по Вестермарку, – это соединение биологической ипостаси человека с его социальной сущностью. В этом плане он сформулировал основополагающий постулат своего труда – основой брака является половой инстинкт, и именно с ним связаны многие социальные особенности брачного института на всех стадиях истории, включая и первобытную[294]. Исходя из этого положения, Вестермарк утверждал, что брачный и родительский инстинкты совершенно необходимы[295] и что «среди дикарей, стоящих на наиболее низкой ступени эволюции, так же как и среди наиболее цивилизованных рас людей, мы находим семью, состоящую из родителей и их детей, а отец – их защитник и поддержка»[296]. Его определение брака претендует на отражение неких универсальных признаков этого института, брак – это «отношение одного или большего количества мужчин к одной или большему количеству женщин, которое признано обычаем или законом и включает определенные права и обязанности как применительно к партнерам, вступившим в брак, так применительно и к детям, рожденным в нем»[297].
