— Скоро ли мы прилетим? А вы уверены, что мы не сбились с пути?
И летевшие впереди отвечали:
— Мы летим прямиком на Эланд, прямиком на Эланд!
Утки-кряквы устали, и их обогнали нырки.
— Чего торопитесь? — закричали им кряквы. — Хотите все съесть, чтобы нам ничего не осталось?!
— Корма хватит и вам, и нам! — успокаивали их нырки.
Острова Эланд еще не было видно, когда навстречу вдруг подул слабый ветерок. Он нес с собой большие клубы белого дыма. Казалось, где-то бушует пожар. Запаха гари, правда, не чувствовалось, и дым был не темный и сухой, а белый и влажный. Нильс скоро понял, что это просто туман.
Увидев первые белые облака, птицы испугались и ускорили полет. Но туман клубился все гуще и гуще и наконец окутал их со всех сторон. Вскоре он сгустился настолько, что ничего нельзя было разглядеть на расстоянии одного гусиного корпуса. И те птицы, что прежде стройным клином летели впереди, вдруг словно обезумели и беспорядочно носились то туда, то сюда, норовя вовсе запутать друг друга.
— Берегитесь! — кричали они. — Вы кружитесь на одном и том же месте! Так вы ни за что не доберетесь до Эланда!
Все хорошо знали, где находится остров, но изо всех сил старались сбить друг друга с толку.
— Гляньте-ка на этих морянок! — звучало в тумане. — Они летят назад к Северному морю!
— Эй вы, серые гуси! Берегитесь! — кричал кто-то с другой стороны. — Если и дальше так полетите, попадете на остров Рюген![13]
Большинство птиц хорошо знали здешние края и не позволяли себя одурачить — направить совсем в другую сторону. Но вот кому пришлось туго, так это диким гусям. Шутники заметили сразу, что дикие гуси не очень хорошо знают дорогу, и изо всех сил старались остановить их, сбить с пути.
— Куда путь держите, добрые птицы? — закричал какой-то лебедь, подлетев к Акке; вид у него был участливый и серьезный. Старой гусыне показалось, что на него можно положиться.
— Нам надобно на Эланд, но мы никогда раньше там не бывали, — призналась она.
— Плохи ваши дела! — озабоченно сказал лебедь. — Ведь вас заманили совсем в другую сторону. Вы — по дороге в Блекинге. Летим со мной, я покажу вам дорогу!
Они полетели вместе с ним, а когда он их увел довольно далеко от большого птичьего тракта и они уже не слышали птичьих кликов, исчез в тумане.
Около часа дикие гуси летели наугад, пока им удалось снова отыскать других птиц.
Внезапно к ним подлетела какая-то дикая утка.
— Лучше вам сесть на воду, пока не рассеется туман, — сказала утка. — Где уж вам отыскать дорогу в здешних краях!
Как ни мудра была Акка, этим плутишкам удалось-таки сбить ее с толку. Скоро Нильсу стало казаться, что дикие гуси кружатся на одном и том же месте.
— Берегитесь! Разве вы не видите, что летаете только вверх-вниз, вверх-вниз? — крикнул, проносясь мимо, какой-то нырок.
Мальчик невольно ухватился за шею гусака. Он уже давно этого опасался.
Кто знает, сколько бы они еще так летали, не прокатись где-то вдали глухой гул пушечного выстрела.
Тут Акка, вытянув шею, захлопала крыльями и стремглав понеслась вперед. Теперь она знала, куда лететь. Ведь большие серые гуси как раз предостерегали ее: не садиться на самой южной оконечности острова Эланд; там стоит пушка, из которой люди имеют обыкновение стрелять во время тумана. Теперь Акка знала, куда лететь, и уже никто в целом мире не сбил бы ее с пути.
XI НА ЮЖНОМ МЫСУ ОСТРОВА ЭЛАНД
3–6 апреля
В самой южной части острова Эланд находится старинная королевская усадьба, и называется она Оттенбю. Это огромное, воистину королевское поместье. Оно протянулось поперек всего острова — от берега до берега. А примечательно поместье тем, что оно всегда давало пристанище несметным стадам животных. В семнадцатом веке, когда короли ездили на Эланд охотиться, все поместье было, по сути, большим оленьим заповедником. В восемнадцатом веке здесь был конный завод, где разводили чистокровных жеребцов благородных пород, и овечья ферма, где содержались сотни овец. В наши дни в Оттенбю не найдешь ни чистокровных коней, ни овец. Вместо них там обитают огромные табуны молодых жеребят, предназначенных для шведских кавалерийских полков.
Пожалуй, во всей стране не найдется такого благодатного места, где бы лошадям жилось лучше, чем здесь, в Оттенбю. Вдоль всего восточного берега на четверть мили тянется старинный овечий выгон — самый большой на всем Эланде; жеребята могут там щипать траву, играть и резвиться так же свободно, как их дикие сородичи на безлюдных пустошах. Здесь же раскинулась и знаменитая дубрава Оттенбю с могучими вековыми деревьями, дающая прохладу в жару и защищающая от резкого эландского ветра. Надо добавить, что поместье Оттенбю отделено от остального острова длинной стеной, которая тянется от одного берега до другого. Благодаря этой полуразрушенной стене жеребята знают, где кончается заповедник, и остерегаются выходить за его пределы на другие земли, где их может подстерегать опасность.
Но в Оттенбю обитают не только домашние животные. В старинных удельных землях и дикие могут рассчитывать на убежище и защиту. Поэтому-то они и бродят там целыми стадами. На острове сохранились олени старинных родов. Здесь в изобилии водятся зайцы, утки-пеганки и серые куропатки. Кроме того, и весной, и поздним летом поместье становится местом отдыха многих тысяч перелетных птиц. А кормятся они и отдыхают по большей части на заболоченном восточном берегу, чуть пониже овечьего выгона.
Здесь-то и опустились дикие гуси вместе с Нильсом Хольгерссоном, добравшись наконец до острова Эланд. Остров, как и море, был окутан густым туманом. Но сквозь его завесу проглядывала полоска берега, где скопились бессчетные стаи птиц. И мальчик удивился, сколько их здесь, на такой узенькой полоске! Берег был низкий, песчаный, весь в заводях, усеянный камнями и кучами выброшенных на сушу водорослей. Нильс, будь его воля, и не подумал бы остановиться здесь на ночлег, но птицы, видимо, считали этот берег сущим раем. Дикие утки и серые гуси паслись на лугу; ближе к воде бегали улиты и разные береговые птицы. Нырки ловили в море рыбу, но самое большое оживление царило на низких, поросших водорослями отмелях вдоль берега. Птицы стояли там тесными рядами, заглатывая личинок, которые, должно быть, водились здесь во множестве. Несмотря на скученность, не слышно было, чтобы хоть одна-единственная птица пожаловалась, что ей не досталось корма.
Большинство птиц собирались лететь дальше и опустились на остров лишь передохнуть. И стоило только предводителю стаи почуять, что его сородичи как следует подкрепились, он говорил:
— Раз наелись, отправляемся в путь!
— Нет, погоди, погоди! Мы еще не насытились, — отвечали ему остальные.
— Это что же, вы будете есть до тех пор, пока не сможете шевельнуться? — спрашивал предводитель стаи, хлопая крыльями, и снимался с места. Но не раз случалось ему и возвращаться, так как его подопечные не могли заставить себя сразу следовать за ним.
Дальше всех от берега, на отмелях, поросших водорослями, расположилась стая лебедей. Они и не собирались выходить на сушу, а отдыхали, покачиваясь на воде. Время от времени лебеди опускали шею в воду и, раздобыв на дне что-нибудь лакомое, издавали громкие трубные крики.
Услыхав клики лебедей, Нильс поспешил в ту сторону, откуда они доносились. Ведь никогда прежде не выпадало ему счастье видеть диких лебедей вблизи, а тут они были совсем рядом.
Но лебединые клики привлекли не только мальчика. И дикие гуси, и утки, и серые гуси, и нырки, плавая меж отмелей, кольцом окружили лебедей и глазели на них. Лебеди, гордо вытягивая шею, отряхивались и поднимали крылья, точно паруса. Порой то один, то другой подплывал к дикому гусю или к большому нырку и бормотал несколько слов. И казалось, что птица, к которой обращался лебедь, оробев, едва осмеливалась раскрыть клюв для ответа.
Однако, нашелся один нырок, маленький, черненький баловник, которому надоели эти церемонии. Поспешно нырнув, он скрылся под водой. И тут же один из лебедей громко вскрикнул и поплыл, быстро-пребыстро перебирая лапками, так что вся вода вокруг покрылась пеной. Немного успокоившись, он остановился и снова принял свой прежний величавый вид. Но вскоре точно так же закричал второй лебедь, за ним третий…
Нырок не мог дольше оставаться под водой и появился на поверхности — маленький, черненький, злобный… Лебеди ринулись к нему, но увидав, какая это жалкая малявка, отвернулись, словно считая ниже своего достоинства сводить с ним счеты. Тогда проказник снова нырнул и снова стал щипать лебедей за лапки, больно-пребольно! Но хуже всего, что лебедям не удавалось при этом сохранять свою величавость. И царственные птицы решили покинуть неподобающее им общество. Громко захлопав крыльями, они как бы для разгона стремительно проплыли довольно далеко по воде, а потом взлетели.
