— Завтра я обещал сюда к восьми вечера, — задумался Лёхин. — Но приду чуть раньше. Найду вас здесь?
— А то! — сказал Сверчок. — Сторожить будем то один, то другой, но дождёмся. Мы ведь тоже — народ обидчивый: спервоначалу Бирюка выгнали. А вдруг до нас черёд дойдёт? Ишь, крысюков развели — так везде и шмыгают.
Лёхин вызвал такси. Пока ждали, домовые рассказали, почему при упоминании "Ордена Казановы" дружно насупились.
— Тёмное, как есть тёмное дело. Мы уж и так и сяк пробовали пройти да посмотреть. А всё никак не получается. Обзавесили заведение это чёрными завесами. Ни одной щёлочки не найти, ни в одну дырочку не проскользнуть. Пока Бирюк хозяином считался и то нам всё жалобился, что трудно ему бегать по подвалу привычными тропами.
Лёхин от избытка информации уже не слишком хорошо соображал, да и время позднее, но понял, что нужно уцепиться за одно словечко в неторопливой речи Сверчка.
— А может, Бирюку оттого плохо приходилось, что у подвала новый хозяин?
— Чего не знаю — того не скажу… Но… тёмное это дело, Лексей Григорьич, ой, тёмное…
— Так, кажется, такси, — приглядываясь к дороге, сказал Лёхин. — Зонт, пока Павла Ивановича перетаскиваю, здесь оставлю, а потом…
— А зачем же ты его перетаскивать будешь, Лексей Григорьич? — удивились домовые. — Оклемался уж твой дружок. Сейчас снимем с него сетку-покоинку, глаза-то он откроет да ногами своими и пойдёт-побежит.
Сверчок и правда подпрыгнул к голове детектива и явно с трудом потащил что-то с его головы. Другие двое домовых помогли, и вот Павел Иванович зашевелился и достаточно легко сел. Лёхин успел кивнуть домовым: "Спасибо!" и спросил пострадавшего, испуганно уставившегося на него:
— Как себя чувствуете, Павел Иванович? Николин я. Помните, моя бывшая жена наняла вас за мной следить?
Лёхин спрашивал вежливо и тактично, изо всех сил стараясь откровенно не заржать: домовые глядели на выхоженного ими человека умилённо, словно няньки на дитятю, только что заговорившего.
— Алексей Григорьевич…
— Угу… Точно. Встать можете?
Медленно и осторожно детектив поднялся со скамейки.
— А… где мы?
— На задворках кафе "Орден Казановы". Вот эта машина у подъезда — наше такси. Поторопитесь, Павел Иванович, сначала отвезём вас, а потом и я к себе.
Домовые старались не зря: сначала детектив явно побаивался привычно двигаться, но вскоре усвоил, что тело почти не болит. Он вообще очень быстро пришёл в себя: сел в машину, уверенно назвал адрес и так же уверенно пресёк попытки Лёхина прямо в машине выяснить, что за дело в "Ордене Казановы" привело его к такому плачевному результату. Он даже возмутился, что Лёхин так непрофессионально ведёт себя, и всю дорогу светски разглагольствовал о прогнозах по поводу бесконечного дождя. А прежде чем выйти из машины, многозначительно пожал Лёхину руку и твёрдо пообещал:
— Я перезвоню вам завтра… По нашему делу.
— Ага, — сказал Лёхин и назвал таксисту свой адрес.
Он ещё мельком подумал, не слишком ли развоевался на завтра, не слишком ли много дел на вторник навесил. Но думать много не хотелось. "Вот приеду домой, доберусь до постели, чтоб никто не трогал, — мечтал Лёхин, — и всё сразу передумаю, и всё сразу соображу. А сейчас — не хочу".
Сейчас хотелось смотреть на мокрую, сверкающую ночными огнями дорогу, странно живую под бегучей водой, и представлять, что слева, где только что сидел детектив, сидит Аня и что для неё и только для неё, подпрыгивая, катается по мягкой обивке передних сидений Шишик.
Лёхина совсем сморило, и он бы уснул, если бы не "помпошка". Она вдруг перестала скакать и мирно скатилась в его карман. Удивлённый, чего это она так быстро утихомирилась, Лёхин взглянул в окно.
Машина заворачивала в знакомый переулок.
Ещё поворот — и он дома.
Расплатившись с таксистом, Лёхин рванул к подъезду: ветра нет, зато ливень загустел. Ощущение — и до дрожи в коленках, что зонт вот-вот прогнётся и порвётся под тяжестью бьющей сверху воды.
Домофон пропел привычную, нудно-оптимистическую фразу. Лёхин открыл дверь и чуть не упустил её от неожиданности: под ногами лихо проскочило что-то небольшое и тёмное. Мгновения оторопи прошли, едва Шишик под ухом высокомерно фыркнул. Вот после этого фырканья даже в полусонном свете подъезда Лёхин узнал Джучи.
Придержав дверь, чтобы не хлопнула, Лёхин поднялся к лифту и здесь, на лестничной площадке, разглядел объект фырканья "помпошки". И — поразился: Джучи из солидного чёрно-белого кота превратился в нечто насквозь мокрое и замызганное, близкое по цвету ко всем оттенкам грязно-серого. Причём, "грязно" — в прямом значении. Создавалось очень яркое впечатление, что кота тщательно прополоскали в самой грязной луже, какую только нашли. Но впечатлениям Лёхин не слишком доверял, особенно если дело касается Джучи. Лужу-то, может, и нашли, но нашли её два кота, которые не собирались уступать друг другу дороги. Интересно, в чью пользу была драка? Впрочем, о пользе как-то даже думать не хотелось, глядя на насупившееся скопление мокрой грязной шерсти. И как теперь вот э т о впустить в квартиру? За шкирку — и сразу в ванную?
Лёхин вздохнул. Мрачный Джучи сидел в углу кабины лифта, и вокруг его некогда пушистого зада и лап медленно расплывалась лужа.
— Попробуй только в комнаты войти, — безнадёжно сказал Лёхин, уже представляя, как Джучи повторит свой смертельно опасный номер — прошмыг между ногами с последующим прыжком на диван.
Может, и прошмыгнул бы. Да у двери в мечтательности парил Касьянушка. При виде жуткого чудовища он, ойкая, кинулся сквозь дверь, взывая к Елисею.
Спасть и только спать хотелось Лёхину, а не участвовать в бурных, хоть и недолгих событиях перед сном!.. Но… Только открыл дверь… Всплеснувший руками Елисей сам уволок за шкирку мокрую зверюгу в ванную. Оттуда (Лёхин насторожённо прислушался) послышался плеск воды в ванну из душа и ровный, страшно недовольный вой, почти заглушённый возмущённо-назидательными воплями домового.
Лёхин быстро снял обувь, куртку, раскрыл в зале зонт и воровато шмыгнул в кухню. Привидений нет. Значит — в ванной комнате наблюдают за увлекательным процессом помывки кота.
Рвануть дверцу холодильника. Так, остатки салата в рот, залили соком — и, крадучись, в спальню. По дороге остановиться, прислушаться — ага, точно: весь народ в ванной! — и поспешно влететь в спальню. В секунды сброшенная одежда взгромоздилась на спинке стула. Мельком взгляд на часы — без четверти полночь. И под сухое, прохладное пока одеяло. "Вот теперь можно поразмыслить обо всём, сообразить, что к чему", — подумал счастливый Лёхин, зевнул и крепко заснул
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
