Но он никогда не причинял боль мне. Он ранил только себя.
У меня замерзли ноги. Я подошла к кровати и села, поджав под себя ноги. Перед глазами у меня повисли серебряные крапинки. Я потрясла головой, крапинки заплясали, как снежинки.
— Ты ведь устала? — Анс положила две подушки мне под спину. — Ты так устала, Мария. Отдохни, расслабься. Здесь тебе ничего не угрожает. Я буду с тобой.
Я рухнула в подушки, казалось, что я падаю в огромную гору перьев и все лечу, а белый пух кружится вокруг меня, и Анс говорит мне что-то издалека.
— Засыпай.
Дети. Я не хотела оставлять их одних. Попыталась встать, но тело меня не слушалось. Я плавала в воздухе, и у меня ни на что не было сил. Где-то среди перьев плавали Мейрел и Вольф. Потом я оказалась в черной, ледяной воде. Я слышала, как дети зовут меня и бессильно барахтаются в воде, потому что не умеют плавать, но вода стала совсем темной, и видеть их я не могла.
Глава 25
Постель была насквозь мокрая. Волосы прилипли к лицу, я проснулась в холодном поту, меня трясло во влажном махровом халате. Что-то произошло у меня с головой. Над левым виском стучало и саднило. Я ощупала пальцами лоб и почувствовала что-то липкое. Кровь. Везде была кровь. Не только голова была в крови, но и руки, подушка, волосы. Я попыталась закричать, но горло было сорвано, как будто я орала несколько часов. Я посмотрела на свои руки и увидела, что ногти сломаны. Кончики пальцев были содраны в кровь.
В спальне Анс был полный разгром. Ее розовые льняные шторы клочьями висели на карнизах, хрустальный графин, разбитый вдребезги, валялся на полу, лампы по обе стороны кровати были сброшены, по полу была разбросана одежда из шкафа. На белой оштукатуренной стене в изголовье кровати виднелись кровавые полосы.
Что же здесь все-таки произошло? Я могла вспомнить только, что крепко уснула, и мне всю ночь снились ужасные сны. Больше ничего. Сердце так сильно стучало в груди, что я даже испугалась. Казалось, что по мне проехал поезд. Поезд паники. Мне хотелось бежать из этой комнаты, из этого дома, подальше отсюда. Я бросилась к запертой двери, стала биться в нее и рваться наружу, почти в истерике, звала Анс, она должна была прийти мне на помощь, если, конечно, она была дома.
Но никто не появился. Я сидела взаперти. В моей голове стучало все сильнее, и я осела по дверному косяку на пол. Потом потрогала рану над виском. Она распухла и стреляла от боли, когда я к ней прикасалась. Я встала к умывальнику рядом с дверью, посмотрела в зеркало над ним и ужаснулась при виде разбитой головы и полных панического ужаса глаз. На лбу с левой стороны зияла большая рана, вокруг нее запеклась кровь. Левый глаз покраснел и распух. По всему лицу была размазана кровь, волосы склеились и прилипли к голове. Я выглядела как буйно помешанная. Да еще около рта я заметила высохшую пену.
Дрожа, я взяла губку с криво висящей бамбуковой полочки рядом с умывальником и открыла кран. Хлынула холодная чистая вода. Я подставила под воду кисти рук и запястья. Прополоскала рот от вкуса крови и смыла кровь с лица. Вздохнула так глубоко, как могла, и с силой выдохнула, чтобы хоть немного прийти в себя.
Дети, вот что самое главное. Я должна держать себя в руках и составить план, как выбраться отсюда. Где они? В доме так пугающе тихо. Может быть, их нет. Он их забрал. А Анс? Где Анс? Она была со мной, когда я засыпала. Это ее комната. Я не могла даже в мыслях допустить, что с ней могло что-то случиться.
Я взглянула на дверь и заметила клок волос, прилипший к большому пятну крови на дверном косяке. Моих волос. Или волос Анс. Скорее всего, моих. Очевидно, я билась головой о деревяшку. Осторожно я попробовала открыть дверь еще раз. Она сразу же распахнулась.
Из комнаты раздавались голоса. Говорили вполголоса. Мужчина и женщина. Анс и кто-то еще. Я проскользнула вниз. Который час? На цыпочках я пробралась в кухню и посмотрела на часы. Десять минут третьего. Неужели я так долго спала? Я напрягла слух, чтобы услышать детей, но ничего не услышала. У вешалки не стояли их сапоги, на кухонном столе не было цветных карандашей. Все было как-то слишком чисто. Деревянный стол сверкал, как в рекламе моющих средств, шкафы сияли чистотой, от пола исходил блеск и запах мастики. Кто же был этот человек, с кем говорила моя сестра? Мартин?
Анс сидела на стуле напротив неопрятного мужчины средних лет в коричневой замшевой куртке. Оба испуганно взглянули на меня, когда я вошла. Моя сестра поспешно встала, подбежала ко мне и заботливо склонилась надо мной, как сиделка. Она по-хозяйски потерла мне спину.
— Как ты себя чувствуешь? Садись-ка. Это Виктор. Виктор, ты уже видел Марию…
Он протянул мне вялую сухую руку. У него были мешки под глазами и по крайней мере трехдневная щетина. Пушистые седые волосы были взлохмачены, что делало его похожим на рассеянного профессора.
— Здравствуйте, Мария. Как ваши дела?
Я перевела взгляд с сестры на Виктора. Что-то не то было в их поведении. Оба были насторожены.
— Где дети?
— Играют у себя в комнате. Мы только что вместе с ними ездили покупать им игрушки. Вольф так соскучился по своему «Лего»…
— Тогда пойду посмотрю, как они. — Я развернулась, но Анс удержала меня.
— Мария, поверь мне, они наверху, им ничто не угрожает. Ну-ка сядь. Если они тебя сейчас увидят…
Я посмотрела вниз, халат был весь в крови, пальцы ободраны.
— Что это было? Что произошло?
Меня ужасно напугало выражение глаз моей сестры. Она смотрела на меня так, как будто у меня было не все в порядке с головой. Она подвела меня к дивану и мягко подтолкнула, чтобы я села.
— Вы больше ничего не можете вспомнить из того, что произошло сегодня ночью? — спросил Виктор и изучающе посмотрел на меня, сощурив глаза. В этом было что-то угрожающее, он с такой отвратительной откровенностью осматривал меня, как будто я была говорящая обезьяна.
— Кто он такой? Что он здесь делает?
— Вы правы. Прошу прощения. Я должен был представиться как следует. Я психиатр из кризисного центра и коллега Анс. Она занимается проблемными семьями, я выношу заключение о психическом состоянии родителей. Ваша сестра позвонила мне сегодня ночью, точнее, уже сегодня утром, и попросила меня прийти.
Анс взяла мою руку и стала нервно гладить мне ладонь.
— Ты была совершенно вне себя. Ты пришла ко мне в комнату где-то в половине третьего, вся в слезах. Ты боялась, что я сержусь на тебя. Мы говорили о Геерте и обо всем, что с тобой произошло за последнее время, и ты даже немного успокоилась, но вдруг захотела пойти разбудить детей. Я попыталась тебя удержать, и тут ты разозлилась. Прямо пришла в ярость. Я имею в виду прямо в физическом смысле. Перевернула все вверх дном. Напала на меня. Я выскочила из комнаты и заперла дверь. Потом позвонила Виктору. Когда он приехал, ты стояла и билась головой о дверной косяк. Ты разодрала себе все руки. Мейрел и Вольф стояли в коридоре и плакали. Виктор дал тебе лекарство, и потом ты успокоилась.
Я попыталась закурить, но дрожала так сильно, что зажигалка выпала у меня из рук. Виктор поднял ее и дал мне прикурить.
Я начинала кое-что понимать. Кажется, я знаю, в чем здесь было дело. Самое главное для меня сейчас — держать себя в руках. Каждое мое слово, каждое движение регистрировалось. Хорошо бы, чтобы туман в моей голове поскорее рассеялся и я начала бы ясно соображать.
— Мне надо поесть, — это было единственное, что я смогла выдавить.
— Пойду приготовлю. Черный хлеб с сыром, без масла. Годится?
Я кивнула.
— Вы действительно ничего больше не помните? — Виктор перекинул ногу на ногу и провел рукой по вытертым вельветовым брюкам. Стали видны желтые носки. На левой подошве ботинка — дырка.
— Ничего. Мне снились сны. О детях. Я слышала, как они кричали. Как будто они тонули. А я не могла их найти. Было слишком темно.
— Хм… — Он наклонился вперед к столу, вынул свою недокуренную сигару из пепельницы и снова поджег ее своей «зиппо». У меня защипало в носу от запаха бензина.
— Ваша сестра очень беспокоится о вас. Она кое-что рассказала мне о вашей ситуации, и я боюсь, ее опасения оправдываются. Вы столько пережили за последние недели… Я, собственно, даже не знаю, что мне делать. Строго говоря, пациентов, у которых проявляются психопатические признаки, мы забираем в стационар. Но Анс и слышать не хочет об этом.
— Я не психопатка.
— Может быть и нет. Точно не могу судить. Но сегодняшней ночью вы представляли опасность для окружающих…
— Не знаю, говорила ли вам Анс, я нахожусь здесь, потому что мне кто-то угрожает.
— Вы предполагаете, кто бы это мог быть?
— Нет. Но он много знает обо мне. Кто-то, кто сильно меня ненавидит и считает шлюхой. Я думаю, он что-то мне подмешал…
— А как бы он смог это сделать?
