— Выйти за вас замуж, мистер Касталлак?
— Выходите за меня замуж, миссис Рослин. Выйдете?
Она сразу подобралась. Я увидел, как она взглянула на чашку чая на столе перед собой, пытаясь, вероятно, вспомнить подходящую фразу из какой-нибудь книги, некогда читанной в Сент-Ивсе.
— Видите ли, мистер Касталлак, — сказала она, тщательно подбирая слова, — я, конечно, целиком осознаю оказанную мне честь…
Я попытался вспомнить, была ли эта фраза позаимствована у Диккенса. Или у Джейн Остин.
— …Но, к моему глубочайшему сожалению, я вынуждена отклонить ваше предложение. Я вам очень благодарна и сожалею, что не могу стать вашей женой. — Она неловко улыбнулась. Глаза ее были настороженными.
Наконец я прервал тишину:
— Может быть, вам нужно время, чтобы обдумать предложение? У вас же его не было.
— Боюсь, что мне не требуется дополнительное время на размышление, мистер Касталлак. Но, тем не менее, благодарю вас.
— Могу ли я узнать, какова причина вашего отказа?
— В данный момент я не хочу вторично выходить замуж. Слишком мало времени прошло после смерти мужа.
— Тогда можно ли мне повторить свою просьбу, когда…
— Нет, мистер Касталлак. Спасибо.
— Потому что я слишком молод?
Она заколебалась.
— Может быть.
— Тогда, когда я стану старше…
— Нет, мистер Касталлак. Мне очень жаль. Замужество исключается.
Я посмотрел на нее. Руки мои сжались и замерли. В голове не было ни единой мысли, кроме той, что я хочу провести с ней ночь и не могу.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Пожалуйста, простите меня. Это неосуществимо. Простите.
— Это осуществимо, — возразил я, — и это осуществится. — Я встал. — Извините, что отнял у вас время, миссис Рослин. Простите. — Я направился к двери.
Она была удивлена.
— Вы уже уходите?
— Да. Я и так злоупотребил вашим гостеприимством.
— Но ведь дождь еще идет! Останьтесь хотя бы, пока не кончится гроза.
— Нет, мне нужно уходить. Немедленно. Простите меня. — Я вслепую побрел в холл и завозился с задвижкой входной двери.
— До свиданья, мистер Касталлак. — Ей по-прежнему было неловко. — Спасибо, что заглянули.
— До свиданья, миссис Рослин, — сказал я, не в состоянии на нее смотреть, и вышел в темноту, дождь и ветер.
Дверь закрылась.
Я стоял, часто дыша, бессмысленные слезы снова защипали мне глаза, а при новой вспышке молнии, осветившей долину, на горизонте я опять увидел моторный цех, каменную башню шахты Динг-Донг. Гром, дрожа, укатился к Пензансу и Маразиону. Дождь хлестал меня по щекам, будто маленьким хлыстом. Наконец, спотыкаясь в темноте, я обогнул дом и начал свой тяжкий путь вверх по холму к обдуваемым ветром стенам замка Чун.
5
Когда я пришел домой, отца не было.
— Он оседлал лошадь, — сказала миссис Мэннак, — и отправился вас искать. Очень волновался. Я сказала ему, что приближается гроза, но он не обратил внимания. «Гроза — это ерунда», — сказал он. Очень волновался.
Меня охватили ужас и раскаяние.
— Куда он поехал?
— Сказал, что на запад от Сент-Джаста. Да не корите себя, мистер Марк. Сейчас он поди уж сидит где-нибудь в трактире.
Отец, вероятно, поехал в Пенмаррик. Он, наверно, подумал, что я вернулся к Жилю. Я надел пальто, шарф, сапоги для верховой езды и выбежал на тропинку, ведущую к дороге на Морву. Дождь сыпал уже не так часто, но ветер был по-прежнему силен и дул мне в лицо, когда я спускался по холму к церкви. Едва свернув к Сент-Джасту, я услышал слабый топот копыт.
— Папа! — Я ринулся вперед, поскальзываясь в грязи, стуча зубами от холода и сырости. — Папа! — закричал я, но ветер срывал слова с моих губ и относил их через пустошь в сторону Чуна. — Папа!
Из-за поворота показалась лошадь. Было так темно, что я не видел лица седока.
— Папа…
— Марк. — Он был уже рядом и слезал с лошади. — Марк, я так за тебя волновался. Так волновался. — Он обнял меня, и я прижался к его груди, как когда-то в Гвике маленьким мальчиком. — Где ты был? — спросил он. — Я искал тебя. Я доехал до Пенмаррика, но дворецкий сказал, что тебя там нет. Где ты был?
— В Чуне.
— В грозу?
— Я укрылся… на ближайшей ферме.
— Очень разумно с твоей стороны. Бедный мальчик, ты дрожишь с головы до ног! Садись на лошадь, поезжай домой как можно быстрее и прими горячую ванну. Я никогда не прощу себе, если ты умрешь от простуды.
— Нет… со мной все будет хорошо. Но нельзя ли нам обоим сесть на лошадь? Не могли бы мы…
— Нет, я слишком высок и тяжел, а лошадь слишком стара и не выдержит нас обоих. Делай, как велено, и немедленно поезжай домой. Обо мне не думай.
Я запротестовал, но он был тверд, поэтому я вскоре сдался и сделал, как он хотел. Добравшись до дома, я велел миссис Мэннак нагреть как можно больше воды и ушел в свою комнату, чтобы содрать с себя мокрую одежду. Как только я, завернутый в одеяло, вошел на кухню, чтобы устроиться у плиты, появился отец.
— Вода греется?
— Да, сэр, — сказала миссис Мэннак.
— Хорошо. Ты все еще дрожишь, Марк?
— Нет, — ответил я. — Нет, я уже согрелся.
— Дай Бог, чтобы ты не подхватил пневмонию.
— Нет, не подхвачу, — сказал я. — Я никогда ничем не болею.
Я был прав. Пневмонию я не подхватил. Но на следующее утро отец сказал, что неважно себя чувствует, а днем я уже ехал в Пензанс за врачом.
6
Он болел десять дней. Большую часть времени у него была такая высокая температура, что он меня не узнавал, а под конец вообще ничего не говорил, лежа на подушках без сознания. Накануне десятого дня я снова отправил миссис Мэннак за врачом и вернулся к его постели. Через некоторое время я взял его за руку, но он не отреагировал. Он по-прежнему был без сознания, глаза его были закрыты, дыхание было слабым, лицо осунулось от болезни, на нем уже лежала тень смерти. Я все сидел подле него, все старался не чувствовать себя подавленным, испуганным и одиноким, но в конце концов отпустил его руку и отошел к окну. Стоял холодный, блеклый день. Море было такое же серое, как и небо, и зловещая жуть сумерек опускалась на пустошь, разбрасывая странные тени по этому забытому Богом пейзажу.
Я попробовал молиться. «Пусть он заговорит, — думал я. — Пусть только скажет…» Слова тоскливо звучали у меня в мозгу: «Я больше ничего не прошу. Пожалуйста… пусть он заговорит».
Словно в ответ на свои мольбы, я услышал слабый шорох простыней и опять повернулся к нему.
Глаза его были открыты. Он посмотрел на меня, узнал.
— Марк.
Хотя всякая надежда, казалось, уже была потеряна, во мне вместе с облегчением вспыхнула надежда: кризис миновал. Он поправляется. Он будет жить.
— Марк.
— Да, — сказал я, запинаясь, — да, я здесь, папа, я здесь. — Спотыкаясь, я подошел к постели, встал на колени, схватил его за руку. — Ты чего-нибудь хочешь? Что тебе принести? Что мне сделать?
Он сказал ровным голосом, но с большим усилием:
— Я не сделал одно дело.
— Да, — сказал я, — но не волнуйся, папа, ты поправишься. Все будет хорошо. Не волнуйся.
Но он словно не слышал меня. Его глаза, такие большие, такие блестящие, такие голубые, смотрели на меня, но не видели. Он повторил:
— Я не сделал одно дело.
— Скажи мне, — попросил я. — Я сделаю. Я сделаю все, что ты хочешь. Скажи мне, что делать.
Его губы зашевелились. Я напряг слух, наклонился так, чтобы его губы были напротив моего уха.
— Да, — повторил я. — Скажи мне. Скажи мне, папа. Что нужно сделать?
Он глубоко вздохнул. Это был его последний вздох, хотя тогда я этого еще не знал. Я весь напрягся, чтобы расслышать его слова, я так хотел их услышать. Он сказал медленно, четким голосом:
— Позаботься о Джанне, Марк. Проследи, чтобы она ни в чем не нуждалась.
II
Джанна
1890–1904
Любовь и ненависть
Ричард считал ее «бесподобной женщиной: красивой и, сверх того, доброжелательной; волевой, но доброй; непритязательной и притом прозорливой (а это сочетание в женщине крайне редко)». Но все же он не мог игнорировать слухи о ее скандальной юности: «Многие познали то, что я бы предпочел, чтобы никто не знал… но пусть впредь об этом молчат, хотя мне об этом хорошо известно. Тсс!»
У.Л. Уоррен. «Иоанн Безземельный»
Много обвинений воздвигалось против Элеанор: как насчет того, кем она была, так и о том, что она делала: ее представляли как обыкновенную потаскушку, женщину, одержимую дьяволом, мегеру, движимую ненавистью…
Режина Перно. «Элеанор Аквитанская»
Глава 1
Элеанор была знаменитой красавицей… Еще она славилась своей взбалмошностью и, говорят, распутством.