Умело распалив моё воображение и тут же проворно спрятав белого кролика тайного знания обратно в свою магическую шляпу, Ягониэль элегантным реверансом поблагодарил публику за внимание и без малейшего зазрения совести перешёл к вопросам воспитания детей, к которому, якобы, и относился этот странный пассаж.
В ту ночь и на следующий день со мной творилось нечто невообразимое: чем лучше я понимал, что моё приключение подошло к концу, тем с большим остервенением я листал Кюммерлинга, перечитывал брошюры, ползал с лупой по карте штатов Кампече и Петен, и думал, думал… Тревожный колокольчик прозвенел вечером следующего дня, когда, поужинав, я сел слушать по радио новостную сводку, чтобы как-то отвлечься от уже превратившегося в навязчивую идею желания разгадать задачи описанной в дневнике экспедиции.
«К небывалым разрушениям и человеческим жертвам привёл ураган «Симона», ударивший три дня назад по атлантическому побережью США», — вещал диктор. Я безотчётно прибавил звука — наверное, потому что только накануне сам ощущал себя попавшим в эпицентр тайфуна.
«Полностью разрушены города Новый Орлеан, Хьюстон и Даллас. Большинство населённых пунктов в штатах Миссисипи, Луизиана и Техас лежат в руинах. Особенно пострадала столица джаза: Новый Орлеан затоплен на девять десятых, американская армия и национальная гвардия не в состоянии справиться с задачами по эвакуации выживших. Число погибших, по предварительным оценкам, может составить десятки тысяч человек, но мэр Нового Орлеана Рэй Нагин считает, что эта цифра — наиболее скромная из возможных. Город лежит в низине, поэтому десятиметровые волны, которую принёс с собой ураган, с лёгкостью преодолели заграждение и привели к крупнейшему наводнению в истории Нового Орлеана. Положение осложняется тем, что вода прорвала дамбы на каналах, ведущих к озеру Понтчартейн, которое расположено на возвышенности. Все попытки военно-инженерных частей хоть как-то укрепить плотины ни к чему не приводят. В городе царит анархия. Все оружейные магазины разграблены, из-за плохой организации спасательных операций гуманитарная помощь прибывает в Новый Орлеан с большим опозданием, и её не хватает на всех. Выжившие мародёрствуют и грабят магазины. Десантные подразделения, переброшенные в город транспортными вертолётами «Чинук», вступают в столкновения с бандами мародёров и несут тяжёлые потери.
В Хьюстон и Даллас «Симона» добралась, достигнув максимальной силы — сейчас это ураган наивысшей, пятой категории опасности. Миллионы жителей обоих городов, пытавшиеся эвакуироваться вглубь континента, оказались в западне. Дороги блокированы из-за многочисленных аварий, транспортные артерии Техаса забиты многокилометровыми пробками. Только что поступило сообщение, что путь следования «Симоны» из Хьюстона в Даллас на несколько миль совпал с автотрассой. Точное число жертв пока неизвестно, но оно может исчисляться тысячами.
Кроме того, ураган серьёзно повредил или полностью разрушил многочисленные нефтяные платформы, расположенные в Мексиканском заливе, а также нанёс многомиллиардный ущерб нефтеперерабатывающим предприятиям в Хьюстоне и Далласе. В результате цена барреля нефти на мировых рынках резко подскочила и превысила отметку в девяносто три доллара США.
«Симона» обошла стороной прибрежные мексиканские города Веракрус, Сьюдад Эрмоса и Сьюдад Мадеро, которые неделю назад почти стёр с лица Земли другой ураган, «Изабель». Однако правительство Мексики не разрешает покинувшим их жителям возвращаться в свои дома, опасаясь новых ударов стихии».
Я сидел, раскрыв рот, и уставившись в динамик радиоприёмника. Репортаж напоминал выдержки из какого-то апокалиптического романа. Что и говорить: изредка мне всё же приходилось раскаиваться в том, что у меня нет телевизора. Вот и теперь: жуткие и, должно быть, незабываемые виды разрушенного Нового Орлеана приходилось отдавать на откуп моей фантазии.
Ведущий переключился на новости из горячих точек в Африке, а я принялся рассеянно крутить колёсико настройки в поисках чего-нибудь более увлекательного. И оно не заставило себя ждать.
Мой приёмник, как я уже отмечал, родом из семидесятых и ловит волны только КВ-диапазона. Вдоль всего корпуса по его лицевой стороне идёт застеклённая шкала частот. Шкала эта размечена цифрами и названиями городов, из которых ведётся вещание на соответствующих волнах. Во всяком случае, в семидесятых годах дело обстояло именно так. У одной отметки значится «Берлин», у другой — «Париж», у третьей — «Буэнос-Айрес». (Отчего-то мне кажется, что, осторожно вращая ручку и вслушиваясь в пробивающийся сквозь помехи голос аргентинского диктора, наши отцы намного острее чувствовали, насколько мал и тесен мир, чем можем ощутить это мы, глядя по телевизору в прямом эфире новости из Латинской Америки.)
Миллиметрах в четырёх от Буэнос-Айреса и неподалёку от Мехико полуразборчивое бормотание испанских журналистов и завывание радиоволн сменилось вдруг полной тишиной, которую разрежало только лёгкое электрическое потрескивание.
Но стоило мне взяться за рифлёную поверхность регулятора, чтобы снова пуститься в свои бесцельные поиски, как приёмник рокочущим баритоном произнёс:
«Буэнос диас, дорогие друзья, и добро пожаловать на радиопередачу «Мир майя». Из нашей сегодняшней программы вы сможете узнать о последних известиях в области политики, общественной, религиозной и культурной жизни индейцев великой цивилизации майя. Итак, главная новость первого дня Чуен четвёртого числа месяца Кумху: государство Мани-Тутук-Шиу объявило войну своему ближайшему соседу, княжеству Кочвах. Дипломаты считают неизбежным вступление в этот конфликт государства Сотута, которое связано с Кочвахом договором о взаимной защите. Кроме того, в нашей передаче: в городе Канпеч нарастает межэтническая напряжённость после того, как мексиканские наёмники к’анулы принесли в жертву богу маиса — Шипе Тотеку — двух местных детей. А теперь — подробности…»
Тут в динамике что-то яростно зашипело, будто на сковороду с раскалённым маслом плеснули воды. Я механически попытался подстроить радиолу, но от волнения крутанул колёсико слишком сильно, и весь эфир опять забили шепелявые латиноамериканцы. Тщетно пытался я вернуть стрелку на шкале в исходное положение: в двух миллиметрах от Мехико и четырёх — от Буэнос-Айреса приёмник улавливал лишь монотонный шум прибоя коротких радиоволн, накатывающих на разорённые ураганом берега Мексиканского залива.
Я щёлкнул тумблером и полез в буфет за аптечкой. План был прост: выпить двойную дозу успокоительного и лечь спать. Перед моими глазами сужались и расширялись радужные круги, а сердце весило как булыжник и тянуло меня вниз. Я впервые подумал, что происходящая со мной история может обойтись мне недопустимо дорого, и за приятно щекочущие сознание выбросы адреналина от моих маленьких приключений мне придётся расплатиться рассудком. Уже пришлось.
Последние панические мысли метались у меня в голове, как обезумевшие рыбки во взболтанном аквариуме. Снотворное заморозило колыхавшуюся в нём взвесь, она загустела, и рыбки моих мыслей завязли в желе медикаментозного отупения. Потом свет выключили.
Однако забвение не принесло мне того отдыха от проклятых индейцев, на который я уповал всей душой. Майя преследовали меня — и если психоаналитики правы, и в сновидении нам символами сообщаются наши тревоги, то в моём случае знак этот даже не надо было расшифровывать. Я продирался сквозь джунгли, пытаясь скрыться от гнавшихся за мной меднокожих воинов в полной боевой раскраске. Они отставали от меня всего на десяток шагов, и меня не оставляло чувство, что настигнуть меня им ничего не стоит, сделать это они могут в любое мгновение, но забавляются со мной, как кошка развлекается с пойманной мышью.
Потом я поскользнулся… Меня тут же схватили, скрутили, обездвижили, торжествующе подняли бессильный кокон, в который я превратился, над головами, и грубо поволокли обратно, к тому, от чего я пытался убежать. Вскоре я увидел его: широкий плоский камень с выдолбленными желобками, уходящими от центра — к углам, потемневшими от вечно струящихся по ним ручейков крови.
Против воли мне в рот влили из глиняной чашки какой-то зловонной настойки; от неё глаза мои застил багровый туман, а уши забились толстым слоем ваты, сквозь которую звуки проникали с запозданием и искажениями. И мне уже, в общем-то, было всё равно, когда несколько пар сильных рук растянули моё бесчувственное тело на алтаре, и Наком занёс над моим сердцем остро отточенный кремень.
Но тут в моём мозгу промелькнуло молниеносное осознание того, что всё это происходит со мной не понарошку, что кремень через доли секунды обрушится на мою грудь, хрустнут рёбра, хлынет кровь, и убийца в маске древнего божества вырвет моё горячее сердце, вырвет из меня жизнь. Отчаянным усилием, с каким заходятся в судорогах поражённые столбняком, я изогнулся, вывернулся из рук жрецов и упал с камня — на холодный паркет. Размеренно тикали часы, с каждым поворотом шестерёнок возвращая меня в мой мир, и тени Чаков, столпившиеся у моей кровати, нехотя отступали назад, в темноту.
