Когда Кен понял, что идти, в сущности, некуда, ему стал ясен и двойной смысл фразы, которую произнесла старая жрица: «Она отведет тебя в Обитель». Обитель там, где обретаешь одно из трех: надежду уцелеть, веру в сверхсущество, управляющее твоей жизнью, или самого себя. Но Кен умел жить без веры и надежды, а себя вообще не терял. Кроме того, он знал, что рано или поздно ему придется снова убивать. Вряд ли женщина, использованная в качестве посредника, была достаточно изощренным инструментом, чтобы определить, готов ли он изменить свой путь, и подтолкнуть его к этому изменению. Тем не менее он достиг некой точки на тайной карте сознания. В этой точке, как в фокусе, пересекались многие влияния. Тут сиял невидимый свет.
Он дал команду Рою и Барби остановиться. Солнце находилось по другую сторону планеты, и значит, по меркам любой эпохи была глубокая ночь. Кена окружали пепел, снег и лед. И еще ветер – как бесконечно длившийся выдох из волчьей пасти величиной с пустыню…
Оставалось несколько часов до начала снежной бури. Кен ждал знамения на развилке своей судьбы.
Ему не пришлось ждать долго.
* * *
Незнакомец появился в тридцати шагах от него. Это было таинственно и жутко – будто обледеневший мертвый холм был чревом трупа, внезапно исторгнувшим из себя нечто живое. Причем не младенца, а старика. Но Кен мгновенно уловил разницу между старостью, покорно ожидающей смерти, и старостью, ежесекундно сражающейся со смертью. Излучение в момент появления супраментала было подобно вспышке.
Волки бросились на чужака. Вероятно, их тоже ошеломила способность скрытно и легко преодолевать рубеж безопасности: так, будто до определенного мгновения его вовсе не существовало. А когда она почуяли запах, стало уже поздно – расстояние до незнакомца оказалось в несколько раз меньше дальности прицельного выстрела. Это означало, что, будь он охотником, все они, включая хозяина, уже были бы мертвы.
Но выстрелов не последовало. Вместо короткой казни – справедливого наказания за проявленную слабость – произошло то, что прежде Кен считал почти невероятным. Однако слишком многое изменилось.
Волки остановились перед супраменталом. Рычание, клокотавшее в их глотках, захлебнулось. Они превратились в изваяния.
Кен выжидал. Теперь, когда чужак не воспользовался форой, супер был уверен, что имеет превосходство в быстроте, – а иначе ему незачем искать своих детенышей…
Волков и незнакомца будто разделила стеклянная стена. Впрочем, преграда была непреодолимой только с одной стороны. Супраментал протянул руки и возложил ладони на головы волков. Те по-прежнему стояли неподвижно – покорившиеся и завороженные светом, который пробивался из-под его пальцев и окутывал их подобно желтому дыму…
В этот момент неподвижности и хрупкого перемирия Кену стало ясно: он нашел Обитель. Хотя вряд ли обрел ее. Во всяком случае, дуэли не будет. Сегодня никто не ляжет в лед.
– Хорошие звери, – произнес старик бесцветным голосом, а потом ОТПУСТИЛ Роя и Барби. Он позволил им остаться хищниками, хотя мог бы превратить в мясо, даже не прикоснувшись. Но с этой минуты они не представляли для него никакой опасности.
Женщина, лежавшая в нартах и укрытая шкурами, зашевелилась и подняла голову. Очевидно, тоже почувствовала присутствие ХОЗЯИНА. Кен не обращал на нее внимания. Незнакомец притягивал к себе взгляд. И не только взгляд. В сознании возникал навязчивый образ огромной, пустой, разоренной, черной церкви, тщетно устремлявшей свои стрельчатые обводы в каменные и столь же безжизненные небеса…
Когда старик приблизился, супер увидел под капюшоном череп.
Маска.
Метафора смерти.
Игра.
Впадины глазниц – бездонные колодцы, полные страха. Казалось, они вобрали в себя все страдание и мерзость мира с того дня, как первый живорожденный закричал от боли.
Спрессованный ужас немыслимым образом превращался в силу.
Не было альтернативы кошмару, продолжавшемуся снаружи и внутри. Не было ничего, что оправдало бы миллиарды смертей в прошлом и все смерти будущего. Не было ложной веры, не осталось благодушных иллюзий. Но безнадежность и страдание, достигнув предельной концентрации в одном-единственном существе, оборачивались чем-то невыразимым.
Кен убедился в том, что Безликие – не легенда. Они действительно существовали. Отныне ему придется иметь дело с масками и научиться играть в прятки с собственным разумом. Реальность уже никогда не будет прежней. Он должен изменить восприятие – или погибнуть.
Он принял это как должное. Из глазниц черепа ударили лучи света. Безликий на мгновение снял защиту, и Кена едва не опрокинула излученная сила. Но на самку эта же сила подействовала благотворно. Она быстро и разительно изменилась. Если прежде ее глаза напоминали дыры, просверленные в обглоданных костях, то теперь они засияли, словно раздутое пламя костра. Наверное, так могли выглядеть отблески потерянного рая в бельмах слепца…
Да, это было возвращение к жизни. Кен знал, как сделать из мита ходячий муляж, но ни разу не видел обратного превращения. Перемены завораживали. Наконец самка освободилась, будто супраментал отдал ей похищенную прежде душу. У нее-то было всего ОДНО лицо – но и оно оказалось маской.
* * *
…Призрачный свет Обители навевал сновидения, которые, возможно, были фрагментами иного, нездешнего существования. Вероятно, Кен спал – или же был перенесен в такое место, о котором не имел представления. Защита, возведенная Святым, была прочна, как скала, и непреодолима, как вечность. Святой мог подарить краткую передышку, заставив ждать даже Смерть, Которая Приходит Сама По Себе…
Кен видел величественные, страшные, безумные сны: о потерянной земле, о черных городах, о войне, о Тенях, обреченных на изгнание… И если он спал, то свет постепенно проникал в его сны, а потом сами сны стали светом.
Этот свет пронизывал все уровни реальности, и Кен вдруг «увидел» лабиринт своей жизни с нестерпимой, беспощадной ясностью – словно прежде его раздробленная личность двигалась к неведомой цели несколькими путями одновременно, и многие Тени безнадежно заблудились, застряли в тупиках или удалялись от того почти недостижимого центра, где они могли бы слиться воедино и обрести истинную цельность, а также власть над собственным бытием. Сердце лабиринта одновременно было сердцем бога, в которого превращался каждый, познавший свою природу до конца.
Но у последней двери ждал привратник. Уже не святой. Некто без облика и без имени. Тот, кто мог быть кем угодно. Тот, кто излучал свет, но сам оставался темным, как поверхность солнца. Наверное, тот, одно из имен которого было – Светоносный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
