Забрав вещи Вейи, челядинки повели ее к хороминам. На крыльце она всё же ещё раз обернулась, выхватывая взглядом Годуяра, ждать теперь, когда вновь к себе зазовёт. И ожидание мукой пронеслась по сердцу. Оставалось надеяться и богов молить, чтобы скорее всё наладилось да сход побыстрее прошёл. Ведь кому-то сейчас помощь нужна, да только время не подгонишь, на то воля свыше.
Толстые стены дома разом отгородили от звуков уличных и суеты, поглотив Вейю в холодном сумраке. Сразу тревожнее сделалось — что здесь одна станет делать? Ведь не знает ведь никого, а князю не до неё вовсе. И лучше бы поближе к нему, да никто её не пустит к мужнему стану. Ждать застолья общего, да оно нескоро будет, пока гостей не расселят, бани не истопят...
Глава 35
Дошли до женского стана. Челядинки носились в заботах домашних по хороминам, взволнованные, раскрасневшиеся, да всё же задерживали взгляды на Вейе — верно, каждой любопытно, кто такая, чья дочь и зачем в Каручай приехала.
Вейя вошла в светёлку тёплую, что на втором ярусе ей отрядили. Челядинки вещи её внесли следом, разожгли светцев побольше — за окном уже совсем потемнело. Запахло густо смолой и мёдом, напомнив отчий дом: это не в отряде, где пропитываешься насквозь шерстью и горьковатой кожей. Хотя Вейя и не чурилась отправляться в путь дальний, и было даже в том своё очарование: жар костров, что так ощутим в вечерней прохладе, сладкий вкус ягодных взваров, глубина небоската, полоса сизого окоёма, уходящая в даль, запахи сухих трав, от которых кругом голова — всё это затягивало и будоражило. Поэтому и отец никогда не сидел подолгу в остроге, всё норовил из стен уехать, а куда — то уж неважно. Вейю, конечно, редко брал даже на объезд, и потому порой казалось, что где-то в глубине хотелось ему сына, чтобы с собой повсюду брать, а с девки какой спрос — детей плодить, очаг беречь.
Подождав немного, Вейя поняла, что за ней никто не пошлёт, стало быть, можно готовиться и на ночёвку, Годуяр верно занят нарасхват. И уж оставалось гадать, что там происходит. Как встретили хазарича, ведь, верно, в хоромине где-то отрядили место. Вейя плечом повела, даже не по себе стало, что под одной крышей, и лёгкое волнение прокатилось тёплой волной по уставшему с пути телу. Вейя, выдохнув шумно, прошла к оконцу, приоткрыла волок, пустив внутрь вечернего воздуха. Отсюда и не видно ничего, только рваный клочок облака на угасающем небоскате, зато слышны вдалеке будто глухие голоса мужей, видны яркие отсветы костров. Сон наваливался тяжёлым пухом, и веки уже смежались, но всё же сгорала от любопытства. Хоть бы краем уха услышать, о чём там речи ведут, вдруг пропустит что-то важное? Пришлось одну из челядинок зазвать в горницу да вызнать хоть что-то, и спокойно лечь спать.
— В гриднице князья сейчас, — ответила пышнотелая челядинка с пшеничной длинной косищей, хлопая на Вейю серыми глазами-лукошками.
— А хазарины? — спросила Вейя, злясь, что каждое слово пришлось клещами из неё вытягивать.
Челядинка смущённо взгляд потупила.
— Тот, кто главный их, я поняла сразу, высокий такой, с глазами чернючими — тоже там, вечернюю трапезу справляет со всеми.
И так внутри встрепенулось всё, что впору хоть одевайся, сызнова косу сплетай да туда иди. Да только как на неё посмотрят все после?
Вейя, расстроившись, отпустила челядинку. Конечно, можно было её попросить, чтоб последила за всем, да она чужая тут, кто её послушает? Да и, не дай Боги, узнает княгиня о том, на Вейю косо смотреть все станут, она и так вороной белой приехала с мужами. С неутешным чувством досады легла в постель да уснуть скорее постаралась…
***
...Проснулась Вейя от того, как затопали за дверью шаги быстрые, и удивилась — око уж поднялось давно над лесом, заглядывая в так и оставшееся раскрытое настежь оконце, не успела с постели встать, что постелили гостье мягко, как вбежала в горницу запыхавшаяся чуть та челядинка мягкощёкая.
— Вставать тебе нужно, княгиня к себе кличет, утренничать.
Вейя так и оторопела, а она-то думала никто её и не возьмётся, да рано расслабилась. Пришлось поторопиться. Умылась как следует, и Зимка — так кликали челядинку — помогла собраться, косу заплести да ленту повязать с тонкими латунными кольцами, рукава платья верхнего, то что до колен, на этот раз бледно-золотистого, тесьмой подвязать, поясок вокруг талии обернуть два раза, да завязать узелком опрятным, расправив концы, что почти к полу свисали кисточками. Значит, жена князя Звенимира, что держал в своих руках крепость, прослышала о племяннице Годуяра. Волнение заплескалось где-то аж в горле, Вейя и не знала, чего ждать от встречи этой, со многими ей знакомиться придётся. И пока дошли до горницы княгининой, казалось, и с душой рассталась — такое волнение охватило, уходя дрожью в пальцы и колени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Горница, в которую провела по переходам ещё сумрачным Зимка, вровень с той, где Вейя ночевала, не шла: широкая, светлая, оконца тут побольше, хоть так же волоком прикрывались — всё же крепость, на стенах шкурки разные, но всё равно без излишеств и красот, строго и надёжно. И напрасно Вейя думала, что княгиня одна гостью встречать станет. Не одна.
Посередине горнице стоял длинный стол, за которым уж сидели женщины и девушки, некоторые из них совсем ещё девочки, видимо, дочери младшие. Те, кто старше — няньки, стало быть, и средние из них — подруги верные. Рознега— княгиня — устремила на Вейю чуть строгий суровый взгляд, в то время как остальные повернули головы в тот миг, как вошла дочка воеводы. Такая тишина разлилась по хоромине, что слышно было, как стучит глухо сердце. Рознега хоть и ждала гостью, опомнилась перевей всех, поднялась приветствовать девушку, прибывшую к пройме аж из самого Годуча.
— Здравствуй, Вейя, дочка Гремислава.
— И тебе здраву желаю, княгиня, — ответила Вейя, стараясь не волноваться так сильно, да под таким вниманием пристальным не шибко выходило.
Края губ Рознеги чуть дрогнули в улыбке, рассеивая излишнюю строгость, что за года накопилась в чертах её, костяком прочным засев. Оно и понятно — пятерых детей успела родить князю, почтение вызывая невольно. Хотя выглядела она молодо, наряды богатые лишь подчеркивали чин и стать женщины, а украшения прибавляли благородства: поблёскивали на длинной красивой, как у лебедя, шее гривны да бусы сердоликовые, белая намитка только ярче делала в глазах зелень.
— Проходи, не стой на пороге, — пригласила жестом руки к столу, указывая на лавку подле себя.
Глава 36
Вейя прошла к столу, села на указанное ей место, и так неуютно сделалось от внимания пристального женщин, что разглядывали её всю с головы до ног. И зачем позвала её княгиня к себе — то неведомо, да, видно, всем любопытно стало увидеть поближе пришлую девицу из самого пограничья. Да и ещё, выходит, невесту на выданье. Князь именно с тем и привёз её — посватать за какого-нибудь мужа рода крепкого. И эти мысли только стынь нагоняли на сердце, о том не хотелось думать, да никуда не деться.
Забегали челядинки, преподнося кушанья разные на стол. Вейя даже посетовала, что не за княжеским столом утренничать будет, так хоть слушала бы, о чём они толковать станут, какие заботы у них, да не для девичьих ушей то. И всё же странно, что княгиня отдельно от князя села за стол, а не принимает сейчас гостей.
Рознега подняла чарочку, на Вейю внимательно посмотрев.
— Наслышана о тебе, — начала она разговор неспешный, да и куда спешить? Жизнь в детинце, как запруда — тихая, спокойная, один день на другой похож, и привык к тому люд. — Похожа ты на Всеславу, знавала я когда-то её, видались, бывало, частенько заезжал воевода в Каручай, пока не уехал в Годуч, а после и не виделись больше. По весточкам только узнала, что дочку родила..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Матушка и в самом деле одного возраста была бы с княгиней, если бы жива осталась и, наверное, родила ещё деток, братьев и сестёр Вейи, но, видно, своя судьба уготовлена была изначально для всех.
— …Пусть душа её радуется, дочка вышла у неё, на славу.
