— А вот и твой Илиуцэ. Правда, мы его называем Петрикэ.
— Сказать по правде, — выдавил Тик, — я немножко приврал…
— Посмотрите-ка на него! Неужто ты думал, что кто-нибудь поверил твоим россказням? Ну и умник! Знал бы, что в этой долине поболе тысячи таких ребят, как ты, которых я на свет принимала, ты бы врать не посмел… Мама, у нас гости! Вот так! Поиграй с Петрикэ, подружитесь, потом закусите — и спать. Утром узнаешь все, что тебе нужно. Не бойся, я не охоча до чужих тайн. Ну, договорились?
Тик не знал, что ответить. Тут до слуха повитухи донесся скрип калитки. Она кинулась к двери:
— Что такое, Аника?
— За горой, в Туртуреле… Прикатил оттуда на бричке парень. Плачет, как ребенок, говорит — жена умирает…
— Ха-ха-ха! — рассмеялась повитуха. — Новичок он в этом деле. Пусть учится. Стало быть, все равно сегодня рекордный день!.. Мама, приготовь что-нибудь парнишке, голодный он. А вы, ребята, чего уставились друг на друга? А ну-ка подайте друг другу руки… потом небось сами надумаете, что делать.
И, сказав это, дородная женщина сбежала легкими шагами по ступенькам крыльца.
— Ну и замечательная мама у тебя, Петрикэ! — искренне сказал Тик.
— Еще бы! — ответил тот и принялся рассказывать нежданному гостю, самые что ни на есть удивительные вещи о своей матери.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
А в мраморном замке все, казалось, было по-прежнему. Та же тягостная тишина, та же таинственная дымка, в которой тонули лучи дневного света, а движения казались призрачными и нечеткими. И все же в беломраморных покоях что-то изменилось. Искатели клада были чем-то встревожены. Особенно человек со шрамом. Дело явно не ладилось. С упорством кротов они обшарили все помещения замка, тщательно осмотрели каждый закоулок, но ничего не нашли. И все же ни один из этих молчаливых, бесшумно двигающихся людей не хотел мириться с мыслью, что в замке нет больше ничего достойного внимания.
Было еще одно обстоятельство, тревожившее покой таинственного дворца: недалеко от него обосновался военный патруль. По этому поводу тощий сказал остальным:
— Я слышал своими ушами, что они будут наведываться сюда каждый день.
Двое выжидательно уставились на него. Толстяк растерянно замигал.
— Видать, дело принимает серьезный оборот. Надо бы и нам принять меры.
— Меры приняты! — сухо сообщил человек со шрамом. — Начиная с завтрашнего дня, вход будет закрыт. Без моего ведома никто не выходит в лес.
Его подручные молча кивнули. Они знали его давно, знали, что решения свои он обдумывает основательно. Человек с глазами хорька спросил:
— Неужели нет другого входа? Для экстренных случаев…
— Не может не быть! — сердито ответил человек со шрамом. — Просто мы не находим его, как не можем найти и многие другие вещи. Время не ждет, надо торопиться. Нельзя терять ни минуты.
— Где же еще искать? — спросил тощий. — В каком помещении?
— Во всех! Еще и еще раз! И опять сначала!
Голос вожака был суров и решителен.
— Пусть каждый из вас тщательно осматривает одну из комнат. Пустите в ход ножи, прутья!
— А девушка? — спросил толстяк.
Человек со шрамом пронзил его взглядом. Казалось, он ждал этого вопроса. И вопрос этот раздосадовал его и напомнил о случайно сделанном совсем недавно открытии. Настал момент для ответного удара. Он достал из кармана предмет и зажал его в огромной ладони.
— Мы, кажется, кое о чем договорились относительно девушки. Мы все решили запереть ее и держать под строгим присмотром. И обещали, что никто не нарушит решения. Так что же это значит?
Он внезапно раскрыл кулак и придвинул руку к лицам подручных. На ладони лежал маленький бумажный сверток. Видно было, что в нем какой-то твердый предмет. Человек с глазами хорька вздрогнул. Он знал, что потерял сверток, но не мог догадаться, в чьих руках он находится.
— Нет… но… — пробормотал он.
Голос вожака стал еще резче и безжалостнее.
— Договорились мы или нет?
— Договорились, — признал виновный.
Голос и вид его выражали такую покорность, что человек со шрамом смягчился.
— Всему свое время. Зачем торопиться? Хотите все испортить? Любой необдуманный поступок может привести к опасным последствиям. Словом, никаких выдумок! В этом отношении я не допущу ни единого нарушения!
Он бросил сверток на койку рядом с виновником. Тот опустил голову, не выдержав тяжелого взгляда. Но слова вожака немного успокоили его.
— Меня не интересует ни чей это сверток, ни его содержимое. У меня нет привычки подозревать кого бы то ни было. Но когда я чувствую, что дело принимает дурной оборот… Кажется, вы меня знаете!
Подручные поежились. У толстяка взмокла спина, когда он снова услышал слова вожака:
— Надеюсь, все золотые монеты на месте. Давайте проверим.
Длинным прыжком Хорек оказался у ниши. Одной рукой он лихорадочно доставал монеты из тайника, другой рвал в кармане бумагу, в которую была обернута золотая монета и записка, предназначенная для чирешаров. Пальцы его превратились в когти, и толстяк успокоился лишь тогда, когда нащупал металл. Затем он подошел к вожаку, держа руки ковшиком перед собой. Человек со шрамом аккуратно пересчитал их, и прямо глядя в глаза подручному, сказал:
— Шестьдесят! Отлично! Положи их на место. Надо найти и все остальные: тут есть богатства, по сравнению с которыми эти монеты покажутся безделицей. Всё! За работу!
Несколько мгновений спустя они вышли из своего убежища, вооруженные молотками, железными прутьями, ножами и топориками.
…Тревожно было на душе Лауры. Новые страхи преследовали ее и во сне и наяву: что, если чирешары не придут совсем или придут, но слишком поздно?
Последняя встреча с человеком со шрамом отняла у нее последние надежды.
Лаура придумывала для себя разные занятия, чтобы отогнать навязчивые мысли. Она начала вести дневник. Первая запись появилась в тот день, когда Филипп спас ей жизнь, в день, когда она жаловалась ему на жестокость человека со шрамом. Она посвящала дневнику долгие часы, доверяя ему, точно близкому другу, все свои мысли и тревоги. Но теперь она уже не надеялась ни на что. А когда нет надежды, трудно вести дневник!
Теперь она хорошо представляла себе, чем занимались ее похитители. Она знала, что обнаружены золотые монеты, знала, где они были найдены. Она подозревала, что в помещениях замка есть немало тайников и что именно их с таким упорством разыскивают ее тюремщики. А что, если и ей принять участие в этих поисках? Да и что может быть увлекательнее, чем неожиданно обнаружить искусно запрятанный тайник?
Следы пальцев на запыленном мраморе обратили ее внимание на нишу. Отчаявшиеся искатели не позаботились стереть эти следы. Лаура принялась выстукивать карандашом маленькие мраморные плитки внутри ниши. Одна из плиток звучала резче других… Так Лаура открыла маленький тайник, но, к сожалению, в нем уже ничего не было. Продолжая искать, она простучала все стены в комнате, но ничего не обнаружила. Тогда она опять вернулась к нише и снова внимательно обследовала ее, пока вдруг не наткнулась на второй тайник… Но и он был пуст.
У девушки разыгралось воображение. Теперь она искала не только монеты или тайные ходы. Она мечтала найти старинные пожелтевшие грамоты, которые рассказали бы ей об истории древнего таинственного «Замка двух крестов». Поэтому она так внимательно приглядывалась к едва заметным трещинам, к неприметным выщерблинам на мраморных плитах в нише. Часами сидела она перед нишей и ломала голову. Тайники пустые. А плитки, которые их покрывают? Одна из них с самого начала показалась ей немного необычной. Лаура долго осматривала ее и вдруг обнаружила, что в нее что-то вложено. Сперва она достала искусно спрятанный в толще плитки футляр, похожий на желтый переплет, а в нем увидела подпорченный слегка пергаментный лист, покрытый вязью кириллицы. Но пленница свободно читала кириллицу…
Зажав в руке лист, она соскочила на пол и, прыгая от радости, обратилась к коту:
— Филипп, дружочек мой! А вдруг мы сделали великое открытие! Ну, за дело! Поработаем как следует, может, и справимся…
И пленница, забыв обо всем на свете, занялась древним документом. Но чем внимательнее она вчитывалась в текст, тем более странным он ей казался: автор был не в ладах с языком. А что, если… Да, так оно и было. Документ зашифрован. Она перевела его слово в слово, но смысл текста не прояснился.
— Ах, Филипп, Филипп!.. Какую же тайну скрывает этот пергамент? И ты, Филипп, ничем мне не можешь помочь…
Позднее она поняла, что основной текст документа растворен в бессмысленном наполнении. Но как отделить одно от другого? Как разобраться в этой нелепой путанице бессмысленных фраз?
Вот что получилось у Лауры после того, как она переписала все начисто:
