смотреть, чтобы с корабля ничего не вынесли. Я видела, что принесенные свечи были поставлены в сосуды с водой. Любопытство побудило меня осведомиться о причине этой странности, и мне сказали, что если бы капитан этого не сделал, ему пришлось бы заплатить штраф в 10 рублей, то есть почти 30 английских шиллингов. Поскольку этот город подвержен пожарам, то русские не могут позволить разводить огонь на кораблях. Но в возмещение неудобств ее величество построило дом, предназначенный для приготовления пищи.
В этом городе имеет резиденцию адмирал Гордон, шотландский джентльмен, ценимый всеми, кто имеет честь его знать; он столь же добр, сколь и велик. Его сочувствие всегда на стороне несчастного и правого. Обязанности высокого поста, занимаемого им, исполняются настолько справедливо, честно и мужественно, что само его имя вдохновляет его офицеров и воодушевляет матросов. Я имела честь обедать у него перед отправлением в Петербург; благодаря его благосклонности я не только разделила с ним прекрасную трапезу, но и почувствовала на себе общительность с чужестранцами и удовольствие, получаемое им от общения и от любезностей англичан. Они наделены всеми возможными добродетелями, и в особенности приветливостью, коя прекрасна в особах их положения. И хотя я была посторонней, они не только с радостью проявили по отношению ко мне любезность, но оказали еще большую честь, преподнеся щедрый подарок»[129].
Еще одно описание Кронштадта оставил швед Карл Рейнхольд Берк, совершивший путешествие в Петербург в 1735–1736 гг.
«КРОНШТАДТ
Наконец теперь мы покидаем Петербург и отправляемся вниз к Кронштадту, до которого 30 верст морского пути[130]. Этот город, который, согласно планам, должен стать регулярным, отчасти укреплен, особенно со стороны фарватера. На берегу уже возведено много совершенно одинаковых каменных домов, они большие и, по моему мнению, красивее простых домов в Петербурге, все построены за государственный счет и используются также в нуждах короны: в них адмиралтейская и таможенная конторы, квартиры адмирала и офицеров, школа матросских детей, провиантские склады и т. д.
Однако хорошо застроена лишь эта сторона берега, прочие дома – сплошь деревянные и незначительных достоинств.
Все улицы имеют названия, которые по-русски и по-голландски написаны на углах, как в Париже.
Императорский дворец стоит на берегу, это красивое здание, хотя небольшое и лишенное украшений.
Я видел две русские церкви – обе деревянные[131], но одна из них построена хорошо. Есть там и немецкая церковь[132].
Гавань
Гавань очень мелкая, в самых глубоких местах едва глубже тридцати футов. Вся она обнесена большой и нашпигованной пушками плотиной. Гавань состоит из трех частей: военной, коронной и торговой. В двух первых стоят большие и меньшие коронные суда, а в третьей – купеческие, которые из-за мелководья не могут с полным грузом пройти в Петербург и из него, а должны либо воспользоваться плашкоутами, либо брать груз из купеческих складов.
Эти склады расположены как раз перед торговой гаванью, среди тех домов, которые почти все построил Меньшиков[133]. И хотя они такие же, как прочие, идут не вдоль берега, а в три стороны (с четвертой – вода), образуя обширную площадь[134].
Канал и доки
Уже двенадцать лет[135] ведут большой канал, он продолжен далеко в город и в другом месте вновь выйдет в гавань. При ней строят также шесть доков; то и другое целиком одето тесаным камнем. Плотины, или вход в канал, выдаются на две трети ширины гавани, и глубина воды между ними и в самом канале 21 фут, хотя естественная глубина там, где начинаются плотины, не превышает 18 футов. Если еще учесть, что Кронштадт расположен порядочно высоко над уровнем воды, то надо, приняв во внимание протяженность и сложность работы, признать данное предприятие великолепным и превосходящим многие дела, которыми похваляется один француз, утверждающий, будто его соотечественникам нет равных во вселенной.
Когда канал будет совершенно закончен, что, возможно, произойдет через три-четыре года, в него поставят все военные корабли, поскольку мелководье и сама вода в гавани очень вредны для кораблей. Равным образом и склады, стоящие теперь на окружающей гавань плотине и пока только фахверковые, будут тогда вокруг этого канала выстроены в камне.
Для тех, кто покидает Петербург, справа от фарватера будет укрепленная гавань Кронштадта, слева Кроншлотская цитадель и вновь справа батарея Св. Иоанна; обе последние поставлены прямо в воде.
В семи верстах оттуда стоит на якоре брандвахта, там все проходящие суда должны предъявлять свои паспорта»[136].
И еще одно небольшое описание, сделанное Педером фон Хавеном, прибывшим в Кронштадт 26 июня 1736 г. на русском судне, совершавшем каждое лето два рейса между Кронштадтом и Любеком.
«Население Кронштадта состоит из людей самых разных наций, как и в Петербурге, поэтому ведет различный образ жизни. Здесь, как и во всех других городах по всей России, существует свобода отправления религиозных обрядов. Однако до сих пор, насколько я помню, люди ни одной веры, кроме русской, не имели в Кронштадте достаточно сильной общины, чтобы возвести настоящую церковь. Поэтому богослужение каждой секты происходит пока в особом доме, или собрании. Интересно, что в 1741 г. объявился в Кронштадте пленный шведский офицер, уроженец Кенигсберга. Он, поскольку там тогда не было духовных лиц, не только проповедовал трем религиозным общинам, но и совершал все таинства и крестил детей по вере каждого, как того желали, пока спустя несколько лет этому его занятию не положили конец»[137].
В связи с начавшейся в 1735 г. войной с Турцией все работы по кронштадтской крепости были практически прекращены.
Кронштадт при Елизавете Петровне
Анна Иоанновна, недолго помучавшись, умерла 17 октября 1740 г. Императором объявлен двухмесячный сын Анны Леопольдовны и Антона Ульриха Брауншвейгского Иван IV Антонович, а регентом при нем – Э.И. Бирон. Но перспектив у этой связки не было. В ночь на 7 ноября 1740 г. в очередной раз за дело взялась гвардия. 80 гвардейцев под командованием генерал-фельдмаршала Миниха и подполковника Манштейна ворвались в Летний дворец и захватили спящего императора. Миних попытался возложить на себя титул «столпа отечества», но его падение тоже было быстрым и неожиданным, как и падение Бирона. Власть перешла к Андрею Ивановичу Остерману, ставшему первым министром при правительнице Анне Леопольдовне. Но и ему вскоре пришлось с этой властью расстаться. Ночью 25 ноября 1741 г. в доме Остермана появились… разумеется, гвардейцы, возглавляемые цесаревной Елизаветой. Став императрицей Елизаветой Петровной, она на протяжении всех 20 лет своего
