– Окей. Жек, давай, – зовёт второго.
– Там баба спит, её тоже? – подходит к нам Женя.
– Не, с бабой я сам разберусь.
– Э, Галю не трогай, – визжит Шнырь.
– Галя твоя сейчас отъедет от передоза, если уже не отъехала. Так что поздно ты беспокоиться начал.
– Так может скоряк вызвать? – предлагает Стас.
– Не, я сам отвезу. Так быстрее будет. Она ценный свидетель, и я хочу, чтобы начала говорить и быстро.
Пока мужики возятся со Шнырем, я иду в спальню, включаю свет.
Рассматриваю девку. Жалкое зрелище… Волосы немытыми цветными прядями разметались по несвежей подушке, лицо бледное, под глазами синяки, губы потрескались. А ведь совсем молодая ещё девчонка. И было бы мне её жалко, но…
Нариков жалеть бесполезно, это я давно усёк. Нет у них души больше. Это как в фильмах про зомби, как только они пускают в себя заразу, очень быстро превращаются в тварей, которые существуют только ради одного – достать дозу. Нет в них больше ничего человеческого, всё перекрывает лютая жажда, выжигающая мозг.
Но сейчас мне нужно, чтобы Галина заговорила. Трясу её за плечи, даю пару пощёчин. Бесполезно.
И хочется на самом деле врезать ей в полную силу, и вытрясти из неё нужную информацию, потому что внутри всё ещё горит той самой мыслью, которую страшно даже про себя проговорить…
Сгребаю Галю с кровати, закидываю на плечо, как мешок, несу в машину. Надо торопиться. Она не подаёт никаких признаков жизни. Надеюсь, что ещё не поздно.
Звоню человеку, который мне точно не откажет. И как же здорово, что он как раз на смене.
– Дмитрий Иванович, у меня твой клиент. Возьмёшься? Очень надо и очень срочно!
– Вези, жду!
Галина под капельницей, мы с Дмитрием Ивановичем сидим в его кабинете.
– Кто она? – спрашивает, прищурившись, врач.
– Важный свидетель.
– Если так, почему не оформил по правилам? – сразу сечёт, что не всё чисто.
– Меня отстранили пока от работы, – признаюсь я.
Знаю, это не повлияет на решение Дмитрия Ивановича помочь. Я ему тоже помогал не раз. Сын у него, вот как эта Галя, непутёвый был. Бился отец с ним до последнего, а я прикрывал его косяки, как мог.
Но… век у наркоманов короткий. Самое печальное, что отец профессиональный психиатр и нарколог, а сына вытащить так и не смог. Печально это, но факт.
– Я слышал про твою беду, – грустно смотрит на меня. – Сочувствую.
Я только киваю, в груди снова гореть начинает. Но… я пока стараюсь гасить все эмоции… Не время ещё…
– Кто-то объявил мне войну, – делюсь со старым знакомым. – То, что случилось с Юлей… Есть вероятность, что это подстроено.
– Как? – с недоверием смотрит на меня старый врач.
– Это я пытаюсь выяснить.
– Эта девочка что-то знает?
– Очень на это надеюсь. Поэтому мне нужно, чтобы она заговорила, а ещё… Чтобы побыла здесь какое-то время. Ну, ты понимаешь, да?
– Понимаю, – кивает врач. – Не переживай. У меня есть свободная випка.
Есть в этом невесёлом заведении такие “палаты”, в которых отлёживаются очень небедные товарищи после загулов. Здесь бывают самые высокопоставленные чины, бизнесмены и их дети. Естественно, важным условием является конфиденциальность.
– Я оплачу.
– Нет, не нужно. Не обижай меня, – усмехается Дмитрий Иванович.
– Когда она очнётся?
– Часов через пять, не раньше. Ты вовремя успел. Если бы не привёз её ко мне, к утру был бы уже труп.
– Это хорошо, когда вовремя, – вздыхаю тяжело, потому что на самом деле есть у меня ощущение, что я везде опаздываю, двигаюсь очень медленно и упускаю что-то очень важное. – Заеду утром.
– Давай. И ещё, Дан… – Дмитрий Иванович кладёт руку на моё плечо. – Если тебе нужно с кем-то поговорить о случившемся, приходи. Чем смогу… Я ведь тоже сына потерял и знаю, что это такое, – в глазах его мелькает тоска. Её я сразу узнаю.
– Спасибо. Я пока сам. А вот Юле… может и нужна помощь.
– Привози её ко мне. Или меня в гости пригласи.
– Я подумаю об этом.
Прощаемся. Время уже два часа ночи.
Конечно, нужно ещё попасть на тот адрес, который Шнырь назвал, но это уже утром. Сейчас – домой.
Хочется позвонить Юле, но боюсь её разбудить. Надеюсь всё же, что она спит…
Но отчего-то чем ближе подъезжаю к дому, тем быстрее колотится сердце. И тревога в душе нарастает девятым валом. Нельзя было оставлять её одну. Надо было что-то придумать.
Хватаюсь всё же за телефон, даже если спит, пусть лучше проснётся и ответит мне. Звоню. Гудки, гудки… А в ответ — тишина.
Давлю на газ изо всех сил, несусь по ночному городу, и снова топит ощущение, что удавка на горле затягивается сильнее, а я не успеваю…
Глава 20.
На полной скорости влетаю в наш двор. Бегу наверх, игнорируя лифт. Наша квартира… Дверь...
Судорожно достаю ключ, отмыкаю, врываюсь внутрь.
Тишина… Но чувствую, что-то не так!
– Юля! – зову громко.
Какой-то всхлип доносится из ванной. Лечу туда, распахиваю дверь.
Юлька бледная как простыня сидит на полу с огромными перепуганными глазами. Что-то прячет за спиной.
– Юля, что там у тебя, – присаживаюсь перед ней на колени.
– Ничего, – шепчет бескровными губами. – Я не хотела… Я просто…
– Юля! – рявкаю на неё. – Дай сюда! – протягиваю руку.
Она зажмуривается и медленно-медленно вытаскивает из-за спины окровавленную ладонь, раскрывает её.
У меня темнеет в глазах от ярости, растерянности, страха, потому что на её ладони – лезвие.
– Я не хотела… Не собиралась, – как заведённая шепчет она.
– Да твою ж мать, – выбиваю из её руки эту гадость, вытаскиваю из-за спины другую руку, которую она продолжает прятать. – Юля, зачем?! Ну, зачем?!
Ору на неё и самого трясёт от ужаса.
Пережимаю крепко запястье, по которому струится кровь. А дальше всё на инстинктах. Хватаю полотенце, перетягиваю порез. Он неглубокий, не опасный. Скорее царапина. Но…
В ушах шумит, а грудь ломит от одной только мысли, что я мог не успеть…
– Я не хотела, – начинает рыдать Юлька. – Я нечаянно. Ты закричал, и я… От неожиданности… я…
– Что ты? Ты случайно оказалась в ванной на полу с лезвием в руках? Юля! Какого хрена, родная! – встряхиваю её за плечи.
– Я… Я…, – всхлипывает она. – Я так больше не могу! – прорывает её. – Я сама мучаюсь и всех мучаю. Тебе без меня легче будет. Отпусти! Иди к Елене. Она красивая, молодая, родит тебе ребёнка.
– Юля, замолчи! – рявкаю так, что у самого уши закладывает. – Мне не нужна Елена, понятно? Мне никто вообще не нужен! Кроме тебя! Как ещё мне это донести? Как?
– Но… Елена говорила…
– Что она говорила?
– Что вы с ней любовники, и я вам мешаю, – шепчет еле слышно. – А я вдруг подумала, что уже давно всем мешаю. И себе.
– Дурочка ты. Какая же ты дурочка, – прижимаю её к себе крепко. – Но ты моя любимая дурочка, – начинаю собирать губами с её щёк слезы. – Ты просто забыла, какая ты любимая дурочка. Но я тебе сейчас напомню.
Нахожу её губы, они солёные, но такие родные. Я так скучал по ним, по этиму ощущению её в моих руках, по её запаху на коже, её волосам, её прикосновениям.
– Я тебя не отпускаю, – рявкаю тихо, но яростно. – И никогда не отпущу. Даже не думай об этом, поняла?
Нахожу её губы, доказывая свою мысль самым правдивым способом.
Чувствуй меня, Юлька, ты же умеешь! Я же весь перед тобой как на ладони, ты просто забыла, но я тебе сейчас напомню!
Юлька что-то пытается шептать, не отталкивает, но не отвечает, всхлипывает, дрожит. И я усиливаю напор, запускаю руку под её халат, напоминая, что она всё ещё женщина. Моя женщина, любимая. Целую долго, нежно, глажу, не позволяю увернуться от ласк.
И это срабатывает. В какой-то момент я чувствую, как просыпается моя любимая страстная девочка. Не погибла она, как думает Юлька, да, затаилась, да, забили её в дальний угол беды и проблемы, но я вытащу её на волю, чего бы мне это ни стоило.
Я ведь знаю её, каждый сантиметр тела, каждую чувствительную точку, каждый нерв, каждую родинку. И вот Юлька уже не сидит замершей статуей в моих руках, а сама страстно отвечает на поцелуй, кусает губы, всхлипывает, запускает руку в мои волосы, притягивая ближе.
