Еще с прошлой зимы удары топора по комлю дерева, хруст обламываемых кустов — все звуки истребляемого леса странным образом связались для меня с приступом энергии, с надеждой. Это оттого, что тогда в зимнем лесу пехота рубила просеки, чтоб прошли пушки, запряженные лошадьми. Соседняя армия билась, чтоб выручить нас. И мы изо всех сил рвались ей навстречу. Топоров и пил было мало, мы дружно, азартно и не зная усталости кромсали промерзшие кусты ножевыми штыками, обламывали руками.
* * *
Немецкая памятка "Защита от обморожения". Перевожу: <90>
"Ноги и руки: особенно чувствительны к морозу. Менять чаще носки (грязь не держит тепла), вкладывать солому, картон или газетную бумагу. Для защиты ног от обморожения рекомендуется завертывать сапоги в солому или тряпки. Лучшей защитой для ног являются валенки (русские) или сапоги, изготовленные из соломы (выделку последних производить силами пленных или местных жителей).
Защита рук: лучше иметь 2 пары тонких перчаток, чем одну пару толстых. Очень хороши варежки (из русского брезента), сделать указательный палец".
* * *
Пришел из полка, доставил пакет. Не уходил, машинально колупал сургуч на пакете. Чем-то был задет.
— Объясните мне, что это такое? Есть ожесточенность боя. Есть ненависть к ним. Есть хладнокровие при виде их трупов… И даже иногда удовлетворение. Но живые, в плену… знаете, они вызывают сострадание. — И проступило сплюснутое красноармейской ушанкой, связанной концами под подбородком, лицо студента.
* * *
Из отселенных деревень, из здешних землянок, что на месте пожарищ, поближе к передовой пробираются дети поесть и домой чего-нибудь принести. Один такой мальчик, Миша, вот уже несколько дней все с нами.
— Одет ты больно легко, — сказал ему капитан. — Еще такие морозы припекут.
— Меня никогда мороз не заморозит. Потому что я всегда потный.
— Ты как мужик, таким грубым голосом говоришь.
— Ага. Теперь, если немец воротится, я ему дам. Это когда он зашел в нашу местность, я совсем был малолетка и сил у меня не было.
* * *
"Оперсводка 10. 00. Штадив 274. 1 км сев. Харино.
В 20. 30 после сильной артподготовки разведка противника до 10 человек, перейдя р. Волга в р-не Горки, попыталась проникнуть в нашу оборону, но была <91> обнаружена и отбита ружейно-пулеметным огнем. При отходе немцы наткнулись на проводивших в это время линию связи (к месту действия разведки) старшего лейтенанта Перескопа и кр-ца Адуискова. В результате неравного боя ст. лейтенант Перескоп был убит, а телефонист красноармеец Адуисков взят немцами…
Погода: пасмурно, видимость 1–2 км, температура минус 12 гр. Дороги проходимые только для гужтранспорта".
* * *
Его называли Интендантом или Иваном Сусаниным. И наконец, просто и ясно — Исус Христос. Спасителем являлся он на станцию Мончалово в товарные вагоны, где остались тяжелораненые.
Этот старик из деревни Ерзово приносил голодающим раненым еду, все, что мог выскрести у себя. И он знал, где оставался спрятанный от немцев картофель совхоза в Чертолине. Старик вселял в несчастных надежду на спасение и сам служил проводником тем из них, кто мог двигаться, — переправлял их на "большую землю" возле Ножкина-Кокошкина, где у немцев не было сплошной обороны. И снова возвращался, чтобы принести в товарные вагоны еду и надежду и просто облегчить страдания.
Так до последнего своего дня, когда, схваченный немцами, он был расстрелян.
Станция Мончалово отбита. Ни железнодорожной будки, ни следов жилья. Ни тех товарных вагонов… Ничего. Все вымерло. Только засыпанные снегом воронки и под снег ушедшая разбитая техника. И никто теперь не узнает, как же звали святого старика из спаленной деревни Ерзово. Захоронен ли он, где? Все отдавший людям, даже доски, припасенные на гроб себе, отдал умершему от ран комиссару полка.
* * *
Был ли стоек, верен нам? Или подпал, подчинился насилию? Чуть продвинемся, освободим населенный пункт, переступим первую отраду освобождения — и подступаемся к каждому. <92>
* * *
"Приказ по войскам. 30 декабря 1942 г.
Плохо заботятся о сохранении боевого коня. Отмечается резкое нарастание худоконности лошадей. Имели место случаи падежа лошадей от истощения…
Ликвидировать имеющуюся худоконность к 1 февраля 1943 г. Всех истощенных лошадей отправить на армейский пункт поправки слабосильных лошадей для подкормки и восстановления работоспособности.
Улучшить чистку лошадей, проводить ее при любой обстановке".
* * *
Хромой мужик проводил взглядом пленных немцев.
— Ничего себе. Заработали. Огребли.
* * *
Если слышен звук полета снаряда, значит, он в тебя не попадет, пролетит мимо.
* * *
30 декабря 1942 года. Исполком райсовета решил:
"1. Учитывая грозящие положения заносами снегами дорог, чем сильно задерживаем продвижение транспорта для фронта, закрепить за колхозами участки по устройству дорог….
2. Немедленно организовать обучение всех имеющихся с колхозах бычков-воликов с таким расчетом, чтобы к 15 февраля все бычки были приучены к езде в упряжи".
* * *
Еще рано утром, когда я чистила в сенях гимнастерку, наша Нюрка с соседской девчонкой вели тут свой разговор. Обе прослышали, что будут выселять из деревни и что должны быть сильные бои и могут докатиться сюда. Послушать — обсуждают дела, как бабы. На чем выедут, какой будет транспорт? Соседская выдвигает трезвый план: запрягут в сани корову. Наша Нюрка берет выше — надеется на военные машины. Пригонят — и покатят они. Ах ты, малявочка косоротая. <93>
* * *
На старухе клетчатая тяжелая старая шаль с бахромой наброшена на укрытую платком голову и спадает по насборенной шубе.
— Я когда шла замуж, мне муж — золотое кольцо. А тут как похудела рука, оно мне — шмурыг с руки и пропало.
* * *
Издалека, с тех военных курсов переводчиков в Ставрополе, не признаваясь друг другу, мы ждали чего-то духоподъемного на фронте: "Вперед, товарищи!" И за руки и братски вместе — на смерть!
* * *
— Мы вынужденно стали людьми войны, — сказала мне девушка-снайпер.
Она в ватном комбинезоне. Когда идет в засаду, надевает еще белый овчинный полушубок и белый маскхалат с капюшоном поверх. Лежит на снегу, держа на мушке засеченный или предполагаемый немецкий блиндаж, в ожидании, что высунется же оттуда вражеская голова.
Лежит день-деньской сколько хватает свету, с немыслимым женским терпением. Воздавая ей, не могу отделаться от чувства, что это скорее все же охота, а не война.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
