В современном мире буддизм Никая широко распространен в Таиланде, Мьянме и на Шри-Ланке; на последней буддизм нашел прибежище после того, как его влияние в материковой Индии ослабело. По преданию, в III веке до н. э. на Шри-Ланку торжественно доставили ветвь дерева Бодхи, под которым обрел просветление Будда; эту ветвь посадили в тогдашней ланкийской столице, городе Анурадхапура. На протяжении столетий Шри-Ланка оставалась оплотом буддизма Никая, и там эта форма сохранилась, пожалуй, в наиболее древнем варианте.[31] Например, если на Шри-Ланке человек вступает в сангху, то остается в общине пожизненно — в отличие, скажем, от Таиланда, где, как упоминалось, распространено временное пребывание в сангхе. В Мьянме буддийское учение претерпиело серьезное влияние местной религиозной традиции: в здешних храмах почитают натов, своего рода буддийских гениев, иногда — обожествленных смертных, которым публично воздают почести. Этот культ имеет ярко выраженный шаманический характер, поэтому буддизм Никая в Мьянме фактически остается таковым лишь по названию.
В большинстве других стран, которые принято называть буддийскими, установилась иная форма буддизма — буддизм Махаяны. К нему мы сейчас и обратимся.
Глава 5
МАХАЯНА
Нет неведения и нет прекращения неведения и так вплоть до отсутствия старости и смерти и отсутствия прекращения старости и смерти. Нет страдания, причины страдания, уничтожения страдания и пути, ведущего к прекращению страданий. Нет мудрости, и нет обретения, и нет ничего обретаемого.
Праджня-парамита хридая сутра[32]
Причины доктринальных споров. — Три колесницы буддизма. — «Всеобщность» Махаяны. — Архаты и бодхисаттвы. — Обеты бодхисаттв. — Десять бхуми. — Путь парамит. — Главные бодхисаттвы Махаяны. — Дхармовое тело Будды. — Тождество нирваны и сансары. — Иконография Махаяны. — Скульптуры. — Буддизм Махаяны как мироваярелигия.
На Третьем буддийском соборе, созванном знаменитым царем Ашокой, была составлена книга «Катхаватту» — «О причинах споров». В этом сочинении истинным признавалось учение тхеравадинов, остальные же идеи и доктрины буддизма признавались ложными. В частности, к ложным и «еретическим» были отнесены учение школы махасангхиков — сторонников «обмирщения» Дхаммы — и локоттаравадинов (от «лока» — «мир» и «уттара» — «высший»), то есть «надмирников». Последние учили, что Сиддхартха Гаутама был до своего совершенного и всецелого пробуждения простым человеком, пробудился он к истине и стал Буддой, то есть стал много больше, чем просто человеком, благодаря приобщению к некоей особой вечной и надмирной дхарме — пробуждению, бодхи. Кроме того, осуждению подверглась и «ересь» монаха Махадевы, который утверждал, что святые-архаты, подобно остальным людям, несовершенны и не обладают высшим знанием.
Все эти осужденные идеи и учения расходились с концепцией тхеравадинов — одни сильнее, другие слабее, причем некоторые из них сложились едва ли не раньше самой Тхеравады (отсюда свойственная и приверженцам Махаяны склонность объявлять подлинным буддизмом именно свое учение). И все они так или иначе оказались причастны к появлению Махаяны — буддизма «Великой колесницы».
Сам термин «Махаяна» появился на рубеже нашей эры; считается, что впервые это слово употреблено в «Сутре Лотоса сокровенного закона», где от лица Будды говорится о трех колесницах — шраваков (сосредоточенных на достижении нирваны, Хинаяна), пратьека-будд[33] и Махаяне. Впрочем, по замечанию Е. А. Торчинова, главное в «Сутре Лотоса» — утверждение идеи о единой колеснице (Экаяна): «Устами Будды Лотосовая сутра открывает буддийскому миру нечто приведшее его в замешательство: его прежние поучения о Трех колесницах — шраваков, его слушателей и учеников (Хинаяна), пратьека-будд, „самопрозревших“, но лишивших своего попечения живые существа, бодхисаттв, спасителей живых существ (Махаяна) — преднамеренный вымысел, вызванный необходимостью вещать истину, сообразуясь с обстоятельствами, то есть используя приемлемые средства. Высшее же откровение, последняя и непреложная истина состоит в том, что есть Единая колесница или Колесница Будды — Буддаяна, один-единственный Путь, ведущий всех живых существ к обретению состояния будды. Проповедь Лотоса заставляет по меньшей мере усомниться в категорическом разграничении буддизма на основные противоборствующие направления — Хинаяну и Махаяну, позволяя утверждать, что в религиозной системе буддизма уже в первые века н. э. происходили реинтеграционные процессы».
Первое важнейшее отличие Махаяны от Тхеравады явствует из самого наименования этой формы буддизма: Махаяна ориентирована на всех, а не только на монахов. Любой человек, монах или мирянин, может достичь просветления и стать буддой. Достаточно лишь на протяжении цикла перерождений накапливать заслуги — совершать благие деяния, помогать другим и приносить им пользу, приумножая тем самым свою положительную карму. О пути к обретению просветления в «Трактате о пробуждении веры в Махаяну» (сочинении, приписывавшемся Ашвагхоше) говорится так:
«Что касается существ так называемого неустановившегося типа, то среди них есть такие, которые, благодаря воздействию силы благих корней следов-впечатлений реальности, верят в карму и в плод совершенных деяний и могут совершать десять видов благих дел. Такие люди отвращаются от страданий мира рождений и смертей и желают устремиться к наивысшему бодхи. Если им удается встретить Будд, то они по-родственному служат им и пекутся о них, совершенствуясь в деяниях верного сознания. По прошествии десяти тысяч кальп вера в их сознании становится совершенной. Что касается устремления к пробуждению, то оно будет укрепляться благодаря наставлениям будд и бодхисаттв, благодаря возрастанию великого сострадания или по причине их стремления сохранить истинное Учение от исчезновения — все это будет способствовать укреплению их стремления к пробуждению. Если они таким образом, через обретение совершенства веры, обретут устремление к пробуждению, то они приобщатся к типу определившихся существ и уже ни при каких условиях не повернут вспять. О них говорят как о принадлежащих к семени Так Приходящего.
Однако среди соответствующих существ есть и такие, благие корни которых чрезвычайно малы, а накопившиеся в течение исключительно длительного времени аффекты исключительно сильны. Хотя они также могут встретить будд и почитать их, в них может произрасти лишь семя обретения в будущем рождения в виде человека или божества или семя приобщения к пути двух низших Колесниц. И хотя среди них также будут люди, взыскующие Пути Великой Колесницы, из-за неустановленности их корней они будут то продвигаться вперед, то отступать назад.
Но будут и такие, которые смогут, благодаря наличию особенно благоприятных условий, достичь формирования устремления к пробуждению еще до прошествия десяти тысяч кальп. Это может произойти благодаря телесному присутствию Будды, благодаря заботе и попечению о сангхе, благодаря получению наставлений от последователей двух низших Колесниц или благодаря обучению у других праведных личностей — благодаря всем этим условиям может развиться устремление к пробуждению. Но все эти виды устремления к пробуждению являются неустановившимися, и потому в случае появления неблагоприятных условий люди, наделенные ими, могут вновь отступить на уровень последователей двух низших Колесниц».[34]
Второе важнейшее отличие и «нововведение» Махаяны — отказ от «просветления для себя» и, следовательно, низвержение архатов. Согласно учению Махаяны, идеальной личностью является не архат, а бодхисаттва — любое живое существо, достигшее наивысшего просветления, но не ушедшее в нирвану, а остающееся в мире (сансаре) из милосердия, чтобы помогать всем страждущим. Стать бодхисаттвой довольно просто, во всяком случае на словах — нужно осознать в себе бодхичитту (стремление к просветлению) и произнести фразу: «Да стану я Буддой на благо всех живых существ». Как писал Е. А. Торчинов, «бодхичитта — это умение видеть все живые существа в качестве своих „матерей“ (ведь если все мы находимся в круговороте сансары с безначальных времен, то мы уже побывали со всеми существами во всех возможных отношениях, в том числе каждое из них уже успело побывать и в роли нашей матери). А поскольку хороший сын или дочь не могут равнодушно видеть, как их мать мучается в сансаре, и не могут стремиться к нирване, оставив мать страдать в коловращении циклического существования, их святой долг — отказаться от собственного спасения до тех пор, пока им не удастся спасти свою мать».
