Он добрался до грузовика, с которого последний раз видел Малыша с его пресловутым двухместным автомобилем, быстрее, чем оттуда до туннеля. На этот раз он не стал взбираться в кузов, где был бы виден четким силуэтом на фоне вечернего неба, а начал переползать от машины к машине на четвереньках, стараясь по возможности не шуметь. Малыш мог быть настороже. С парнем вроде Малыша никогда не знаешь, как все обернется, и… Лучше не рисковать. Он поймал себя на том, что жалеет, что не взял одну из винтовок, валявшихся среди мертвых солдат, хотя он ни разу в жизни не стрелял из ружья. Он полз и полз по дороге, и камни больно впивались в его изуродованную руку-клешню. Было уже восемь часов, и солнце зашло за горы.
Мусорщик остановился за кузовом «порше», в который Малыш швырнул бутылку виски, и осторожно выглянул из-за него. Да, двухместная тачка Малыша стояла на месте со своими красно-золотыми узорами, вздувшимся пузырем ветрового стекла и акульим хвостом кузова, задранным в вечернее, цвета синяка небо. Малыш скорчился за рулевым колесом, глаза у него были закрыты, рот открыт. Сердце Мусорщика отбило победную барабанную дробь в груди. «Вдрызг пьян! — отбивало сердце парными ударами. — Вдрызг пьян! Мой Бог! Вдрызг пьян!» Мусорщик подумал, что сумеет одолеть миль двадцать на восток, прежде чем Малыш проснется и ощутит первый приступ похмелья.
И все же он соблюдал осторожность. Он кидался от машины к машине, как водяной клоп, скользящий по гладкой поверхности пруда, огибая двухместную тачку слева и торопливо пересекая увеличивающиеся промежутки между мертвыми автомобилями. Вот он выбрался на один уровень с «фордом» Малыша, вот он уже остался позади. Теперь — увеличить расстояние между ним и этим психопа…
— Ну-ка ты, х…сос сраный, стой смирно.
Мусорщик застыл на четвереньках. Он намочил в штаны, и рассудок его превратился в безумно трепыхающую крыльями черную птицу ужаса.
Он стал понемногу оборачиваться; шейные позвонки поскрипывали, как петли дверей заброшенного дома. И там, прямо за его спиной, стоял Малыш в своей радужной, переливавшейся золотом и зеленью рубахе и выцветших на солнце джинсах. В каждой руке он держал по револьверу 45-го калибра, а на его физиономии застыла гримаса злобы и ярости.
— Я просто п-п-проверял здесь дорогу, — услыхал Мусорщик свои собственный голос. — Хотел п-п-проверить, к-к-как…
— Конечно, проверял, на карачках, гнида поганая. Сейчас я проверю твою ё…ю шкуру. Встань.
Мусорщик как-то ухитрился подняться на ноги и устоять, держась за ручку дверцы машины справа от него. Два черных дула револьверов Малыша казались ничуть не меньше, чем две дыры туннеля Эйзенхауэра. Мусорщик смотрел на свою смерть и знал это. На этот раз у него не нашлось нужных слов.
Он молча воззвал к темному человеку: «Пожалуйста… если такова твоя воля… жизнь отдам за тебя!»
— Что там впереди? — спросил Малыш. — Завал?
— Туннель. Весь забит. Я потому и вернулся, чтобы сказать. Пожалуйста…
— Туннель! — заревел Малыш. — Инсусе-слепой-лысый-волосатый-Христе! — Он снова оскалился. — Ты не врешь мне, говнюк хренов?
— Нет! Клянусь, я не вру! На знаке написано «Туннель Эзенхувера». Я так думаю… что там так написано, только я плохо читаю длинные слова. Я…
— Закрой свою пасть. Далеко?
— Восемь миль. Может, даже побольше.
Малыш помолчал секунду, глядя на запад. Потом он уставился своими блестящими глазами на Мусорщика и заверещал:
— Ты тут мне хочешь вкрутить, что это железо тянется на восемь миль? Ты врешь, пидер! — Он надавил на спусковые крючки обоих револьверов до половины. Мусорщик, который не смог бы отличить спусковой крючок от крюка вешалки, завизжал как баба и закрыл ладонями глаза.
— Не вру! — вопил он. — Не вру! Я клянусь! Клянусь!..
Малыш долго смотрел на него и в конце концов отпустил курки.
— Я пришью тебя, Мусорок, — сказал он, улыбаясь. — Я продырявлю тебе твою ё…ю шкуру. Но сначала мы вернемся к тому завалу, сквозь который прох…чили с утра. Там ты скинешь автобус с обрыва. А потом я вернусь назад и отыщу дорогу в объезд. Я не оставлю мою ё…ю тачку, — раздраженно добавил он. — Ни в жисть ее не брошу.
— Пожалуйста, не убивай меня, — прошептал Мусорщик. — Пожалуйста, не надо.
— Если управишься с тем «фольксвагеном» за пятнадцать минут, может, и не убью, — сказал Малыш. — Веришь в эти хенки-пенки?
— Да, — кивнул Мусорщик. Но, пристально взглянув в неестественно блестящие глаза Малыша, он не поверил ни на секунду.
Они пошли обратно к завалу; Мусорщик на ватных ногах ковылял впереди. Малыш шел жеманной походкой, его кожаная куртка тихо поскрипывала в потайных складочках. На его кукольных губах играла слабая и почти сладкая улыбка.
Когда они добрались до завала, было уже почти темно. Микроавтобус «фольксваген» лежал на боку, и трупы трех или четырех его пассажиров, просто груда рук и ног, к счастью, были плохо видны в быстро меркнувшем свете. Малыш обошел автобус и встал на обочине, глядя на то место, где они проехали около десяти часов назад. След от одной пары колес его тачки по-прежнему виднелся там, но от второй прерывался на краю обрыва.
— Нет, — твердо произнес Малыш. — Никогда нам здесь снова не проехать, если только кое-что не подвинем. И ты мне не рассказывай, я сам тебе расскажу.
На одно короткое мгновение Мусорщика охватило желание подскочить к Малышу и попытаться спихнуть его с обрыва. Но Малыш обернулся. Его стволы нацелились прямо в грудь Мусорщика.
— Эй, Мусорок, тебе в голову пришли дурные мысли. И не пытайся заливать мне про другое. Я могу читать тебя как ё…ю книжку.
Мусорщик яростно замотал головой.
— Не ошибись со мной, Мусорок. Это единственное, чего на всем белом свете тебе делать не стоит. А теперь давай толкай этот автобус. У тебя в запасе пятнадцать минут.
Неподалеку на осевой полосе стоял «остин». Малыш распахнул дверцу со стороны пассажира, небрежно вытащил разложившийся труп девочки-подростка (ее левая рука оторвалась от тела, и он рассеянно отшвырнул ее в сторону, как человек, закончивший обгладывать индюшачью ножку) и уселся на заднее сиденье, оставив ноги на мостовой. Он весело махнул в сторону сгорбившегося и дрожавшего Мусорщика своими стволами.
— А времечко-то катится, дружочек. — Он откинул голову на сиденье и запел. — О-оо… Вот Джонни ковыляет, клюв зажав рукой… У него одно яйцо, потому его заносит, и-ии… УХ, прямиком в канаву-у — УХ… Вот так-то, Мусорок, с мокреньким концом… Ты берись за дело, ведь осталось-то двенадцать мину-у-уточек… Ножкой влево, ножкой вправо, ну давай, не жмись, шалава, влево-вправо, влево-вправо…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
