Он обернулся и несколько секунд в упор смотрел на девушку.
— Да, — ответил он. — Я был в Норвегии с начала 1945 года до середины следующего года. В Бергене, — добавил он.
Они молча смотрели друг на друга. Потом Джилл отвела глаза. Подняв бинокль, она начала изучать побережье. Кертис обернулся ко мне.
— Когда вернется из плавания этот капитан Ловаас?
— Я не знаю, — ответил я. — Вчера вечером Йоргенсен сказал, что сможет снова связаться с ним сегодня в девять утра.
— К этому времени мы уже, наверное, будем на китобойной базе? — поинтересовался Кертис.
— Как раз подойдем к берегу, — кивнул я.
— Почему все говорят об этом капитане Ловаасе? — раздался чей-то голос.
Я обернулся. Это был Дахлер. Он покинул свою жердочку на крыше рубки и стоял надо мной, нервно теребя рукава куртки.
— Это капитан одного из китобойных судов Боваагена, — пояснил я. — У него есть информация, которая может иметь отношение к смерти Фарнелла. А что, вы его знаете? — спросил я.
— Да, я его знаю. — Его здоровая рука медленно сжалась в кулак. — Капитан Ловаас! — Он не произнес, а прошипел это имя сквозь стиснутые зубы. Вдруг он резко схватил меня за плечо. — Остерегайтесь его, мистер Гансерт. Вы должны знать, что он опасен. Он агрессивен и бесчестен. — Он обернулся к Джилл. — Когда-то он работал на вашего отца, мисс Сомерс. Но недолго. Я помню, как ваш отец однажды сказал: «Если бы во всей Норвегии не осталось ни одного китобоя, я и тогда не нанял бы Паала Ловааса».
— Почему? — спросила Джилл.
— По многим причинам. Но в основном потому, что он убил человека. Доказать ничего не удалось. Экипаж был так запуган, что все подтвердили то, что этого парня просто смыло за борт. Но ваш отец не сомневался в том, что его убил Ловаас. У него были свои источники информации. Ловаас подвержен припадкам ярости. Говорят, что однажды он гонялся за членом команды с разделочным ножом за то, что тот допустил ошибку при подъеме кита на борт. — Он стиснул мое плечо. — Что известно Ловаасу о смерти Фарнелла?
Не было никакого смысла скрывать от него эту информацию.
— Он говорит, что у него на борту есть человек, который был с Фарнеллом в момент его смерти. Этот парень, Ганс Шрейдер, пытался добраться….
— Ганс Шрейдер?
Я с удивлением посмотрел на него.
— Да, — подтвердил я. — Это имя вам о чем-то говорит?
— Он был металловедом?
— Вполне возможно, — ответил я. — Раз уж он был с Фарнеллом.
На самом деле я вспомнил об образцах руды, которые, по утверждению Ловааса, он обнаружил среди его вещей.
— А что, — спросил я, — кто этот человек?
Дахлер заметно напрягся. Его пальцы ослабили хватку на моем плече. Я поднял глаза. Из главного люка показался Йоргенсен. В лучах утреннего солнца его лицо казалось посеревшим и усталым, а под глазами набрякли мешки. Я подумал, что сегодня ночью он, наверное, провел много часов, лежа без сна.
— Так кто он? — повторил я, снова переводя взгляд на Дахлера.
— Спросите у Йоргенсена, — ответил он с неожиданной злобой в голосе. — Спросите у него, кто такой Ганс Шрейдер.
Йоргенсен замер, услышав это имя. Затем он медленно и настороженно подошел к нам, сверля взглядом Дахлера. Внезапно он напустил на себя беспечный вид и произнес:
— Доброе утро, джентльмены. Доброе утро, мисс Сомерс. Я вижу, что мы уже недалеко от Солсвика. К завтраку будем в Боваагене.
Он скользнул внимательным взглядом по нашим лицам и начал разглядывать острова.
— Скажите, мистер Йоргенсен, кто такой этот Ганс Шрейдер? — спросил я.
Он резко развернулся ко мне и разгневанно воскликнул:
— Откуда мне знать? — Затем он обернулся к Дахлеру. — Что вы знаете о Шрейдере?
Калека улыбнулся.
— Я предпочел бы, чтобы вы сами им о нем рассказали, — произнес он. — Он был вашим человеком.
— Я никогда о нем не слышал. О чем вы говорите?
Йоргенсен почти кричал, а его голос дрожал от с трудом сдерживаемого гнева.
— Я думаю, вы о нем слышали, Кнут.
Йоргенсен вытащил из портсигара сигарету и закурил.
— Похоже, мой вчерашний удар повредил вам мозги. Имя Ганс Шрейдер ни о чем мне не говорит. — Он щелчком отправил спичку за борт, и крохотный огонек зашипел, коснувшись воды. — Какая у нас скорость? — обратился он ко мне.
— Около пяти узлов, — ответил я, наблюдая за его лицом. — Йоргенсен, — произнес я. — Мне все же хотелось бы знать, кто такой Ганс Шрейдер.
— Говорю вам, я не знаю. — Он подчеркнул свои слова ударом кулака по крыше рубки. Я выжидал, и в воцарившейся тишине он спросил: — Разве вы мне не верите?
— Нет, — тихо ответил я и обернулся к Дахлеру. — Кто этот Ганс Шрейдер? — спросил я у него.
— Металловед, нанятый компанией «Дет Норске Стаалселскаб», — ответил Дахлер.
Я перевел взгляд на Йоргенсена. Он смотрел на Дахлера, сжав правую руку в кулак и напрягшись всем телом. Дахлер шагнул в кокпит и, улыбаясь, расположился в дальнем от нас углу.
— Вы что-нибудь о нем знаете? — продолжал допытываться я.
— Да, — ответил Дахлер. — Это немецкий еврей. Он уехал из Германии в 1936 году и поселился в Норвегии. Когда началась война, он работал в исследовательском отделе «Дет Норске Стаалселскаб». Когда Норвегию оккупировали, он начал сотрудничать с немцами.
— Где вы с ним познакомились?
— В Финсе.
— Что он там делал?
— Он был экспертом по металлосплавам и занимался испытаниями поведения металлов при низких температурах.
— Фарнелл тоже познакомился с ним в Финсе?
Дахлер пожал плечами.
— Я не знаю, — произнес он и посмотрел на Йоргенсена. — Почему Шрейдер был на Йостедале вместе с Фарнеллом? — спросил он.
Но Йоргенсен уже полностью овладел собой.
— Я не знаю, — небрежно обронил он. — Должен признаться, мистер Гансерт, — продолжал он, — что я несколько удивлен той позицией, которую вы решили занять в этом вопросе. Я впервые услышал об этом человеке только вчера вечером. Возможно, он сотрудничал с немцами, как утверждает Дахлер. Может даже, он работает в «ДНС». Но не забывайте: то, что я веду дела компании, не означает, что я знаю всех, кто работает в лабораториях, мастерских и в литейных цехах. — Он направился к люку. — Пожалуйста, дайте мне знать, когда мы будем подходить к «Бовааген Хвал».
Я проводил его взглядом со смутным ощущением того, что разговор с ним я построил неправильно. Шрейдер вполне мог работать в «ДНС», и Йоргенсен действительно мог об этом не знать. И какие у меня были основания верить Дахлеру, человеку с клеймом предателя, в противовес утверждению одного из промышленных воротил страны? Мои мысли тут же вернулись к мучившей меня загадке — каким образом Шрейдер оказался на Йостедале именно тогда, когда Фарнелл нашел свою смерть? Однако я уже твердо решил, что мне предстоит сделать. Я должен был получить результаты вскрытия тела Фарнелла. Я должен был узнать, обнаружили ли патологоанатомы свидетельства борьбы. Если Шрейдер убил Фарнелла… Но если он работает в «ДНС», почему сообщение оказалось в партии мяса? Чем было продиктовано это желание передать информацию в Англию? Я ничего не понимал.
