Вспомним также мифы о поисках бессмертия или вечной молодости. Мы видим, что и в них на первый план выведено дерево с золотыми плодами или чудесной листвой. Это дерево растет «за тридевять земель» (на самом деле в другом мире), его охраняют какие-то чудовища (грифы, драконы, змеи). Чтобы сорвать чудесные плоды, нужно сразиться с чудовищем и убить его, иначе говоря, выдержать некое испытание, являющееся посвящением в герои: победитель «путем насилия» приобретает сверхчеловеческие, чуть ли не божественнные свойства вечной молодости, непобедимости и всемогущества.
Эти символы Космического Дерева Бессмертия, или Познания с наибольшей силой и ясностью выражают то великое значение, какое придается религией растительности. Иначе говоря, священное дерево или священные растения обнаруживают какую-то структуру, не проявляющуюся у других конкретных типов растений. Как мы уже отмечали, именно священность раскрывает самые глубинные структуры Мира. Космос предстает в виде «шифра» только тогда, когда его наблюдают с позиций религии. Только религиозному человеку ритмы растительного мира открывают Таинства Жизни и Сотворения, обновления, вечной молодости и бессмертия. Можно даже сказать, что все деревья и растения, расцениваемые как священные (например, кустарник ashvatha в Индии), обязаны своим особым положением тому, что они воплощают архетип, примерный образ растительности в целом. С другой стороны, именно религиозная значимость растений заставляет людей выращивать их, ухаживать за ними. Как отмечают некоторые авторы, все растения, выращиваемые сегодня, первоначально считались священными.[196]
То, что мы называем любовью к растениям (например, когда весной растения пробуждаются от сна), восходит не к мирскому «натуралистическому» опыту. Напротив, в этом проявляется религиозный опыт возобновления (нового начала, нового сотворения) Мира, который и позволяет расценивать весну как воскрешение Природы. И в основе той значимости, какая придается религией весне, лежит Таинство периодического возрождения Космоса. Впрочем, в поклонении растениям важен зачастую не столько сам природный феномен весны и появления растительности, а знак, предвещающий космическую тайну. Вспомним об одном весеннем обряде: группы молодых людей обходят дома в деревне и показывают какую-нибудь зеленую ветвь, букетик цветов, птицу.[197] Это знак неотвратимого воскрешения растительной жизни, свидетельство тому, что таинство свершилось, что весна вот-вот наступит. Большинство подобных обрядов совершаются до того, как проявляется «природный феномен» весны.
3.12. Десакрализация Природы
Напомним еще раз: для религиозного человека Природа никогда не бывает только чем-то «природным». Опыт познания Природы, полностью исключающий ее священность, начался сравнительно недавно. Причем он доступен лишь незначительной части современных людей. В первую очередь ученым. Для всех остальных Природа еще представляет и «очарование», и «таинство», и «величие», и в этом можно обнаружить следы прежних религиозных ценностей. Пожалуй, нет современного человека, пусть даже самого антирелигиозного, который остался бы бесчувственным к «прелестям» Природы. И речь не идет лишь о придаваемой Природе эстетической, спортивной или гигиенической значимости. Кроме всего этого, человек испытывает некое смутное не поддающееся определению чувство, в котором можно еще различить воспоминание об утратившем свою силу религиозном опыте.
Интересно показать на конкретном примере, как происходит изменение и разрушение религиозных ценностей, связанных с Природой. Мы старались найти такой пример в Китае, и вот почему: во-первых, в Китае, как и на Западе, лишение Природы священных свойств — дело образованного меньшинства; во-вторых, в Китае и на всем Дальнем Востоке этот процесс никогда не доводился до крайней степени. «Эстетическое созерцание» Природы еще сохраняет даже для наиболее скептически настроенных образованных людей некую религиозную значимость.
Известно, что начиная с XVII века в среде китайской интеллигенции стало модным устраивать мини-сады в больших плоских сосудах.[198] В этих вазонах, наполненных водой, в центре возвышались скалы с карликовыми деревьями, цветами, а часто и миниатюрными макетами домов, пагод, мостов, с фигурками людей. Скалы назывались «Горой в миниатюре» на аннамском языке[199] и «Искусственной горой» на сино-аннамском. Заметим, что сами названия уже свидетельствуют о неком космологическом значении: мы ведь видели, что гора — символ Вселенной.
Но эти миниатюрные сады, ставшие предметом особой любви эстетов, имели давнюю историю, даже предысторию, в которой отчетливо просматривается глубоко религиозное восприятие мира. Предшественниками этих садов были сосуды, наполненные ароматизированной водой, символизировавшей Море, а высокая крышка сосуда изображала Гору. Космическая структура этих предметов очевидна. В них просматривается и мистический элемент: Гора посреди Моря символизирует Остров Счастья, нечто подобное Раю, где живут Бессмертные тайпины.[200] Речь идет, таким образом, о каком-то отдельном мире, мире в миниатюре; его устраивают у себя дома, чтобы приобщиться к его мистическим силам, представленным в концентрированном виде, чтобы путем медитаций войти в гармонию с этим Миром. Гора была испещрена гротами; следует отметить, что фольклор гротов играет важную роль в сооружении мини-садов. Гроты — это тайные уединения, пристанища Бессмертных тайпинов, места инициации. Они представляют собой райский мир, и именно поэтому вход туда затруднен (символизм «узкой двери», к которому мы вернемся в следующей главе).
Но весь этот комплекс (вода, дерево, гора, грот), игравший столь значительную роль в религии тайпинов, есть лишь развитие еще более древней религиозной идеи о совершенном уголке; совершенном потому, что, во-первых, в нем есть комплект: гора и водное пространство, а во-вторых, это место уединенное. Этот уголок совершенен еще и потому, что представляет в миниатюре одновременно и Мир и Рай — источник блаженства и страну Бессмертия. Однако совершенный пейзаж — гора и водное пространство — это не что иное, как «святое место» тех незапамятных времен, когда в Китае каждую весну юноши и девушки встречались, чтобы петь по очереди ритуальные песни и устраивать любовные поединки. Можно попробовать восстановить последовательное развитие значений этого первичного «святого места». В самые давние времена это было некое особо чтимое место, закрытый освященный мир, где юноши и девушки периодически собирались, чтобы приблизиться к таинствам Жизни и космического плодородия. Тайпины заимствовали эту древнюю космологическую схему — гора и водное пространство — и развернули ее в более полный комплекс (гора, вода, грот, дерево), но реализовали в самом малом масштабе: они создали в миниатюре райскую вселенную, наделенную мистическими силами благодаря ее отстраненности от мирского бытия. Тайпины собирались у этого «уголка» и погружались в медитацию.
Святость замкнутого мира еще различима и в закрывающихся крышкой сосудах с ароматизированной водой, символизировавших Море и Острова Счастья. Этот комплекс также служил для медитаций, равно как и миниатюрные сады в начальный период, до того, как мода интеллигенции XVII века превратила их в «предмет искусства».
Заметим, однако, что в этом примере мы так и не увидели полного разрушения священности мира, так как на Дальнем Востоке то, что называют «эстетическим чувством», хранит еще даже в среде образованных людей некоторую религиозную значимость. Но пример с мини-садами показывает нам, в каком направлении и какими средствами разрушается священность мира. Достаточно представить себе, во что превратилось подобное эстетическое чувство в современном обществе, чтобы понять, как опыт космической святости может разжижиться и видоизмениться, вплоть до того, что стать чувством, свойственным только человеку: например, в искусстве для искусства.
3.13. Другие космические иерофании
Необходимость ограничить наши рассуждения известными пределами позволила нам остановиться лишь на отдельных аспектах священности Природы. Нам пришлось обойти молчанием значительное число космических иерофании. Так, мы не смогли рассказать ни о символах и культах солнца и луны, ни о религиозных значениях камней, ни о религиозной роли животных и т. п. Каждая из этих групп космических иерофании открывает нам особую структуру священности Природы, или, точнее, особый аспект священного, выраженный толкованием одного из специфических способов существования в Космосе. Достаточно, например, проанализировать ценностные значения, приписываемые религией камням, чтобы понять, что могут показать человеку камни, расцениваемые как иерофании: они олицетворяют мощь, твердость и постоянство. Иерофания камня — это некая абсолютная онтофания: прежде всего, камень существует, он всегда равен самому себе и неизменен, камень поражает человека тем, что есть в нем абсолютного; поражает и открывает ему по аналогии несокрушимость абсолютный характер Бытия. Понятый благодаря религиозному опыту специфический образ существования камня открывает человеку, что такое абсолютное существование за пределами Времени, не подвластное изменениям.[201]
