Рейтинговые книги
Читем онлайн Проклятый род. Часть I. Семья железного старика. - Иван Рукавищников

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 31

После обеда идет Семен в комнатку свою, спит час. Ровно час. Утром рано вставать, а ночь сна ему мало дает.

Послеобеденнный крепок сон часовой. Ночью же лампадною дрема. И от дремы той еженощно пробуждает Семена видение. Добрый старичок посещает. Когда впервые повиделся, подумал Семен: отцова душа. И, правда, похож. Росту высокого, в сюртуке длинном. Но не грозит. А когда лицо разглядел, видит: нет, не он. Очи добрые, лаской лик сияет. И стал приходить еженощно, и беседы повел. И с каждой ночью выясняться лик стал. На отца, на железного старика ничуть не похож: волосы не короткие, белые, борода не малая, чуть в желтизну. И ростом стал уменьшаться. И вот уже давно добрый старичок ночной совсем маленький. И ростом, и повадкой, лицом даже походить начал на Василия Васильича Горюнова.

Василий Васильич Горюнов, тому Горюнову, Михайле Филипповичу, дальняя родня.

Старичок милый, бедный-бедный, одиноко живет, в кухне у начетчика, сам себе картошку печет, а то варит; лишнее заработает - селедку купит и чай с леденцами пьет. А зарабатывает хлеб свой насущный Василий Васильич торгом старинных вещей. Знающий человек. И другим знающим то дело людям он очень нужен; и ценят его, и за честность любят.

- С Васильем Васильичем без обману.

Случается, в кухне у начетчика и тысячная вещь по неделям лежит.

Заходят люди, торгуются. Но город не столичный, тонким делом тем не разживешься. Художник в городе один, любители есть, но без настоящих капиталов. Зато, когда случится Василью Васильичу разыскать вещь, по старообрядчеству нужную, ликует милый старичок.

- Наперед в те поры чаек с леденцами пью. Коли бы винцом баловался, и винца бы фряжского укупил бы вволю, хе-хе. Потому денежки верные. Из-за Волги за триста верст приезжают. Только записочку послать. Так-то.

В книгах дониконовских силен Василий Васильич. По городу слухи:

- Сам-то он, поди, старовер. А то и не штундист ли...

И правда: в церквах православных во время службы его не видали. Но с псаломщиками, с дьячками шушукается. Дело его такое. Случается и через попов выгода. Обменивали с приплатой. Случается Василью Васильичу взять барыш немалый. Но редко.

- Но в моем деле без оборотного капитальчику нельзя-с. Потому и харч мой трехкопеечный. И дворца моего мне расширить никак тоже нельзя-с.

В трудные годины к Михайле Филипповичу заходил, рубль целковый у него просил. Больше не брал.

Семен Василия Васильича раз с десяток видал, не более. И разговору настоящего не было. Но за говор ласковый, за лицо милое издалека тот ему мил. Раз как-то даже деньгами Василию Васильичу помочь немного хотел. Но даром тот денег не брал. Лишь у Михайлы Филипповича рублик. И то, случалось, возвращал,

- С благодарностью сердечною заместо процента-с.

И вот похож-похож Семенов добрый старичок ночной на этого милого старичка, ныне по Раисе далекого родственничка, на Василья Васильича Горюнова. И обликом, и говором милым похож.

А.беседу ведет Семенов добрый старичок про божественное, но не по-поповски. И Семену дремотному в ночи лампадной чудится, будто старичок тот - родной его отец любящий. А тот отец, железный старик - будто память сна тяжелого, далекого.

И говорит-улыбается добрый старичок ночной, близ кровати Семеновой стоя, а то и на кровать присаживаясь, говорит-наставляет шепотком проникновенным. Спит - не спит Семен, старичковы речи трепетно слушает; а совсем очнется, подчас точных слов не помнит. Помнит лишь всегда:

- Отойди от зла. Сотвори благо.

Слова те еженощно добрый старичок неоднократно произносит, руку свою милую к сыну Семену простирая.

Очнется-проснется трепещущий Семен. Растаял добрый старичок в лампадной мгле. Доримедонт, свернувшись, руки в коленях грея, спит-храпит.

Колотится сердце Семенове. Вспоминает Семен смысл речей доб­рого старичка ночного.

- Про Раису, про Раису, должно, говорил. Страшный грех жену брата любить и далекою любовью. А разве далека любовь та? Разве свята?.. Раиса, Раичка милая... Не могу отойти, не видать не могу. Сердце тихости хочет. С тобою побыть - счастья тихого выпить, побеседовать с тобой - свой домик найти. Нет у меня домика моего. Нет домика. Тяжело мне.

Так, такими словами шепотными, мыслит Семен. Слезы души гонят в лампадную мглу певучие слова. В лампадную мглу комнатки, где, еще и ребенком будучи, плакал.

- И еще говорил, и еще говорил старичок. Про Настасью говорил... Забудь, говорил, не люби, говорил; отойди. Не пара. Жизнь свою загубишь. А там уж чуть не жених. Люблю Настасью. Страшусь и люблю. Отойди от зла! Отойди от зла! Боже мой... Боже мой...

И ненавистью и стыдом глядит Семен на выпавший из-под подушки учебник французского языка.

- На тридцать-то втором году! Глава великой фирмы. Миллионер волжский!

И чует, стыдом пылающий: околдовала его Настасья, генеральская дочка. Околдовала, окрутила. И глазами, насмешливо сощуренными через золотой лорнет, и на рояле бойкой игрой, и телом, телом своим царственным, и тем, что дочь генерала Бирюлина, в двух войнах израненного, важного, от царя многими регалиями жалованного. Скоро благословят. Скоро. Так дело повелось.

А позор Дарьина отказа. Не прогорел еще тот пожар. И про то старичок добрый шептал:

- Отойди от зла... Отойди от зла, сотвори благой

Трепещет Семен в ночной борьбе стыдом, любовью, отчаяньем. И тою еще мукою своей тайною, стыдною.

И вот дремлет, - истомленный; под певучий храп иного сновидца, Доримедонта. Дремлет нечаянной дремотой.

- Семен! Раб Божий, Семен! Отойди от зла, сотвори благо.

...Павлин-птица! Павлин-птица! Стой! Держи! Улетит!..

XXXIII

В Лазареве белая зима весь парк замела. Тропин нет. Никто давно в парк не идет. Скрывает снег ласково-холодный следы разрушения, смертельные раны на графских затеях, на века воздвигавшихся. Перед флигелем, через двор, перед флигелем, где теплится страдальческая, грязная и воющая жизнь, торчит башня ненужная. На обо­дранный бок свой покривилась башня.

- Того гляди - сверзится дьяволова дылда.

На кирпич разобрали дом, который башня караулила, плечом о дом тот опираясь. Разрушили торгаши на века возводившиеся стены, и страшатся ныне близко подходить к погосту графского гнезда.

- Того гляди - убьет дьяволова дылда... Ишь, какой крюк давать занадобилось! Коли повалится, чугунный-то блин тот, эк куда хватит!

- Разобрать бы...

- Подступись, Еруслан Лазаревич! Лезь, разбирай, рушь. А мы вон оттуда поглядим.

Вера, Тараканихи дочь, ростовщицы, в разоренном гнезде хозяйничает.

- Да, уж, братцы! Хозяйство у нас - лучше не надо. Кур доим, на кровле пашем, камешки сеем.

Вера, с лицом желтым, злым, за те короткие годы совсем старуха стала. Как-то на днях случилось рано встать; солнце, от серебряного снега отражаясь, в окна бело-огненными стрелами летит, глаза слепит.

К зеркалу Вера подошла. И тягучи мгновения те были. Завыла, зеркало со стены сорвала, об пол разбила.

- Это в двадцать-то четыре года!.. Уходил, черт... Ни дна, ни покрышки, окаянный, болячка пьяная! Или заразил? Или заразил?.. Нет-нет... В те поры в Заречье была... Или раньше? Нет-нет! И лекарь сказал... Матерь Пречистая!

По комнате, руки сжимая, заходила-забегала; стекла под ногами трещат-шуршат.

- А! Зеркало разбилось. То к покойнику. Что ж. Поскорей бы. И то хлеб. Ха-ха.

Мамка с ребенком вошла.

- Пошла ты к черту - к дьяволу! Места вам мало в мезонине...

Двое детей у Веры от Федора.

Могучая зима бесстрастно-холодная, подобная смерти, не шумя, клеит мертвые кристаллы свои. Галки, вороны, черные птицы белой зимы, тоскливо-бездумно кричат над жильем людей.

Полдень, мертво-белым сияющий.

Невдалеке от Лазарева, путем ему ведомым, пробирался, людям на глаза не попадаясь, Гедеон Рябошапка; ранее мещанин близкого уездного города, ныне лишенный всех прав. Так сказали судившие его.

Идет Гедеон Рябошапка к нужному человечку. Идет-пробирается, таясь: все прочие люди не нужны ему и опасны.

Полдень, мертво-белым сияющий.

Идет-спешит от попа Ивана Вера Тараканова. Ныне менее злобы на желтом лице ее. По селу идет бормочет, рукой на ходу по-солдатски машет.

- Не отвертишься, болячка пьяная... Господи благослови.

Не боится Вера страшной башни. Тут бы прошла в старые ворота.

- Авось не пришибет...

Но замело. Увязнешь. Вон где теперь дорогу наездили.

- Черти заячьи...

И шла, ругаясь. Двое навстречу прошли. Шапки сняли. И разминулись; не поклонилась мужикам.

- Что я им, чертям косолапым, за помещица далась... Нет! Дудки. Дело сделаю - завтра из норы этой вон. Осточертело.

Двор пустынный. Большой он теперь, как поле. И бесцельно с тем вон полем сливается. Разрушен замысел графский.

- Стой-стой! Михайла! Митрофан, что ли? Ишь обмотался! Не признать. Сани готовь. Сани готовь... Что?.. Нет! Нет! Те, большие, ковровые. - И голос сбавила. Себе лишь шепчет к крыльцу идя: - Поваляйся в санках последний разочек. Чай, сидеть-то невмочь, болячка проклятая.

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 31
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Проклятый род. Часть I. Семья железного старика. - Иван Рукавищников бесплатно.
Похожие на Проклятый род. Часть I. Семья железного старика. - Иван Рукавищников книги

Оставить комментарий