Должно быть вовсе отмечено, что никоим образом сразу не прекращается жизне-возможность для некого человека, который, как сейчас для Саломоновского Иисуса-мальчика было изложено, отдает свое Я. Как некий шарик катится дальше некоторое время, как бы через свою внутреннюю силу, так живет некое такое существо некоторое время дальше через силу, которая в нем живет; и для того, кто не может утонченным образом наблюдать человеческие Души, различие не есть очень большое между тем, что предлагает как некая такая Душа, которая имеет еще свое Я и некая, которая свое Я потеряла. Ибо в обычной жизни действует не так очень, когда мы выступаем напротив некой Душе, непосредственно Я. Что мы испытываем у некого человека, что мы будем воспринимать от него, это есть в самой наименьшей мере некое непосредственное проявление Я, это есть некое проявление Я через астральное тело. Астральное тело, однако, сохраняет тот другой Иисус-мальчик; и только тот, кто тщательно может различать - и это не есть легко - действуют ли старые привычки, старые мысли дальше в некой Душе или будет ли впредь еще принято новое, тот может через это воспринимать, есть ли Я еще здесь или нет. Но некое захирение начинается, некий род отмирания, усыхания и так было это у этого Иисуса-мальчика.
Через некую известную кармическую судьбу умерла, теперь, также вскоре после перехода Я Заратустры в другого Иисуса-мальчика, телесная мать Натанического Иисуса-мальчика и также отец Саломоновского Иисуса-мальчика и из отца Натанического Иисуса-мальчика и матери Саломоновского Иисуса-мальчика матери стала одна супружеская пара. Натанический Иисус-мальчик не имел никаких телесных братьев-сестер (Geschwister) и сводные братья-сестры, которые он теперь получил, были равно братья-сестры Саломоновского Иисуса-мальчика. Из двух семей стала одна, которая впредь обитала в поселке, который потом получил имя Назарет (Nazareth); так что мы, когда мы говорим о Натаническом Иисусе-мальчике, в котором, теперь, жило Я Заратустры, употребляем выражение: Иисус из Назарета (Jesus von Nazareth).
Я хотел бы, теперь, также здесь сегодня некоторое из юнешеской жизни этого Иисуса из Назарета, как это Акаша-Хроника-мерно может быть исследовано, так рассказывать, что мы через это можем выиграть понимание для некого известного исторического мгновения Земного развития, которое затем подготовило Мистерию Голгофы (Mysterium von Golgotha), к которой, чтобы говорить, мы завтра еще должны будем прийти.
В трех, для Видящего отчетливо друг от друга различающихся, фазах разыгрывается эта жизнь Иисуса из Назарета. Все-же показано уже в разговорах с учеными писаний, что в нем ожила уже в его двенадцатом году, через переход Заратустры-Я, некая внутренняя сила, чтобы быть просветленной, чтобы принять просветление и чтобы соединить его с тем, что как способность жило в Заратустре-Душе. Уже показано, что некая громадная сила внутреннего переживания была в этой Душе, так можно заметить теперь в подрастающем Иисусе с двенадцатого вплоть до семнадцатого и восемнадцатого года, как происходя из Внутреннего Души, внутренние просветления становились все богаче и богаче и особенно есть это теперь просветления, которые соотносят себя на целое развитие древне-еврейского и вообще еврейского народа.
Так, как Иисус из Назарета был вставлен в еврейский народ, так было ведь в этом еврейском народе вовсе более невозможно, чтобы воспринять величину того, что однажды в древние времена было дано пророками этому народу, как непосредственные Мировые тайны. Многое из древних откровений пророков унаследовалось дальше, но пра-источные способности, чтобы получать непосредственно Духовные тайны из Духовных миров, таковые давно истлели. Из сохраненных писаний принимали их. Некоторые были все-таки также здесь, как например известный Хиллел (Hillel), которые через свое индивидуальное развитие были способны еще внимать нечто из того, что было провозвещено древними пророками. Но не было давно более в этих немногих людях той силы, которая в пра-время еврейского народа, во время откровений была здесь. Это должно было отметить вовсе нисхождением в Духовном развитии еврейского народа. То, однако, что однажды было здесь, что было откровенно во время пророков, это вынырнуло теперь, как из глубин Души Иисуса из Назарета, как внутреннее просветление.
Но я хотел бы менее сделать вас внимательными на этот исторический факт, что в одном единственном человеке через внутреннее просветление опять вынырнуло то, что однажды во время пророков было откровенно. Много более хотел бы я ваши ощущения направить на то, что называется, что в бесконечном одиночестве одна, так относительно-мерно юная Душа, Душа тринадцати- вплоть до четырнадцати-летнего Иисуса из Назарета, чувствует в себе восходящим некое откровение, которое другие люди в его окружении не чувствовали более восходящим, которое Лучшие имели наивысшим в неком слабом отблеске. Установите вы ваши ощущения в жизнь некой такой Души, которая с неким Величайшим человечества стоит здесь одиноко и возложите вы значимость на то, что Мистерия Голгофы должна была быть подготовлена через то, что в Душе Иисуса из Назарета те одинокие чувства и одинокие ощущения должны были захватить место. Когда здесь стоят так, как на неком Душевном острове с нечто, что так, как Он ведь уже в свое время детства мог чувствовать себя со всем человечеством, хотели бы всем людям позволить наделить, но не могут позволить наделить потому что видят, что Души снизошли на некую ступень, где они не могут более это принять, когда все это ощущают: в боли и страдании нечто должным знать, что другие не могут принять, о чем, однако, так охотно хотели бы желать, чтобы это также жило в их Душах, тогда подготавливают себя для некой Миссии. Для этого подготавливал себя Иисус из Назарета. Это дало его Душе основную ноту, основной ньюанс, что он себе всегда опять должен был сказать: Ко мне звучит некий голос из Духовного мира. Если человечество могло бы его слышать, это было бы ему бесконечным благословением. В древние времена были здесь люди, которые могли его внимать, сейчас однако нет более здесь никаких ушей, чтобы слышать. - Это страдание одиночества-бытия, это вдавливалось все больше и больше в его Душу.
Это была Душевная жизнь Иисуса из Назарета примерно от двенадцатого вплоть до восемнадцатого года. Через это он был также непонятым своим телесным отцом и своей воспитывающей или заботящейся матерью, и не только непонятым своими сводными братьями-сестрами, но часто высмеянным, да, рассматриваемым как неким наполовину сумасшедшим. Он работал усердно в столярном ремесле своего отца. Но в то время как он работал, жили ощущения, которые я уже равно высказал и отметил, в его Душе. Затем, как он так стоял в восемнадцатом году, отправился он в странствие. Он проходил, работая в различных семьях, при различных ремеслах своего ремесла Палестины и также окрестных языческих поселков. Он был так ведом через свою Карму. В том, что он странствовал вокруг через Палестину, показывало себя целое своеобразие его натуры у всех тех, в чей круг он вступал. Днями работал он, вечерами совместно сидел он с людьми. И люди, с которыми он совместно сидел, так со своего девятнадцатого вплоть до двадцать второго года примерно, имели все при этом совместном сидении с ним чувство, которое они не всегда ясно доносили к сознанию, но тем отчетливее чувствовали: что здесь некий человек совсем особого своеобразия был среди них, как они некого такого еще никогда не видели, да, еще более, как они себе никогда не могли представить, чтобы некий такой мог бы жить. Они не знали, как его принять.
Если желают понять это, должно учитывать некое, что вообще должно быть учитываемо, когда желают так верно проникнуть в различные тайны человеческой эволюции: чтобы нечто так пережить, как я это наметил у юного Иисуса из Назарета, вызывает глубочайшую боль в Душе. Но эта боль превращается в Любовь. И многая высшая Любовь, которая живет в жизни, есть превращенная боль такого рода. Глубочайшая боль имеет способность превращаться в Любовь, которая не только действует как обычная любовь через голое бытие любимого существа, но которая как бы излучает как далеко действующие аурические (aurische) лучи. Так что люди, среди которых Иисус был в это время, верили много более, чем только, чтобы иметь некого человека среди себя. И когда он опять из некого места уходил, то действовало это так, что люди, когда они вечерами опять совместно сидели, действительно имели чувство его присутствия. Как если он еще был бы здесь, так ощущали. И это наступало часто, опять и опять, когда он давно ушел дальше от некого места, где он останавливался: что люди, которые вечерами сидели вокруг стола, имели общие видения. Они видели его вступающего как Духовный облик. Каждый отдельный имел одновременно это видение, что Иисус будто опять и опять приходил среди них, что он с ними говорил, сообщал им вещи, как однажды в телесном присутствии. Так жил он зримо среди людей, когда он давно уже был далеко. Это была именно в Любовь превращенная боль, которая делало его так действенным. Люди, у которых он был, чувствовали себя в некой особенной мере с ним связанным. Они чувствовали себя собственно никогда более отделенными от него, они чувствовали: он оставался у них и он приходил всегда опять.
