– Новенькие?
Хозяин голоса – невысокий вонючий парень в черном. Всклокоченная бородка, на шее болтаются защитные очки и противопылевая маска с изображением черепа и скрещенных костей.
– Что? Нет, – отвечаю я.
– Ну конечно! А разглядываете все, как новенькие.
– Тебе-то что?
– Помощь предлагаю, – безразлично пожимает плечами парень.
– Слушай, – встревает Донна. – Мы и правда ничего тут не знаем. – Она улыбается вонючке, как родному. – Я Донна. А тебя как зовут?
– Люди зовут Ратсо. – Он снова пожимает плечами. – Это из фильма «Полуночный ковбой».
– А настоящее имя есть? – спрашивает Пифия.
– Мое имя… для друзей, – подражая британскому акценту, говорит парень. – Что, не смотрели «Лоуренса Аравийского»? Нет? Ну и ладно.
Странный тип.
– Чего ты хочешь? – не выдерживает Питер.
– Я уже говорил. Помочь.
– Почему? – интересуюсь я.
– А почему бы и нет?
– Помочь, значит? – решаюсь я. – Тогда объясни, почему у нас не принимают деньги?
– Разреши взглянуть.
Пифия достает двадцатку. Парень ее хватает, осматривает с обеих сторон и отдает. Мы даже дернуться не успеваем.
– Благодарствую, красавица. Тут штампа нет. Не котируется.
Я в легком замешательстве. Первое впечатление Ратсо о нас подтверждается. Но притворяться знатоками местных обычаев поздно.
– И где нам поставить штамп?
– Нигде, – заявляет Ратсо. – Ну-ка, дай банкноту еще раз, пожалуйста.
Пифия протягивает ему купюру, и он не задумываясь разрывает ее надвое.
– Не котируется, ясно?
Я хватаю его за грудки.
– Эй, не нервничай, – говорит Ратсо.
Если бы вчера на наших глазах сожгли гору денег, мы бы и глазом не моргнули. Теперь же оказалось, что вещи имеют цену, и мы в ярости.
– Могу достать вам денег, – сообщает странный парень. Я его отпускаю. – Есть у вас что-нибудь? Чтобы продать?
– Бартер запрещен, – возражаю я.
– Так я не про бартер. Сейчас покажу. Пойдемте в банк.
Ратсо поправляет лацканы черного пальто и поворачивает в сторону касс. Мы переглядываемся, точно стадо баранов, и покорно топаем следом.
Донна
В общем, этот Базар – большая порция безбашенности с двойным чокнутым соусом.
Могу сказать с порога, Джефферсону тут понравилось. Небось думает: «Вот отсюда, из центра нашего великого мегаполиса, мы и начнем перестройку! Новое общество возникнет, словно феникс, из пепла прошлого!»
О барахолке на заброшенной станции это говорит многое.
Зрелище и правда впечатляющее, прям зоопарк. У Питера глаза на лоб лезут, как в мультиках. Согласна, наряды у некоторых – закачаешься. Ну и девахи! В вечерних платьях, при полном параде, как звезды на красной дорожке. При каждой – то ли приятель, то ли телохранитель, не поймешь. Очуметь. А придурки в камуфляже и с бритыми головами! Бродят, косятся хмуро, копов изображают.
Вон их целая шеренга выстроилась возле касс под мертвым электронным табло с заголовком «Отправление в сторону Нью-Хейвена». Ратсо подводит нас к окошку, перед которым никого нет. За потускневшей медной решеткой сидит кассир – пухлый парень с ювелирной лупой на лбу.
Как ему удалось остаться толстым в нашем постапокалипсисе?! До чего есть хочется… Чужой голос вырывает меня из мечтаний.
Пухлый. Что у вас?
Ратсо. Что у вас? В смысле, на продажу. (Затем кассиру.) Ты с ним потерпеливей, он новенький.
Ратсо вроде ничего парень; по крайней мере шанс я бы ему дала. А Джефферсона он явно напрягает. Хотя для этого особо стараться не надо.
Джефферсон. Дайте кто-нибудь оружие.
Нет, ну жаль, конечно, что ты потерял винтовку, дружище. Только я своей дорожу. Остальные – тоже.
Я. Продай свой самурайский меч.
Джефферсон. Не называй его так, пожалуйста. Это – вакидзаси, он у нас в семье не один век.
Я. А это – карабин, и он в моей семье больше года.
Джефферсон. Тогда продадим мишку, которого ты в библиотеке взяла?
Я. Обкурился?! Это реликвия! Пуха не отдам.
Пухлый. Так, если ничего не продаете, отходите.
Джефферсон (что-то вспомнив). А!
Достает из кармана аптечный пузырек, трясет им.
Пухлый. Что там?
Джефферсон (подходит к окошку, открывает бутылочку и кидает на стойку оранжевую таблетку). Там…
Пухлый (улыбается). «Аддерал». Давненько его не видел.
Он поворачивается назад и кого-то зовет. Из-за спины Пухлого к окошку протискивается тощий паренек в берете; увидев капсулу, радостно вспыхивает и мигом ее грабастает – мы даже пикнуть не успеваем.
Джефферсон. Эй!
Тощий. Проверка.
Рукояткой револьвера, как молотком, он измельчает таблетку в порошок, наклоняется над стойкой и втягивает носом. Поднимает голову. Расплывается в улыбке. Кивает пухлому.
Пухлый. Десять баксов за капсулу. Торг неуместен.
Джефферсон. Хорошо. Значит, двести долларов за двадцать капсул – вместе с той, что ты только что нюхнул.
Тощий (мотает головой). Комиссия банка.
Отдаем им «Аддерал» и получаем сто девяносто баксов.
На банкнотах над головой президента – чудной штамп. Две башни Всемирного торгового центра и надпись: «Помни вечно», выполненная старинными письменами.
Джефферсон. Во как.
Ратсо. Котируются только проштампованные купюры. Остальные конфискуют.
Джефферсон. Кто конфискует?
Ратсо кивает на отморозков в камуфляже.
Умник. На монетах штамп не поставишь, значит, ими не пользуются?
Ратсо. Точниссимо.
Джефферсон. А разве нельзя подделать штамп и напечатать собственные деньги? Достаешь чернила, обычных банкнот кругом полно…
Ратсо. О, лучше не стоит.
Я. Почему?
Ратсо (морщится). Поверь, не стоит.
Умник (Джефферсону). Фиатные деньги.
Джефферсон. Выпускаются при насильственной поддержке государственной монополии. Потрясающе.
Я. Если вы закончили лекцию по высшей экономике, может, займемся делом?
Джефферсон. Хочешь за покупками?
Вообще-то да.
Изучаем столы и палатки вокруг больших часов. Пока ничего не берем, прицениваемся. В глаза торговцам не смотрим. Вылитые туристы на мели.
Джефферсон разглядывает коробки с патронами в палатке под вывеской «Стой, стреляю». Идет дальше, к конкурентам, в «Международный дом смертоубийств» – и вдруг настороженно застывает.
Неужели конфедераты?
Кладу палец на предохранитель карабина.
Но это не опасность. Это – кофе.
Джефферсон как загипнотизированный уставился на сверкающую хромированную кофеварку рядом с кофемолкой. За раскладным столиком для пикника стоит чувак с красным ирокезом, кивает и лыбится Джеффу, типа: «О да, верь глазам своим».
Ирокез. Как раз собирался начать новую банку.
Джефферсон. Нет, без вариантов.
С вариантами. Парень вскрывает серебристую жестянку с кофейными зернами, и наружу вырывается аромат, запечатанный еще до Случившегося. Сует банку Джефферсону под нос. Джефф впитывает кофейный запах, все до единой молекулы.
Ирокез. Эспрессо или капучино?
– С молоком? – недоверчиво уточняет Джефферсон.
Мы обступаем парня, а тот открывает холодильник со льдом – настоящим льдом! – внутри которого красуется аккуратный ряд коробок.
Я (потрясенно). Откуда у тебя лед?
Ирокез. С «Базы “Арктика”», внизу. У них там есть оборудование. А молоко – мой секрет.
Джефферсон, судорожно стискивая в кулаке наличность, смотрит на нас умоляющими глазами несчастного котика.
Я. Вперед. Оставишь чуток.
Джефферсон. А двойной капучино сколько?
Ирокез. У меня все двойное. Два бакса.
Джефф снова оглядывается. Мы киваем. Он протягивает десятку и получает назад восемь долларовых банкнот, на каждой – красный штамп.
Парень с ирокезом – его зовут Кью – засыпает зерна в кофемолку. «“Маззер”», – гордо сообщает он, и Джефферсон уважительно цокает языком. Начинается ритуал приготовления: смолоть, забить, утрамбовать. Наконец Кью устанавливает маленькую штуковину с ручкой в кофемашину.
Джефферсон. Можно… можно мне включить?
Кью (подумав). Давай.
Джефф почтительно щелкает тумблером, и аппарат оживает. Мы молча смотрим, как густая черная жидкость льется в щербатую керамическую чашку.
Джефферсон (самому себе). Цивилизация.
Кью. А вы, ребята, похоже…
Я. Новенькие, да. Не ты первый заметил. Слушай, как тут все устроено? За право торговать платишь головорезам?
Кью. Я плачу банку. Он контролирует Базар. А «головорезы», как ты назвала наших бравых полицейских, на него работают.
