Телаш. — Редкий феномен полного отсутствия магических способностей при идеальном восприятии. Настолько тонком, что они способны ощущать не только магию, но даже посмертные остатки энергетических оболочек, призраки то есть. Но я не знал, что такой дар бывает и у трантов….
— Тут сложно судить. Возможно, где-то среди её предков наследил кто-то из наших сородичей — смешанные браки историческая редкость, но всё же не уникальный случай, да и внешность у этой девушки нетипичная для её родины. Главное, что в Транте этот дар не ценят и не используют, а нам он пригодится. Но на всякий случай решили о нём пока не распространяться, поэтому в личное дело информация не попала. А то вдруг они бы передумали? Сейчас-то уже не имеет смысла скрывать, но мы пока ищем того, кто взялся бы обучить её и огранить этот бриллиант. Живых истинно видящих в Илаатане, к сожалению, нет, но есть несколько исследователей этого вопроса, может быть, что-то и получится. Как она тебе, кстати? Или ты тут исключительно по служебной надобности?
— В этом смысле она интересует меня меньше всего, — хмыкнул Телаш. — Да и с разумной точки зрения это едва ли не худший вариант. Её считают сумасшедшей на родине, а я дипломат и лелею надежду продвинуться по службе. Конечно, любопытно узнать, что может получиться при настолько странной комбинации нашей наследственности, но не до такой степени, что бы ставить на себе эксперименты.
— Ах да, я вспомнил об этой проблеме! — сообразил принц. — Прости, было бестактно с моей стороны об этом напоминать.
— Не более бестактно, чем моё явление в поздний час, — возразил Телаш. — Благодарю за уделённое время и разъяснения, мой принц, — он встал и поклонился.
Сулус молча кивнул и проводил гостя только взглядом, ленясь подниматься, а закрыть за собой дверь тот мог и сам. Некоторое время он ещё просидел на прежнем месте, с лёгкой руки Песчаной Змеи размышляя о вопросах наследственности. Из этого действительно могло получиться что-то забавное: девушка с явной примесью илаатской крови и редким даром — а вернее, отклонением в развитии магического каркаса, — и мужчина с четвертушкой трантской крови и едва ли не более редкой физиологической проблемой.
Но интерес этот был исключительно теоретическим и не настолько сильным, что бы вмешиваться в чужую личную жизнь. А в эту жизнь Сулус не полез бы, даже если бы исследование наследственности было основным делом его жизни: слишком уважал отца этого молодого дипломата, Далана Песчаную Змею. Которому и так здорово досталось от жизни и крови, оставалось надеяться, что хотя бы его сыну повезёт и Любовь проявит к нему толику милосердия.
ГЛАВА 5. Экстрагенты и особенности получения настоек
Влюблённый! В горестях любви
На помощь Небо не зови!
Оно, поверь моим словам,
В любви бессильней, чем ты сам. Вхожу в мечеть смиренно, с поникшей головой,
Как будто для молитвы… Но замысел иной:
Здесь коврик незаметно стащил я в прошлый раз;
А он уж поистёрся, хочу стянуть другой.
Омар Хайям
Утро у невест началось не слишком рано, но полезно, с первого урока илаатского. Оказалось, кроме Иданы, которая хорошо на нём читала, но плохо разговаривала, язык изучали обе пансионерки, и делали они это гораздо успешнее, у них никаких проблем с произношением не нашлось. А вот остальным предстояло проявить куда больше упорства и терпения, но никто как будто не жаловался. То ли все понимали необходимость, то ли свою роль сыграло обещание помощи со стороны женихов. Ида смутно понимала, как они могут помочь девушкам, не знающим даже алфавита, но мнение оставила при себе, те более как раз ей помочь было нетрудно: все они были предупреждены, что с фройляйн Морнхут стоит разговаривать только на илаатском.
Кроме того, им провели урок этикета, который оказался гораздо проще, а также обещали рассказать об истории, культуре и религии, но не читая скучные лекции, а показывая на местности. Поэтому сегодня после обеда предстояла прогулка в старый храм, расположенный через парк от дворца. Построен тот был за много веков до Сада Лилий, считался одним из старейших на территории Илаатана и во многом поспособствовал выбору для летней резиденции именно этого места: та Владычица, муж которой затеял строительство, была не только болезненна, но ещё и весьма религиозна.
Утром, пока знакомились с учителями и занимались другими полезными вещами, Ида делала ещё одно важное дело: привыкала к местному наряду в наименее смущающем обществе из возможных — обществе таких же растерянных и смущённых девушек. Ощущение свободы, как будто на ней только ночная рубашка и тонкий халат, будоражило, смущало, волновало, но было приятным. Хотя постоянно казалось, что она забыла одеться, и тянуло чем-то прикрыться.
На уроке этикета им объяснили истоки и особенности ещё одного важного отличия между обычаями соседей. У илаатов не принято было стричь и даже собирать волосы, только во время работы и только из практических соображений, и даже наоборот, во всех официальных и торжественных случаях полагалось их распускать, лишь украшая при желании тонкими косицами, цепочками и подвесками, но мало кто прибегал к подобному.
В древности у илаатов существовал культ длинных волос. Люди верили, что в них содержится вся жизненная и магическая сила, и те, у кого наблюдались с этим проблемы, считались навлекшими на себя божественную кару. Иногда даже казнили тех, кто рано лысел, но чаще заставляли носить особый головной убор, состоящий из прижатого обручем длинного чёрного платка, имитировавшего наличие волос. Во всех же остальных случаях, не продиктованных практической необходимостью, головные уборы считались чем-то неприличным. Сейчас на лысых и стриженых, конечно, никто не показывал пальцем и ни к чему не принуждал, да и к головным уборам стали относиться более лояльно, но любовь к длинным распущенным волосам осталась.
Слушая это, девушки задумчиво ощупывали свои аккуратные причёски и вспоминали трантские традиции, которые, напротив, всего полвека как вообще разрешили женщинам выходить на улицу с непокрытой головой. После этого ни для кого не стало сюрпризом, что на прогулку в храм больше половины девушек распустили волосы, а самые скромные — заплели сложные косы, которые посчитали достойным компромиссом.
Ида перед выходом несколько минут разглядывала отражение в зеркале — бирюзовый с золотым шитьём наряд и облако светлых кудряшек — и пыталась понять, нравится ли ей то, что она видит. Было это ужасно непривычно, весьма непристойно и… пожалуй, красиво. Вспоминалась сказка про рождённую из морской пены принцессу, и, глядя на себя, Идана не сомневалась, что как-то так
