В своих воспоминаниях о шести годах лагерей бывший подполковник Армии Северной Кореи Ким Ён говорит, что иногда соблазн покончить с собой был почти непреодолимым.
«Заключенные были голодны настолько, что уже не ощущали голода и поэтому почти постоянно находились в полубредовом состоянии», – писал Ким.
Ким два года провел в Лагере 14, а потом был переведен в находящийся на противоположном берегу реки Тэдонган Лагерь 18, тюрьму для политических, где не так лютовали охранники и где зэки могли чувствовать себя чуть посвободнее.
Ким говорит, что в попытке раз и навсегда избавиться от голодных галлюцинаций, преследовавших его в Лагере 14, он прыгнул в ствол угольной шахты. Рухнув на дно шахты, израненный Ким чувствовал не столько боль, сколько горькое разочарование:
– Я жалел, что не нашел более верного способа положить конец этим неописуемым мукам. (2)
Хотя жизнь Шина после казни матери и брата превратилась в сплошные страдания, о самоубийстве он никогда всерьез не задумывался.
По его разумению, между зэками, поступавшими в лагерь с воли, и теми, кто родился внутри него, существовала фундаментальная разница. Многие из прибывающих теряли волю к жизни, убитые контрастом между комфортным прошлым и чудовищным настоящим, а у рожденного в лагере имелось своеобразное преимущество: полное отсутствие каких-либо ожиданий.
В результате страдания Шина никогда не превращались в безысходность. У него не было надежд, которые он боялся бы потерять, не было прошлого, которое стоило бы оплакивать, не было даже гордости, за которую нужно было бы постоять. Он не чувствовал себя униженным, когда приходилось слизывать с пола похлебку. Не стыдился просить у охранников пощады. Не чувствовал угрызений совести, когда предавал товарища, чтобы получить еды. Это были вовсе не мотивы для самоубийства, а обычные способы выживания.
Учителей из школы Шина редко переводили на другую работу. За семь проведенных в школе лет он знал только двух учителей. Но через четыре месяца после казни матери и брата Шину повезло. В одно прекрасное утро учитель, который издевался над ним сам и подталкивал к тому же его одноклассников, пропал.
Глядя на его сменщика, было трудно подумать, что он окажется менее подлым и жестоким человеком. Подобно остальным охранникам, он был грубоватым мужчиной лет 30, никогда не называл своего имени и требовал, чтобы школьники, обращаясь к нему, отводили глаза и опускали голову. В памяти Шина он остался точно таким же холодным, отстраненным и авторитарным человеком, как и все прочие надзиратели.
Тем не менее он, казалось, не был заинтересован в том, чтобы Шин умер от недоедания.
К марту 1997 года, т. е. приблизительно через четыре месяца после освобождения из подземной тюрьмы, Шин и впрямь оказался на пороге голодной смерти из-за преследований со стороны учителя и одноклассников. Не заживали и ожоги на спине. Из открытых ран все время сочилась кровь. Он становился все слабее, часто не выполнял нормы, результатом чего становились новые наказания голодом, избиения и еще большие потери крови.
Новый учитель начал водить Шина в школьную столовую после завтраков, обедов и ужинов. Там он давал Шину съедать остатки и объедки. Иногда он тайком приносил Шину еду. Кроме того, он стал следить, чтобы Шина отправляли на относительно легкие работы и чтобы по ночам ему доставался теплый кусок пола в школьном общежитии.
Не менее важно и то, что он запретил одноклассникам Шина бить его и отнимать у него еду. Со временем они перестали и издеваться над его мертвой матерью. Староста класса Хон Чжу Хён, некогда ударивший его по лицу лопатой, вскоре снова стал его другом. Шин набрал вес, а ожоги на спине наконец зажили.
Возможно, учитель просто пожалел измученного мальчишку. Настолько же возможно, что старшие чины из лагерной охраны прознали, что мстительный учитель изводит верного им стукача. Возможно, новому учителю просто приказали сделать так, чтобы мальчик выжил.
Шин так и не узнал, что стало причиной такой заботы со стороны этого человека. Но он совершенно уверен, что без его помощи он бы наверняка погиб.
Глава 10. Настоящий рабочий
Пищу на место работы доставляли тракторами. В прицепах привозили горы кукурузной каши и дымящиеся бочки капустной похлебки.
Шину было уже 15. Вместе с тысячами других зэков он работал на строительстве плотины ГЭС на реке Тэдонган, с юга ограничивающей территорию Лагеря 14. Это был настолько важный и срочный проект, что государство позволило себе трижды в день обильно кормить своих рабов. Кроме того, охранники даже разрешали рабочим, среди которых было около 5000 взрослых зэков и пара сотен учеников из лагерной школы, ловить в реке рыбу и лягушек.
Впервые в жизни Шин целый год мог наедаться до отвала.
Правительство решило, что лагерю с длинной высоковольтной изгородью и целым комплексом заводов, выдающих на-гора военную форму, стеклянную посуду и цемент, срочно нужен надежный автономный источник электроэнергии.
– Эй! Эй! Эй! Она падает! Падает!
Прокричал эти слова Шин. Он подносил бадьи с раствором и вдруг заметил, что только что поставленная железобетонная стена дала трещину и начала рушиться. Прямо под ней заканчивала строительство другой стены группа из восьми зэков.
Он крикнул изо всех сил, но было уже поздно.
Все рабочие нижней бригады – три взрослых, три 15-летних девочки и два мальчишки такого же возраста – погибли. Тела некоторых были раздавлены до неузнаваемости. Надзиратель, руководивший рабочими на этом участке, после несчастного случая даже не остановил работы. В конце смены он просто приказал избавиться от тел. Горы Северной Кореи изрезаны большими и малыми реками с очень сильным течением. Их потенциал в смысле гидроэнергетики настолько велик, что до разделения Корейского полуострова 90 % электричества поступало именно с Севера. (1)
Но правительство клана Кимов не смогло создать и поддерживать в работоспособном состоянии надежную энергетическую сеть, привязанную к ГЭС, многие из которых находились в труднодоступных горных районах. Когда в 1990-х Россия прекратила поставки дешевой нефти, встали все работающие на топливном мазуте городские ТЭС. Почти вся страна погрузилась во тьму. На большей части Северной Кореи света нет до сих пор.
На ночных спутниковых фотографиях Корейского полуострова КНДР похожа на черную дыру, расположенную между Китаем и Южной Кореей. Энергии не хватает даже на бесперебойное освещение Пхеньяна, в котором живет обласканная режимом элита. В феврале 2008 года, когда я провел три дня и две ночи в Пхеньяне, освещая выступления Нью-Йоркского филармонического оркестра, властям удалось обеспечить электричеством почти весь город. Но после их завершения его снова отключили.
