Все это мне стало понятно далеко не сразу, но интуиция и природная предусмотрительность меня не подводили, более того — сильно помогали. Одно время, примерно 20 лет назад, под моим началом работал В. Н. Лазарев. Он был, безусловно, талантлив, но, часто выдавая оригинальные решения, всякий раз старался подчеркнуть свое авторство. С ним трудно работалось и руководителям, и подчиненным.
Огромный поначалу отдел системщиков, занимавшихся ориентацией космических аппаратов, их маневрированием, возглавлял Раушенбах, которого как своего соратника с предвоенных лет Королев подключил к разработке систем управления движением космических аппаратов, начиная с лунника, впервые в мире облетевшего обратную сторону ночного светила. Это уникальное изделие получило высшую оценку на самом высоком уровне, что сразу выдвинуло Раушенбаха вместе с ближайшими соратниками на высокие позиции. После перехода в ОКБ-1 в начале 1960 года они стали заниматься большими и ответственными системами, сложность которых по–настоящему возрастала с каждой новой разработкой.
Раушенбах был блестящим аналитиком; что же касается разработок своих систем, то он, как правило, передоверял это своим подчиненным, талантливым и честолюбивым. Чего он совершенно не любил и не умел, так это детальной инженерии, длительных и утомительных испытаний, доводки космической техники. К сожалению, довольно рано уйдя от нас, и вообще — из РКТ, он не оставил после себя хорошей школы отработки систем; почему?то ему в этом не хватило последовательности.
Королев руководил своими специалистами на протяжении всего проекта, уделяя особое внимание начальному и заключительному этапам, насколько это позволяли возможности одного человека (часто — сверх этих возможностей). К тому же большую долю его времени занимала политика, лоббирование и маневрирование в мутной воде высших сфер при утверждении и последующем продвижении ракетно–космических программ. К тому же надо добавить общественные и социальные заботы о предприятии, а также в целом о городе. Тем не менее Королев и аналитически (критиковал и выбирал), и творчески (корректировал и нередко предлагал новые решения) постоянно участвовал в инженерной работе, вникая в важнейшие детали, особенно если что?то отказывало или не так работало.
Как рассказал мне Я. П. Коляко, один из главных проектантов королёвских и послекоролёвских ракет, он встретил Главного в самом конце 1965 года, незадолго до смерти, и тот поделился с ним заботами и мечтами о том, чтобы найти время и возглавить группу проектантов (озадаченных космосом), человек этак сорок, и поработать с ними как следует. По–видимому, тогда его очень беспокоили конструкции как уже готовых изделий, космических кораблей и ракет, так и будущих проектов.
Пройдя большой путь в РКТ, сконструировав ряд оригинальных и совсем не простых систем, я могу утверждать, что Королев, безусловно, был настоящим Конструктором, и Главным, и не главным.
Еще в 1958 году Королева избрали академиком; был ли он настоящим ученым (никаким — по тому же Раушенбаху) — еще один хороший вопрос, и к нему я вернусь.
Став начальником конструкторской группы, я выполнял многочисленные административные обязанности, руководил людьми, планировал и проверял исполнение. Склонности к данной сфере деятельности у меня не было ни в школе, ни в институте, так что очень помог Калашников, который действительно был сильным администратором, умел руководить большими коллективами специалистов.
Много лет спустя, в конце 80–х, мы хоронили Калашникова, который последние годы жизни был пенсионером. В прощальном слове у его гроба я сказал то, что думал: «Виктор Александрович был сильным человеком, сыном своего времени, продуктом административно–командной системы, типичным и ярким ее представителем». В этих словах я хотел выразить одновременно хвалу усопшему и критику режима, в котором мы жили и работали вместе. Если говорить откровенно, в течение всех долгих лет совместной работы Калашников вызывал у меня двойственные чувства: с одной стороны, он многому научил меня, почти безоговорочно доверял в технике, не подставлял. С другой стороны… сейчас мне не хочется говорить об этом, вываливать в кучу свои обиды: читатель сможет прочесть о наших непростых отношениях в последующих главах книги. Должен признать, что я сам не всегда правильно вел себя, не считался с его интересами.
Что хорошо умел делать Калашников, так это использовать общественные организации: профсоюзную, комсомольскую, а лучше всего — партийную. При нем партбюро и партийные собрания, на которых рассматривались все самые актуальные вопросы, превратились в эффективный орган управления и контроля всей деятельности отдела. Большинство руководителей всех рангов были членами партии, пропущенными через партком. Беспартийных руководителей было совсем не много. Перед очередным партсобранием Вильницкий обзывал Розенберга беспартийной сволочью: нам тут еще сидеть часа 2—3, а он пошел гулять. Олег Михайлович на «дружескую критику» не обижался.
В брежневские времена эта система гипертрофировалась, нередко приобретая уродливые формы: партийная и общественная работа часто становилась самоцелью, на ней научились делать карьеру, она была самым быстрым путем наверх.
Помощником партии — школой для молодежи и кузницей партийных кадров — был комсомол, через который мне тоже пришлось пройти. Калашников подталкивал меня к этому: хочешь быть начальником, хочешь научиться руководить, начинай с комсомольского бюро. У меня не очень получалось, но опыта руководить людьми прибавилось. Чтобы решать важные технические задачи, нужны большие команды людей, а ими надо управлять. При любой социальной системе организация работы трудовых команд — одна из фундаментальных проблем. Материальные стимулы, какими бы сильными они ни были, не способны решить все проблемы человеческих коллективов. В этом мне пришлось убедиться, когда началось сотрудничество с американцами над проектом «Союз» — «Аполлон», особенно в 90–е годы. Тогда мы с удивлением обнаружили у американцев некоторые наши социалистические лозунги, которые напоминали нам молодые годы.
В РКТ, как в авиации и в других отраслях высоких технологий, действовала система руководства, созданная по принципу ярко выраженного централизма. После главных и генеральных конструкторов вниз по иерархической лестнице шли технические руководители, ответственные за свои участки работы и подчиненные им коллективы. Система опиралась и на вторичные общественные структуры, прежде всего партийную организацию. «Партия — вдохновитель и организатор наших побед!» — этот известный коммунистический лозунг, выкованный Лениным и укрепленный Сталиным, работал до тех пор, пока практическими делами руководили профессионалы, новые направления возглавляли творческие личности, а моральный уровень общества оставался достаточно высоким. Успех во многих научных областях, беспрецедентные достижения в РКТ были следствием и подтверждением эффективности такой системы. Однако, как известно, успех одних вызывает зависть других; зависть власть имущих страшнее всего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
