другой, они разные с Петькой. Мой, правда, так и не заметил. Никто не заметил. И никто не знал, что у нас с инженером любовь.
Когда Пашка подрос, я как-то поехала по адресу, что он мне оставил, но он съехал оттуда. Думала, ладно, Пашка-то при мне, хоть что-то от него осталось, а сейчас и Пашку потеряла. Не захотел он после армии возвращаться сюда, у Светки остался. Уж я звала их, к столице близко, подзаработают, свое жилье купят. Или нашу бы половину продали, мы бы с Петькой подальше в деревню уехали, а они бы поближе к городу что-нибудь купили. Все ближе были бы. Нет, отказался. Как чует, что не его это. Что он птица другого полета.
И тетя Аня горько заплакала. Алина не ожидала такой исповеди, растерялась. Что говорить? Да и нужны ли какие слова? Она увидела всю боль, тайну, какую всю жизнь носила эта женщина в себе. Жертвенность, может, и хорошее женское качество, но здесь такое бессмысленное и глупое. Жертвенность, которая лишила тетю Аню, может, самого главного, что случилось в ее жизни. Алина будто увидела их прощание. Рельсы, поезд, стрелку с синим огоньком, и вот вроде бы можно было ее перевести на другой путь, и жизнь бы пошла по-другому, но… Алина даже помотала головой, отгоняя наваждение. Тьфу ты! Опять эта стрелка!
Она гладила тетю Аню по руке и думала: казалось бы, деревенская тетка, жизнь должна быть простая и понятная, а тут такая глубина, такая драма. Алина почувствовала себя легким мотыльком, который беззаботно летает от огонька к огоньку, не утруждая себя глубокими движениями души. Ей даже захотелось разыскать этого инженера, вдруг он еще ждет свою доярку? Это было бы совсем как в кино, но ее почему-то обуял ужас от мысли, что вот так, случайно, не задумываясь, не считая важным, можно потерять в жизни самое ценное – любовь, божественный подарок. Ей захотелось что-то сделать, чтобы у этой истории был хороший конец, чтобы убедить себя, что любовь нельзя потерять, что все в этой жизни в итоге будет хорошо. Ей вдруг стало это очень важным. Со мной, конечно, такого не случится. Уж я-то узнаю, что это настоящая любовь, и никуда ее не отпущу. Но лучше, чтобы такого не случалось ни с кем. Чтобы в этой жизни был закон: любовь нельзя потерять. Она почувствовала, что ей очень важно, чтобы любовь нельзя было потерять. Будто она где-то очень глубоко в душе знала, что такое возможно, и в этом было столько боли, что она гнала эту мысль от себя, не давая себе возможности увидеть этот страх. Что-то нужно обязательно сделать для тети Ани, такая хорошая тетка, неужели она не заслужила быть счастливой?
– Теть Ань, а может, поискать его?
Женщина серьезно отнеслась к словам Алины. Было видно, что она их примеряет, обдумывает. Она долго молчала.
– Спасибо, дочка. Но поздно уже. Раньше надо было.
– Теть Ань, а вдруг он один и вас не забыл?
Слезы градом полились из глаз женщины. Было видно, что нарисованная картина была такой желанной, что у нее не хватило сил отказать своей мечте. Она уже отказала один раз в жизни, в реальности, но мечте она отказать не могла.
– Ну, давайте хотя бы попробуем его найти. А вдруг он умер? И вы просто будете знать, что его больше нет. Может, так легче будет?
Тетя Аня посмотрела на нее. Даже плакать перестала. Похоже, она не допускала мысли, что его нет. А раз нет, ничего уже не изменишь и можно успокоиться, проститься с ним и со своей любовью.
– Только узнаем, что с ним, и все. – Алина хотела закрепить свой успех.
– Да, узнать, живой он или помер…
Они еще посидели молча. Она все еще держала женщину за руку, будто хотела ей передать часть своей силы, поддержать ее, дать ей надежду, будущее. А может, считала нужным поделиться частичкой своего счастья, присутствие которого она очень явственно ощутила в последнее время.
Она набрала Карасика уже из машины:
– Привет, Карасюшка.
Карасик знал свое прозвище, относился к нему спокойно, или, по крайней мере, делал вид, что относится спокойно. Правда, девчонки не испытывали его терпение, обращались к нему так только в кругу «семьи», а на людях такой вольности себе не позволяли.
– Карасюшка, мне нужна твоя помощь. Мне надо найти одного человека, есть фамилия, год рождения и место работы год так на восемьдесят первый. Сможешь?
Карасик помолчал.
– Попробовать можно, но не обещаю, что сможем найти. Места жительства нет?
– Только город.
– Маловато. Ну, давай.
И Алина продиктовала ему все данные, которые удалось вспомнить тете Ане.
– Дай мне пару дней. У тебя все нормально?
– Более чем.
– Ну ладно. Как что-то прояснится, наберу тебя.
Что ни говори, а другом Карасик был отличным. Никаких тебе лишних вопросов, надо – значит надо.
История тети Ани произвела впечатление на Алину. Она решила, что обязательно нужно поговорить с Максимом, задать ему самый важный вопрос, чтобы это наваждение с расходящимися путями перестало ее преследовать. Надо собраться с духом. Как бы получше сделать? «Максим, я хочу с тобой поговорить». Как-то по-родительски очень: сын, мне нужно с тобой поговорить. «Максим, мне нужно задать тебе один вопрос». Тоже по-дурацки. «Максим, мне тут одна мысль в голову пришла, думаю над ней, может, поможешь?» Это вроде бы уже лучше…
Она ехала на работу и разговаривала с собой. Подбирала слова, интонацию, прикидывала варианты, когда лучше с этим подойти. Ночью, когда темно будет. Проще будет спросить, не глядя на него. Но и лица его не увижу тогда. Это ж важно. Нет, при свете смелости не хватит.
Она рассуждала вслух, чтобы придать вес своим словам, потому что где-то внутри она знала: не хватит у нее смелости, хоть тысячу раз она отрепетируй. Был страх, что может услышать совсем не то, что ждет. Возможность ничтожная, но существует. И тогда это счастье закончится в один момент.
Светка дождалась, когда Алина пойдет к кофемашине, и шмыгнула за ней с кружкой.
– Ну ты и фурор в пятницу произвела.
– Что такое? – Алина силилась вспомнить, было такое чувство, что пятница осталась где-то в прошлом веке.
– Ты чего? Как Золушка, скрылась с бала в клубах сизого дыма от синего коня заморского принца.
Точно! Алина заулыбалась.
– И как заморский принц?
– Ты шутишь? Принц хоть куда! Даже Егорыч заценил.
– Чего сказал? – В Алине проснулось женское любопытство.
– Сказал что-то типа: «Может,