душе угодно.
Приценившись к разным мелочам, мы выпили лимонада, съели салат с креветками и уселись на места возле сцены в ожидании шоу. Публика собиралась очень быстро, и вдруг я почувствовала невесть откуда взявшийся дискомфорт. Виктор тоже ерзал на стуле, но он-то ясно осознавал причину. "Посмотри, мы здесь всего двое белых", прошептал он, и я будто прозрела. Все: величественные матроны с разнаряженными ребятишками, разномастные лоботрясы всех возрастов в одеждах канареечных расцветок, почтенные отцы семейств в дорогих и не очень костюмах, иногда даже с галстуками (в такую-то жару!) – все они были чернокожими. Кудрявая девчушка, сидевшая рядом, радостно объявила нам, что сегодняшнее мероприятия – это празднование очередной годовщины освобождения африканских и прочих рабов из под гнета белых плантаторов.
Виктор держался мужественно, и всё поглядывал, может, я предложу уйти по добру – по здорову, пока не поздно. Я бы и хотела уйти, конечно, но приехавшие к тому времени телевизионщики постоянно держали камеру наведенный на нас, и мне не хотелось доставить удовольствие всему штату, а то и всей стране, видом нашего поспешного бегства. К тому же, отсутствие алкогольных напитков в продаже и металлоискатель с охраной на входе в парк внушали определенную уверенность. Поэтому я сидела, как приклеенная, и Виктор тоже постепенно успокоился. Нам пришлось поддерживать все воззвания со сцены, обличающие жестокий режим испанских (белых) конкистадоров, подпевать непонятные гимны, или как минимум хлопать в такт… Ну а в разгаре вечеринки, оттащив стулья по сторонам площадки, вся толпа пустилась в пляс. К нам то ли привыкли, то ли увлеклись танцами, но озираться перестали . Исполняя что-то непонятное (может быть, африканскую зумбу?) танцоры двигали бедрами с потрясающей грацией, независимо от возраста и пола. Я сообразила, что буду невыгодно отличаться от окружения, как манерой исполнения, так энергетикой. И вот тогда-то мы уже и просочились тихонько к выходу.
Добравшись домой, уставшие от бродилок и эмоций, мы включили телевизор. Ну надо же, прямо в тот момент вели репортаж с этого праздника, и мы на нем были центральными фигурами! Наши телефоны зазвонили одновременно, мы с Виктором не успевали подтверждать друзьям и знакомым, что да, это были именно мы, занесла же вот так нелегкая. После этого ещё месяц мы были гвоздями программы каждой дружеской вечеринки.
Однажды мы приехали на выходные в Хьюстон, и я закапризничала, все мне было не так и не этак. Надувала губы, ничего не радовало, любая попытка развлечь только раздражала. Не помню точно причину, но, кажется, это был мягкий намек кого-то из родственников Виктора, что мне неплохо было бы заняться французским языком. Точнее, той его разновидностью под названием креольский, на котором они все говорят. Мне нравятся языки вокализированные, с большим количеством гласных, на письме отражаемые именно в количестве произносимых слогов, а не иначе. Поэтому я обожаю испанский, и откровенно отторгаю языки, в которых в каждом слове при написании оказывается в два-три раза больше букв, чем произносится. Так что никогда не хотела изучать французский, каталонский и иже с ними. Но и бестолковый невестой, неспособной к элементарным знаниям, выглядеть не хотелось. Поэтому я начинала читать книгу "Самоучитель французского языка" и тут же бросала. Ещё какая-то кузина Виктора объявила, что пока я не начну разбираться в приправах креольской кухни, я гроша ломаного не стою, как хозяйка . С самом деле, приправы, соусы и их комбинации, особенно к блюдам из морепродуктов, были совсем не просты для запоминания и использования. Особенно если учесть, что к каждому блюду их подается минимум три.
В ответ я не вытерпела и напомнила ей анекдот широкого хождения, про жителей Луизианы. Якобы они настолько всегда были бедны, что, чтобы разнообразить вкус, и хоть как-то отличить рис с креветками от риса с рыбешками, изобрели сочетания пахучих трав, которые делают еду вовсе не похожей ни на рис, ни на креветки, ни на рыбёшки.
Многотрудные обязанности жены креольца вырисовывались всё яснее и казались всё скучнее. А больше всего подтачивла навязчивая мысль: " Может, мне в принципе не нравится обязанности жены, неважно уже, чьей?» Я отгоняла эту мысль, заставляя себя думать о замужестве, как о чем-то желанном и прекрасном, да и просто пытаясь переключиться на более приятные вещи и впечатления. Обычно это легко удавалось, ведь Виктор старался, как мог.
Вот и в этот раз, видя мое скрытое беспричинное раздражение, он вдруг сказал: «А давай махнем в Корпус Кристи! Там ведь чистая прозрачная вода и песчаный пляж, всё, как ты любишь». От такого предложения я не в состоянии отказаться в любом настроении, хотя оно и удивило – это же пять часов езды в одну сторону! «Если едем, то прямо сейчас», – торопил Виктор, и я схватила купальник и запрыгнула в машину. Пять часов в один конец, купание в море, час на солнечные ванны, час на обед в ресторане, пять часов обратно в Хьюстон. Теплое прощание, и мой мужчина отправляется в Луизиану, чтобы ещё семь часов отсидеть за рулём, приехав на место, как минимум, к полуночи, и встать на работу в пять тридцать утра. За такие поступки я своего жениха уважала, и всё больше склонялась к мысли, что, уж если решилась выходить замуж, то выбор сделан удачный. Мы назначили свадебную церемонию на 7 сентября – это было ближайшая дата, когда Виктор мог взять новый недельный отпуск. Он настаивал на беззаботном совместном проведении медового месяца, и считал неприемлемым выход на работу на следующий день после торжества. Я радостно согласилась с датой, но по своим собственным причинам: был конец июня, и я надеялась до сентября съездить ещё в Россию и в Европу.
А пока я пыталась осознать, как будет устроена моя жизнь после свадьбы. Выходила совсем неплохо, если проводить неделю в Хьюстоне, в доме Виктора (потому что я буду скучать по Глории), неделю в Луизиане, встречать супруга с работы и вместе проводить романтические вечера. Изредка в выходные планировалось отдыхать от разъездов, то есть оставаться Батон-Руж и выезжать не дальше Нью-Орлеана. Репетицию таких выходных мы даже провели, не вполне удачно, надо сказать. У моего жениха обнаружились застарелые холостяцкие привычки, а именно – закончив уборку в доме до обеда субботнего дня, завалится спать и отсыпаться до вечера, за всю предыдущую неделю. Зато уж вечером допоздна слоняться из бара в бар, из одной бильярдной в другую, везде оставляя шальные деньги, потраченные на пиво, игровые автоматы, бильярдные ставки и всё в таком же духе. В середине ночи нас ожидала ещё
