Вообще-то порция вина входила в обязательный ежедневный солдатский рацион. Конечно, не так, чтобы напиться, но слегка захмелеть хватало. И кстати, для многих солдат винная пайка была чуть ли не единственной привлекательной стороной службы, и они весь день жили только для того, чтобы дождаться очередной кружки и забыть на несколько мгновений о тяготах и постоянной опасности, сопровождающей солдата даже в мирной жизни.
Но, как это обычно и бывает, в поход интенданты закупили какую-то смесь уксуса с гнилой водой, которую и пытались выдавать солдатам под видом вина. И теперь даже самые горькие пьяницы предпочитали пить воду, а не мучиться от дикой боли в желудке.
Но для особой команды на этот раз хорошее вино нашлось, неизвестно, из запасов ли маркитантов, офицеров или самих интендантов. А также нашлись и свежая мука для лепешек, немного не подгнившего и не провяленного до каменной твердости мяса, крупа, кувшинчики масла. Что еще надо солдату для счастья, особенно после долгого и тяжелого похода, окончившегося для всех столь благополучно?
Довольны были все, даже Ренки, хотя его счастье подтачивали размышления о том, что если он и впредь будет заниматься подобной «войной», то не сумеет продвинуться хотя бы до сержанта. Уж очень сомнительны были эти так называемые «подвиги». Об этом он, когда их компания опустошила первый бурдюк с вином, и сообщил своим товарищам, после чего у него и завязался спор с Готором.
— Дурень ты, Ренки… — вдруг вклинился в разговор непонятно откуда появившийся Доод. — Совсем сопляк еще! Не стоял ты толком в строю да не палил из мушкета. Смерть там… будто кости кидаешь. Храбрый ты или трус, благородный или простолюдин, умный или дурак — всех под одну гребенку, не разбирая. Сегодня тебя, завтра меня, а послезавтра — нас обоих…
— Я не боюсь смерти! — высокопарно заявил изрядно принявший на грудь мальчишка. — Это долг солдата — умереть за своего короля!
— Своей не боишься! — прорычал Доод. — Своей-то… чего ее бояться? Не такая сладкая солдатская доля, чтобы ради нее ногтями да зубами за жизнь цепляться. А ты вот о них подумал? — обвел Доод зажатой в ладони лепешкой всю компанию. — О товарищах своих? Знаешь, каково это — утром все вместе у одного костра сидели, а вечером ты там один-одинешенек, а всех друзей и знакомцев твоих кого убило, кого искалечило? Вот то-то и оно… — добавил он, увидев, как моментально изменилось лицо молодого капрала, на миг вообразившего, что он остался совсем один. — Разок-другой так попробуешь представить, коли сам жив останешься, и поймешь, почему нам начальство такие пирушки устраивает да на иные наши шалости глаза прикрывает! Эх, Ренки, Ренки… Учить тебя еще и учить!
Собственно, со следующего дня наука и началась. Долго отдыхать воякам Бида не дали — не для того солдат создан, чтобы отдыхать. Денек попили, поели, попраздновали — и будет.
Так что уже на следующее утро капрал Ренки Дарээка со своим капральством в составе роты первого лейтенанта Бида отправился охранять водоносов из… каторжной команды, которой предстояло пройти до ближайшего колодца-ключа двенадцать верст и обеспечить армию запасом воды.
Хотя кредонская кавалерия по большей части и убралась восвояси, однако егеря еще пошаливали, да и нападения небольших пеших отрядов противника, пытающихся заменить кавалерию, случались все чаще. Так что даже такое дело, как доставка воды, приходилось планировать, будто военную операцию. Два десятка кавалеристов создали кольцо дальней охраны. Особая рота лейтенанта Бида шла в ближнем кольце. И еще два капральства топали вместе с каторжниками-водоносами и десятком телег, везущих тару для воды.
Вышли рано утром. К обеду уже были на месте. И пока каторжники очищали колодец и наполняли тару водой, Доод натаскивал своего «младшего коллегу», обучая его правильно организовывать охрану, показывал места, откуда можно ждать нападения, и объяснял, как действовать в том или ином случае.
— Слушай, капрал Доод, — спросил его Ренки, выбрав подходящий момент. — А зачем ты все это делаешь? Ну в смысле обучаешь меня так тщательно. Ведь то, что сейчас в одном капральстве два капрала, — это ненормально. И когда ты меня выучишь, одному из нас придется уйти.
— И ты думаешь, пацан, что уйти обязательно придется мне? — широко улыбнулся Доод. — Может, оно и так. Хотя… Короче, на тебя у кой-каких людей есть определенные планы. Какие? Я и сам не знаю. Но мне велели тебя хорошенько обучить, вот я и стараюсь.
— Но… Какие еще планы? — искренне возмутился Ренки, которому не понравилось, что кто-то играет его жизнью и судьбой, словно фигурой в шахматах.
— Этого я, парень, не знаю, — честно ответил капрал. — Но подозреваю, что тебя хотят двинуть дальше. Может, даже и в офицеры! Потому как нам нужны там свои люди.
— Что значить — двинуть? Кому это — нам? — не понял Ренки. — Я не желаю, чтобы меня куда-то двигали, и не желаю быть еще «чьим-то» офицером, кроме короля!
— Дурак ты, Ренки, — сказал капрал таким тоном, что Ренки и правда почувствовал себя дураком. — Вроде бы уж достаточно времени в армии мыкаешься, а все еще ведешь себя иной раз, будто барчук, ничего, кроме отцовского дома, не видевший. Пора с тобой уже как со взрослым поговорить. Ты вот выбери как-нибудь момент да посмотри, чего в котлах у других полков варится и в какие мундиры они одеты. И сравни с тем, что у тебя на каждый день есть. Иные полки могли бы позавидовать и тем харчам, что ты лопал, когда каторжником был. Сгнившее зерно пополам с трухой и мышиным дерьмом вместо мяса — вот и весь их рацион. В лепешки сена добавляют, чтобы хоть чем-то брюхо набить. И ходят в обносках. Вон посмотри на Пятнадцатый Гренадерский — там половина солдат к обмоткам деревянные дощечки привязывает, а сапоги (у кого они еще сохранились) тряпками да веревками перемотаны, чтобы на ходу не разваливались. В позапрошлогоднюю кампанию в армии небось две трети потерь с голодухи да от поноса случились, а не в бою. Да и сейчас, вон погляди, без всяких сражений чуть ли не ежедневно по десятку покойников за ограду лагеря выносят. Вот так-то вот! А ты думаешь, почему у нас по-другому? Да потому что правильные люди друг за дружку держатся и помогают, чем могут. Тут только так и можно выжить, на то она и армия! Ты, Ренки, из «благородных оу» будешь. Это у тебя на роже написано. А значит, тебя можно двинуть куда дальше, чем даже нашего Бида, которому выше лейтенантского погона ничего не светит. Зато у него влияния тебя подальше продвинуть вполне хватит, потому как люди Бида уважают. Тут главное — это чтобы и на тебя положиться можно было. Чтобы ты, наверх пробившись, не забывал о тех, кто тебе туда дорогу проложил.
— Если в том, что ты предлагаешь, нет ничего постыдного и идущего во вред королю, то можешь не бояться неблагодарности или предательства с моей стороны, — высокопарно ответил на это Ренки. — Это ведь элементарный долг благородного человека — оплатить втрое за оказанное ему добро!
— Вот это в тебе больше всего и пугает, — честно признался Доод. — То ты вроде нормальный человек и делаешь все правильно. А то вдруг рот откроешь, и оттуда такая чушь польется, что впору за голову хвататься. Будто ты в высокой башне сидел и жизнь только по книжкам да балладам знаешь. А ведь вроде уже и на каторге побывал, и пороха понюхал… Лейтенант говорит, что ты за свою благородную дурь держишься, потому как это единственное, что у тебя от прежней жизни осталось. И со временем дурь у тебя пройдет, а правильные мысли в голове останутся. А я вот иной раз тебе и дело нормальное поручить боюсь: а вдруг у тебя дурь в башке взыграет и ты либо дров наломаешь, либо людей понапрасну погубишь…
— Не думаю, что благородное поведение может хоть в какой-то мере причинить ущерб окружающим, — высокомерно объявил Ренки. — Видимо, ты просто не понимаешь, что движет такими людьми.
— Ренки, я благородных поболее тебя видел, — усмехнулся Доод, вновь посмотрев на Ренки так, что тому почему-то стало стыдно и досадно. — Есть, конечно, и среди благородных нормальные люди. Вон, тот же наш полковник оу Дезгоот — за него любой гренадер Шестого кому угодно глотку порвет! А в том же Пятнадцатом офицеры деньги из солдатского содержания себе в карман кладут, а ведь тоже все сплошь благородные. Но я, собственно, не об этом. Вот ты вчера разную чушь нес. А коли сейчас из-за горизонта выскочат кредонские егеря, ты как поступишь? Капральство в линию выстроишь и по всем правилам начнешь в них из мушкетов палить, а потом в штыки? Либо солдат в укрытие спрячешь и оттель будешь аккуратненько постреливать, предварительно за помощью послав? Вот то-то и оно… Как тебе людей доверить можно, коли ты ни их, ни свою жизнь ценить не умеешь? Да и по другим делам, например, как харчи съедобные у кладовщиков получить или трофеи сбыть… А вдруг и тут из тебя благородная дурь полезет?
