Этим путем уже прошел до нас взвод Танкушича. Он двигался днем и все же потерял одного бойца. Красноармеец Петрушкевич, доставивший донесение, рассказал, как это произошло.
В голове разъезда ехал седобородый таджик. За ним — Танкушич, на такой же, как у проводника, неказистой местной лошаденке. Дальше гуськом — все остальные.
На одной из нешироких площадок Танкушич остановил подразделение передохнуть после затяжного подъема. Когда тронулись дальше, между проводником и командиром случайно втиснулся боец Дёри. Его крупная нервная кобыла шла неспокойно, рывками. Узкая ленточка дороги не позволяла Дёри вернуться на свое место в строю.
Когда впереди показался искусственный карниз, проводник обернулся и попросил переводчика Рахимова предупредить всех: пока передний всадник не преодолеет овринг, едущий сзади не должен на него вступать. Судя по тому, что старик, перед тем как двинуться дальше, молитвенно простер руки, место это было очень опасным.
Таджик благополучно преодолел зыбкое сооружение. За ним последовал Дёри. Но первый же шаг его лошади оказался и последним. Почувствовав, что настил непрочен, кобыла вздыбилась и, рванувшись в сторону, вместе с всадником рухнула вниз.
Колонна оцепенела. Потрясенный Танкушич взял себя в руки и спокойно сказал:
— Без паники, товарищи! Дёри сам виноват в своей гибели, он тронул повод. Не мешайте коням, отпустите поводья. Вот так...
Шандор уверенно въехал на коварный мосток. Тот прогнулся, но выдержал. Потом то же проделал Рахимов. Сковавший людей страх уступил место расчетливой решимости. Переправа прошла нормально.
После Танкушич признался, что умышленно обвинил Дёри в собственной гибели. Бойца, конечно, подвела лошадь. Но в тот момент надо было сказать так. Красноармейцы не должны были сомневаться в своих конях. Шандор позаботился об укреплении овринга, договорился со старостой кишлака, и тот выделил для этого несколько человек. Они уложили на мостки новые бревна, наносили хворосту, земли, гальки.
В наступившей темноте двигаться было еще трудней.
— Спросите у проводника, сколько осталось до Рарза, — попросил я ехавшего за мной переводчика Джабарова.
Через минуту тот доложил:
— Говорит, верст пять.
— А что он так вздыхает? Или версты длиннее обычных?
Джабаров переговорил с проводником. Старого таджика беспокоил предстоящий опасный спуск в долину. Он предлагал спешиться, а то на осыпи лошадь может не удержаться.
— Этого еще не хватало, — заворчал где-то сзади Пархоменко. — Понесла нас нелегкая на ночь глядя.
— Разговорчики! — оборвал я его.
— Виноват, — букнул Пархоменко.
Перед крутым склоном сошли с коней, чуточку передохнули, проверили седловку. Не спеша тронулись дальше. Чем ниже спускались, тем отвеснее становилась ниточка дороги и все громче шуршала уходившая из-под ног почва. Вдруг я почувствовал, что сползаю вниз. Поток мелкой гальки подхватил меня. Я упал на спину и словно скатился с ледяной горки. Многие таким же образом проделали путь почти до самой реки. Обошлись без потерь.
У входа в ущелье, где укрылся взвод Танкушича, нас встретил «маяк». Разведчик проводил меня к командиру. Тот подробно рассказал о противнике.
Не теряя времени, решили провести командирскую рекогносцировку.
Светало. Туман оседал. Ветер гнал его вниз по теснине. Невидимое пока солнце четко прорисовывало зубчатый силуэт гор. По голубому небу лениво плыли живописные клочья розовых облаков. По ту сторону реки, на одной высоте с нами, парил орел.
— Ай да мы! — залюбовавшись гордой и сильной птицей, воскликнул красноармеец Ловягин. — До орлиных гнезд добрались!
— Тут, братец, не только орлиные гнезда, а и басмаческие. Так что гляди в оба, — заметил начальник команды разведчиков Зарайский.
В бинокль хорошо просматривались позиции неприятеля. Они проходили перед кишлаком Рарз по склону Зеравшанского хребта, господствовали над местностью и позволяли не только эффективно использовать всю мощь ружейного огня, но и сбрасывать на атакующих камни.
Стали думать, как перехитрить врага. Решили пустить в обход полуэскадрон Михаила Шишкина. Усилили его пулеметными расчетами Федорова и Сабо. В проводники дали Саттора.
На всякий случай я спросил таджика:
— Знаешь ли эти места в стороне от главной тропы?
— Охотился тут на архаров. Проведу...
Полуэскадрон ушел. Главные силы отряда выдвинулись на исходный для наступления рубеж. Напряженно ждали сигнала Шишкина, а его все не было. Наконец предутреннюю тишину нарушила длинная пулеметная очередь. Эхо многократно повторило ее. Мы поднялись в атаку. Часто захлопали винтовочные выстрелы. Затараторили наши «льюисы». Басмачи ответили. Потом словно пророкотал гром, и над тропой, что вела к селению, поднялась туча пыли. Это неприятель раньше времени сбросил приготовленные для нас груды камней.
Под прикрытием образовавшейся непроницаемой завесы эскадрон ворвался на высоты. Бой длился недолго. Бандитские шайки побежали. С тыла по ним били засевшие в скалах наши пулеметчики. Отряд сел на коней и начал преследовать отходящих.
Далеко за кишлаком соединились с полуэскадроном Шишкина.
Басмачи понесли большие потери. Нами были захвачены пленные. У одного при обыске обнаружили листок, исписанный мелкой арабской вязью. Письмо было скреплено круглой печатью.
Когда его прочли, выяснилось, что это донесение курбаши Холбуты матчинскому беку Саид-Ахмет-ходже. Холбута докладывал, что он надежно закрепился на Шахристанском перевале, и просил бека проинформировать об обстановке в Зеравшанском ущелье. Судя, по всему, Холбута не знал о том, что наш отряд уже занял Захматабад.
И тут нас догнало распоряжение облвоенкома. Оно обязывало меня закрепиться в Захматабаде, команду конных разведчиков вернуть в Самарканд, гарнизоны, оставленные в кишлаках, снять и людей распустить по домам.
Что ж, приказ есть приказ. С конной разведкой отправили больных и раненых. Тепло простились с дружинниками. В Зеравшанском ущелье остался лишь один наш эскадрон.
Теперь было не до наступательных действий. Сами перешли к обороне.
Через некоторое время — новый приказ: возвратиться и нам в Самарканд, чтобы выступить на охрану государственной границы. Приказ сопровождался кратким разъяснением обстановки. Оказывается, опять обострились отношения с эмирской Бухарой, участились провокационные налеты сарбазов и басмачей на пограничные посты...
Из Зеравшанского ущелья мы выходили с боями. Нас обстреливали из засад, обрушивали на наши головы сверху лавины камней. Но и наши бойцы уже научились кое-чему: мелкими группами обходили вражеские заслоны и сбивали их, расчищая путь основным силам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
