– Ты голодный, малыш? – узенькие глазки Александра создавали контраст с его пухлыми щеками, так что он походил на откормленного борова. Мальчик огрызнулся в своей манере, которой приучила его улица:
– Уж всяко голоднее, чем вы, сэр.
На такое замечание Александру хотелось отвесить оборванцу хорошую оплеуху, но он сдержался, сглатывая комок вставших в горле бранных слов.
– Я бы советовал тебе держаться полюбезнее с человеком, который хочет предоставить тебе работу и при этом прилично заплатить за нее.
Мальчик насторожился. Перспектива вкалывать, словно осел, не привлекала, но уж он найдет способ урвать побольше деньжат, при этом особо не напрягаясь. Как оказалось далее в разговоре, который состоялся только между ними двумя, в задачу мальчишки входит одно дело на несколько часов. Потом он должен будет со всех ног бежать, а уж если попадется, то пусть пеняет на себя. Александра же в причастности заподозрить не смогут. Во-первых, он станет все отрицать, а во-вторых, происходить действо будет на чужой территории, к которой вице-губернатор Вергинии не имеет никакого отношения, а соответственно – невиновен. Следующий шаг – отвести веснушчатого исполнителя на место. Но светиться не стоит в собственном экипаже. Мальчишке лучше отправиться туда одному. И чтобы не быть обманутым, Спотсвуд дал ему четверть от всей суммы, которую тот получит в конце, в качестве аванса. Стимулировать деньгами – гениально и просто. Конечно, глаза голодного мальчишки загорелись. Он готов был выполнить такое, на его взгляд, пустяшное дело, лишь бы иметь шанс выжить, а деньги для выживания – лучшее подспорье.
Итак, скрытый ночными тенями, которые подобно отравляющему сознание дурману опускались к основаниям домов, к ногам прохожих, чтобы люди перестали внятно соображать, отдались сну или друг другу в объятия и забыли до утра о тяготах жизни, мальчишка медленно пробирался к указанному месту. А место это было не что иное, как та самая соседняя колония, рабов из которой хотел заполучить для себя Спотсвуд. Дела в колонии шли не очень складно, а потому по части охраны здесь было худо. Просматривались совсем не охраняемые участки, открытые для любого желающего. Конечно, предполагалось, что любой здравомыслящий или хотя бы белокожий человек по собственной воле не станет туда лезть, но и тут случаются промахи. Тонкая фигурка мальчика скользила так бесшумно, будто была бесплотной. Как нельзя кстати пригодилась сноровка уличного воришки. Ступая осторожно по земле, пропитанной прохладой после дневного зноя, он чувствовал, как сердце непривычно быстро колотится.
Только теперь до него начал доходить смысл того, что он собирался совершить. Неужели он сможет пойти на это вот так просто? А как же люди? Ведь они тоже живые и, не имеет значения, что у них другой цвет кожи… И тут вдруг размышления ночного путешественника подтвердились видимой картиной. Он остановился, пригибаясь, чтобы остаться незамеченным, около небольшой хижины. Если не испугаться и немного высунуть голову, то можно увидеть, как над постелью какой-то довольно молодой еще женщины склоняется изящная фигурка. Волосы той, что стоит у постели, заплетены в множество мелких косичек, а в них – простые веревочки, вылинявшие, потерявшие цвет. То, что это одна семья – мать и дочь, мальчик понял из обрывка их разговора.
– Мама, тебе нужно поесть, хоть немного.
Женщина на кровати, сколоченной из почти прогнивших досок, слабо улыбалась.
– Не стоит обо мне тревожиться. Моя жизнь уже не так интересна, а у тебя еще многое впереди. Как жаль, что ты начинаешь жить в неволе. Но ты не сдавайся, продолжай бороться за мечту, за лучшую жизнь, – материнская рука с огрубевшими от трудов ладонями сжала тоненькие пальцы дочери. Та не могла говорить, потому что слезы душили ее, хоть и старалась она сдержаться. Видя все это, веснушчатый мальчишка недоумевал – зачем богатому господину понадобилось творить такое страшное действо, да еще под покровом ночи и чужими руками? Его руками…
Смотреть больше не было сил. Сомнений не осталось – куда бы он не заглянул, всюду будут нищета, голод, несвобода. Посланник Спотсвуда раздумывал. Хотелось найти оправдание, прежде чем совершить такой шаг. Пошарив старательней в закоулках сознания, он все-таки отыскал его. Вздох облегчения вылетел из груди, приземлившись маленькой птичкой на крышу хижины. Да, определенно, тот господин собирается освободить этих людей. С ними ничего не случится плохого, потому что от стихии можно спастись, а от рабства нельзя. Когда же мальчик разбудит огонь в своих руках, то их поселение сгорит, а господин приютит людей у себя, это будет очень благородно. Окрыленный такими мыслями, уличный оборванец осмелел.
В его пальцах мелькнула искра и через несколько минут подожженная веточка упала прямо перед дверью хижины. Теперь важно было быстро убежать, чтобы никто не смог поймать его на месте преступления. Он пустился наутек, а пламя постепенно распространялось вокруг. Как утешал себя мальчик, люди в колонии не пострадали, если не считать ожогов. Зато почти все постройки сгорели. Дело было сделано. Деньги получены. Сердце мальчика, имя которого Спотсвуд так и не удосужился спросить, наполнилось радостью, карманы порванных брюк – звонкими монетами, а желудок – едой.
После разгоревшегося в соседнем штате пожара как нельзя кстати объявился вице-губернатор Вергинии. Он предложил выкупить людей и землю. Расчет оказался верным – негры в то время скупались за бесценок, а участок, земля на котором только что выгорела, да к тому же абсолютно пустой, можно купить за полцены. Выгодно для себя завершив эту сделку, Александр обменял участок, получив для себя 13 километров земли в собственном штате. К тому же, теперь у него была собственная рабочая сила и колония. В ней он ко всему прочему придумал «налог на свободу».
Негры, желавшие стать свободными, могли внести за себя и родственников деньги или же оставить взамен себя какого-то другого человека. В первом случае получалось, что раб трудится абсолютно бесплатно, так как все его доходы, полагавшиеся на скудную одежду и питание, уходили в счет налога. К тому времени он мог заболеть, умереть и мало ли что еще, так что иной раз выходило, что никакой свободы не было. Оставляя же вместо себя кого-то еще, раб, по сути, должен был делать выбор между собой и другим. Ох, какие тут иногда разворачивались трагедии, когда мужья закладывали жен или дети – родителей. Все это забавляло Александра, он чувствовал себя господином, почти богом. Он почти добился того, о чем мечтал – создал государство в государстве. Не хватало только любви.
