Жизнь белых плантаторов крайне хрупкая штука, если происходящая в полутора тысячах миль отсюда забастовка могла поставить жизнь под угрозу (блокада, могущая возникнуть в дни войны, полностью изолирует эти острова).
Мы чувствовали себя крайне неловко, помогая уничтожать скудные запасы хозяйского продовольствия, но ничего не могли поделать. Мы находились в таком месте, откуда нельзя было послать самим себе телеграмму, срочно вызывающую нас домой. Ничто не могло спасти хозяев от нашего присутствия до прихода «Матарама». Положение становилось еще более острым из-за продолжающейся засухи. Мы наблюдали черные столбы ураганов, проносившихся в морской дали, но ни единая капля дождя не упала на железную крышу Руавату. Уровень чистой воды в цистерне не достигал четверти, и эта вода использовалась только для питья, готовки пищи и купания ребенка. Ни о какой ванне в Руавату нам нечего было и мечтать.
Через плантацию протекала река, в которой можно было плавать. Мы спросили, есть ли в реке аллигаторы (точнее, крокодилы), и нам ответили, что крокодилы водятся в ограниченном количестве, но зато есть акулы, которых следует опасаться. Океанский прилив на берегу Гвадалканара отличается большой мощью, и волны, затопляя песчаный бар, глубоко врываются в устья рек. Вместе с приливом попадают в реку акулы, которые остаются в реке, поскольку песчаный бар непроходим после отлива. С окончанием прилива река становится темно-коричневой от прогнивших обломков деревьев и каких-то извивающихся морских существ. Помимо этого, река протекает мимо туземных деревень, и, плавая в ней, можно наглотаться вдосталь возбудителей дизентерии. Несмотря на все, единственным препятствием для наших экспериментов с крокодилами, акулами и бактериями дизентерии были наши раны. Все они были результатом расчесывания мест укусов всяких насекомых. Стоило почесать укушенное место, как немедленно возникало пятно, которое не исчезало даже при ежедневном лечении и перевязках. Оно становилось шире и глубже, доставляя нам серьезное беспокойство.
К аллигаторам надо было отнестись со всей осмотрительностью, так как привезенные нами из Биренди драгоценные курицы, обязанные нас снабжать свежими яйцами и даже собственным мясом, исчезли сразу в одну ночь. По этой причине мы опасались без соответствующей молитвы ходить в темноте в уборную. Это сооружение находилось над рекой, в конце мостков, и, хотя мы брали с собой керосиновый фонарь, постоянная угроза встречи с крокодилом отбивала всякую охоту ходить туда. К вышеизложенному надо добавить кусающихся москитов и часто находимых на сиденье сороконожек. Что находилось под сиденьем, известно лишь Богу.
Будучи художниками, то есть принадлежа к существам широко известным своей неприязнью к мытью, мы могли с грехом пополам довольствоваться весьма незначительным количеством воды. С относительной стойкостью мы отказывались за столом от чуть-чуть прогорклого консервированного масла.
Когда ночная прохлада снижала температуру крови, мы готовы были простить миссионеров за то, что они задерживают нашу работу.
Но совершенно немыслимой стала нам казаться жизнь днем в непрерывно возрастающей жаре. Днем и ночью ни одного дуновения ветерка… Верхушки пальм недвижно поникли в замершем воздухе, и, казалось, даже морской прибой изнемогает от одуряющей тяжести солнечного зноя. Термометр на веранде показывал всего лишь 30° по Цельсию, но это было 30° в бане. Домашние слуги ссорились теперь не только на кухне, они перенесли свои сражения в столовую, где перебрасывались тарелками и другими грохочущими предметами. Хозяйка выражалась на пиджин-инглиш, а хозяин, выпив последнюю бутылку пива, ожидал неминуемого землетрясения. Даже Маргарет и я ухитрились обменяться колкостями по поводу исчезнувшей пилки для ногтей, одновременно служившей инструментом при укреплении колков на гавайской гитаре.
Можете считать это дезертирством, но мы решили, что в понедельник нас здесь не будет. Мы намеревались отправиться в деревню: но наступила пятница, а с ней конец засухи. Первый ливень начавшегося сезона дождей обрушился на торжествующих жителей плантаторского дома. Холодный дождь, целое море дождя хлынуло на раскаленную железную крышу дома. За один час уровень воды в цистерне поднялся на целую четверть. Маргарет и я, одетые, ополоумевшие от восторга, бросились на двор и, широко раскрыв рты, глотали холодные струи воды, лившейся с неба в наши глотки. Затем, раздевшись, мы встали под водопад, низвергавшийся с крыши. Стоя голыми под этим потоком, мы с остервенением мыли головы.
Ветер бесчинствовал вдоль всей плантации, задирая юбки листьев над головами пальм. Сотни орехов валились на землю, барабаня артиллерийским огнем по железной крыше дома. Рев прибоя достиг своего предела, но, перекрывая его, звучали пронзительные крики веселящихся туземных рабочих.
Это была дикая, но чудесная ночь… Мы спали в кроватях, таких сырых, будто их опрыскали из пульверизатора. Но зато было прохладно, даже холодновато, и мы могли снова дышать, не вывешивая наружу языка.
Наутро все обитатели дома, кроме ребенка и нас, страдали от малярии.
Клубы пара поднимались над землей, а в полдень снова наступила такая жара, что слуги возобновили битье посуды, Маргарет и я продолжили пикировку по поводу исчезнувшей пилки, а хозяйка дома слегла из-за приступа лихорадки.
Плачущий ребенок, может быть, и не заслуживает упоминания в рассказе о приключениях такой экспедиции, как наша. Но на этот раз детский плач едва не положил конец нашей деятельности в Руавату. Надо отметить, что здешний ребенок не принадлежал к числу плакс, но плакать он начал одновременно с ливнем и только в субботу вечером сделал небольшую передышку, чтобы набрать воздуха для новых взрывов плача. У ребенка слегка поднялась температура и появились симптомы дизентерии.
Наша хозяйка была в ужасе, так как расстройство желудка может служить признаком очень различных заболеваний. Ближайший врач находился в тридцати милях, что при отсутствии моторной лодки все равно что триста. Пока посыльный сбегает за лодкой, покуда лодка, присланная из Биренди, отвезет больного в Тулаги, — ребенок может умереть.
Сейчас, когда посыльный ушел в Биренди, мы более чем когда-либо чувствовали себя неуместными гостями.
Наступил понедельник, и если до этого дня мы были очень сочувствующими, но посторонними свидетелями наступающего кризиса, то теперь совершенно неожиданно оказались главными действующими лицами.
Около десяти часов утра послышался сигнал о приближении судна, и наш хозяин сразу установил, что это не лодка из Биренди, а правительственный катер «Ренанди», который, по нашим сведениям, должен был находиться в районе острова Малаита. Как бы там ни было, это судно могло доставить ребенка в больницу. Все население дома высыпало на берег, когда «Ренанди» держал курс прямо на Руавату. Но каков был наш ужас, когда, приблизившись настолько, что его можно было окликнуть, «Ренанди», вместо того чтобы отдать якорь, продолжал медленно двигаться дальше параллельно берегу. Мы побежали вслед за катером, и я вспомнила графиню из Биренди, имевшую привычку открывать стрельбу по судам, отказывавшимся остановиться.
