Заведующий пожал руку Степана и, как бы прочитав его мысли, обронил:
- Это - для иностранцев, - он обвел руками стены с репродукциями. Реклама - двигатель торговли, хотя торговля у нас особая. То, что представляет художественную или историческую ценность, иностранцам не продается. Передаем в музеи. Специальная комиссия отбирает.
- Само собой, - согласился Шатохин, - но в комиссии ведь тоже люди, а людям свойственно ошибаться.
Заведующий обидчиво поджал губы:
- За все годы, что я здесь работаю, таких случаев не было. Я говорю о грубых ошибках. Конечно, можно спутать век или школу - северную, псковскую или там московскую... Ведь право подписи под иконой церковь предоставляла самым знаменитым иконописцам. А в остальном все в порядке.
- Ну и отлично, - Шатохин не стал пока посвящать зава в историю с превращением Николая Угодника в Иоанна Крестителя. - Мы, собственно, не к вам, а к Ларисе Петровне. Кое-что уточнить требуется.
Услыхав свое имя, одна из двух женщин, сидящих в другом углу комнаты, оторвала голову от бумаг, узнала Шатохина и улыбнулась. Улыбка очень шла ее миловидному округлому лицу.
Из протокола допроса Д о б р о в о л ь с к о й Л а р и с ы П е т р о в н ы, 29 л е т, п р и е м щ и к а-т о в а р о в е д а о т д е л а э к с п о р т а В с е с о ю з н о г о х у д о ж е с т в е н н о г о п р о и з в о д с т в е н н о г о к о м б и н а т а и м е н и Е. В у ч е т и ч а, о б р а з о в а н и е в ы с ш е е, р а з в е д е н а, о д и н р е б е н о к, н е с у д и м а...
...По существу заданных мне вопросов поясняю:
...Икону "Николай Угодник" сдала молодая женщина лет двадцати четырех, очень красивая брюнетка, хорошо одетая. Я ее запомнила, потому что такие клиенты у нас бывают редко. В основном иконы приносят пожилые люди. Она сказала, что "Николай Угодник" ей достался в наследство от умершей бабушки, и она решила его продать. Каких-либо особых примет у нее я не заметила, могу только повторить, что она была хороша собой, производила впечатление интеллигентной женщины. Держалась непринужденно, но мне показалось, что она волнуется, нервничает, видимо, ей трудно было расставаться с иконой, единственной, как она сказала, памятью о бабке. Паспорт у нее был в порядке, без паспорта мы вообще не принимаем. С оценкой она согласилась сразу. Деньги мы выдаем только после реализации, причем не на руки, а перечисляем на сберкнижку. Номер названной ею сберкассы и номер счета записаны в бухгалтерии. Думаю, что при встрече эту женщину могу узнать в лицо...
МЛАДШЕМУ ИНСПЕКТОРУ МУРА
ЛЕЙТЕНАНТУ ШАТОХИНУ С. Д.
В связи с вашим запросом сообщаю, что в сберкассе 87/069 счета No 1265 не имеется. Фамилии Боровиковой Анны Ивановны среди вкладчиков не числится, и сберкнижка ей не выдавалась. На имя Боровиковой А. И. поступило денежное перечисление в размере 120 (сто двадцать) рублей, которое осталось невостребованным и находится на балансе сберкассы.
Заведующая сберкассой No 87/069 (подпись)
Торговый зал комиссионного магазина был плотно забит людьми, преимущественно молодыми. Однако покупали здесь редко. В основном смотрели. Протиснувшись к прилавку, юнец вожделенно пожирал глазами соблазнительно отливающее никелем японское радиоэлектронное чудо. Тут же, возле прилавка, стихийно возникали дебаты. Молодые люди обнаруживали незаурядную эрудицию, обсуждая сравнительные достоинства "Грюндига" или "Акая".
Продавцы с неприступным видом прохаживались вдоль уставленных иностранной аппаратурой полок, снисходительно посматривая на толпившуюся молодежь.
В первое посещение магазина Степан тоже пробился к прилавку и, взглянув на баснословные цены, чуть не ахнул. Выбравшись из толчеи, поискал глазами Савицкого и услышал над самым ухом:
- Порядок, начальник, здесь я.
Уже несколько дней они с Савицким, как на работу, ходили в этот самый большой в столице комиссионный магазин иностранной радиоаппаратуры. Собственно говоря, работой эти хождения были только для инспектора уголовного розыска, а не для его спутника. Однако Савицкий не роптал, был точен, словом, не нарушал условий джентльменского соглашения, как назвал это вынужденное сотрудничество Шатохин. Лейтенант же держался в стороне, где-то на улице, и Чобу его почти не видел, но знал, что в нужный момент Сергей обязательно появится. Этот момент, однако, не наступал.
Присмотревшись, Чобу убедился, что магазин живет второй, особой жизнью, которая ни для кого не была тайной. Он уже знал в лицо завсегдатаев магазина, вызывающе одетых молодчиков с наглыми и в то же время вкрадчивыми манерами. Будто случайно задрав рукав пиджака (как правило, кожаного), они сновали в толпе, выставив левую руку, на которой переливался всеми цветами радуги под хрустальным стеклом циферблат. Это были фарцовщики, промышляющие японскими и швейцарскими часами. Время от времени кто-нибудь из них, пошептавшись с покупателем, выходил с ним на улицу, и сделка совершалась вдали от посторонних глаз. Купля-продажа товаров помельче - сигарет, противосолнечных очков, жевательной резинки, дисков, магнитофонных кассет и прочих традиционных товаров фарцовщиков происходила тут же, в магазине.
Среди этой публики у Савицкого оказалось много знакомых, с которыми он непринужденно перемигивался, жал руки. "Как рыба в воде, - брезгливо отметил про себя Степан, - вернее, в грязной воде".
На Чобу никто не обращал внимания. Смерив наглым изучающим взглядом его потертое пальто, фарцовщик уже не проявлял к нему интереса: на этом заезжем фраере не заработаешь. "Хотел бы я видеть твою морду, паскудник, со злостью думал Степан, - если бы ты знал, что перед тобой инспектор уголовного розыска". Со смешанным чувством отвращения, возмущения и собственного бессилия старший лейтенант наблюдал за происходящим изо дня в день торжищем. Впервые ему была отведена роль стороннего наблюдателя. Степану стоило немалых трудов сдержать желание отвести в отделение какого-нибудь из этих молодчиков, однако он понимал, что этим может сорвать всю так тщательно задуманную операцию. Приходилось терпеть.
Время от времени в магазине появлялся наряд милиции, и тогда всю эту публику сдувало, как ветром. Иногда милиционеры выводили кого-нибудь на улицу и увозили в отделение. Наступало временное затишье, после которого все возвращалось на круги своя.
Тот, кого искали, не появлялся.
После очередного похода на Садово-Кудринскую Чобу сказал в сердцах:
- Послушай, Сергей, меня от этой публики воротит, не могу больше... Да и не появляется этот "потерпевший". Вдруг Савицкий все выдумал?
- Я тебя понимаю, но что поделаешь, наше дело такое. Давай-ка сходим на Димитрова. Попытаем счастье там. Авось повезет.
Поезд метро остановился на станции "Октябрьская". В город вели два выхода, и Степан в нерешительности остановился, не зная, какой выбрать. Спрашивать у спутника ему не хотелось. Савицкий же, видимо, поняв, в чем дело, предупредительно показал:
- Нам сюда, начальник.
Степан недовольно поморщился:
- Какой я тебе начальник? Сколько раз говорил: называй просто по имени.
За то время, что они провели вместе, Чобу успел присмотреться к своему "верному" спутнику и понял: не такой уж он, Борис Савицкий, потерянный человек. Парень как парень, только много дури наносной в голове. Легкомысленный, избалованный, с ленцой. Степану, выросшему в многодетной крестьянской семье, где ценили вещи не за моду, а за добротность и элементарные удобства, было трудно понять психологию Бориса и ему подобных, у которых на уме только одно: шмутки и обязательно фирменные, рестораны и прочее. "Выбить бы из него эту дурь - глядишь, и человеком бы стал".
Поглощенный своими мыслями, Чобу не заметил, как лента эскалатора кончилась, но Савицкий вовремя предупредил:
- Осторожно, споткнетесь. Приехали. - Он уже не называл Степана начальником, но и по имени обратиться тоже не решился.
Они вышли на улицу, и Чобу по своему обыкновению осмотрелся на новом месте. На противоположной стороне широкого проспекта раскинулся старинный особняк красного кирпича.
- Французское посольство, - с некоторым оттенком почтительности в голосе пояснил Савицкий. - И это вот - тоже, - он показал на возвышающийся рядом большой дом, архитектура которого резко отличалась от других зданий непривычными модернистскими формами и маленькими, смахивающими на бойницы, окнами. "Московских морозов, что ли, французы испугались?" - подумал Чобу. До них донеслись громкие голоса играющих в посольском дворе ребят. Здесь, в Замоскворечье, старинном уголке Москвы, французская речь в устах малышей, резвящихся так же, как и все дети на свете, звучала странно и непривычно.
Комиссионный магазин No 15 считался своего рода Меккой коллекционеров антикварных произведений искусств. Степан, едва войдя в обширный торговый зал, сразу приметил: публика здесь посолиднее, чем на Садово-Кудринской. И вообще магазин походил больше на выставку антиквариата, чем на предприятие торговли. Скульптуры, вазы, подсвечники, картины были выставлены не только на полках, но и умело расположены прямо в зале, усиливая это сходство. Покупатели, среди которых было много иностранцев, вели себя почти так же, как на выставке. Они медленно прохаживались по залу, останавливаясь возле заинтересовавшего их экспоната, вполголоса обмениваясь впечатлениями. Ровный гул голосов лишь иногда нарушал восторженный возглас какого-нибудь экспансивного кавказца. Преисполненные собственной значительности продавцы отвечали на вопросы с видом опытных музейных гидов.
