не на шутку разошёлся охранник.
Опешившие было коллеги пришли в себя и тоже перешли на «высокий штиль»:
– То все было до Христа. Вы, евреи, игнорируете факт прихода Спасителя и начала новой эры. Для вас как будто не существует общечеловеческой истории. Все ваши проблемы от этого.
– Христос тоже был соблюдающим иудеем, – парировал охранник. – Это наш дочерний проект. Вы ещё кровавый навет вспомните.
Тут уж Ева не выдержала.
– Нет, вы серьёзно? – обратилась она к охраннику. – То есть этот самый Господь заставил заплатить за создание Израиля шестью миллионами жизней, а перед этим гонял вас 2000 лет, непонятно за что, а вы ещё ему и осанну поёте? Вот уж точно – стокгольмский синдром.
Постфактум Ева отметила, что произнесла «вас», а не «нас».
Охранник как-то сдулся, и стало видно, что ему скучно продолжать этот разговор.
– Иногда лекарства бывают горькими, – буркнул он.
Ева, однако, не унималась.
– Вы хоть понимаете, с кем вы на Синае подписались? Со злобным и мстительным духом пустыни…
Голос Николая, молчавшего всю дорогу, прозвучал неожиданно:
– Бог с нами разговаривает событиями. Это теперь Его язык, время Пророков закончилось. И замысел Его нам непонятен. Но я знаю одно: все мы созданы Богом по Своему образу и подобию, все равно возлюблены Им. И палестинцы, и евреи. Холокост – по воле Его, конечно, но и Христос – Его воля. А Христос есть любовь.
– Ах, как здорово Он всё организовал, – Ева фыркнула и уставилась в окно – на орошаемый сосновый лес.
По дороге они встретились с автоколонной миссии ООН и в таком внушительном составе прибыли на Север. Там их уже поджидали ранее прилетевшие журналисты ведущих европейских и американских изданий. Официально все были движимы единодушным профессиональным порывом – объективно и беспристрастно осветить очередной виток арабо-израильского конфликта. На деле же большинству нужно было показать разрушения, нанесённые бомбардировками Израиля в Ливане, некоторым – ущерб, причинённый Израилю ракетами «Хезболлы», а Еве нужен был прицельный репортаж о подбитых израильских «Меркавах».
* * *
Недалеко от границы колонна переформировалась. Ева с Колей пересели в один из армейских джипов и в сопровождении двух танков и бронетранспортёра пересекли границу с Ливаном. Уже через час они были на месте. Подбитые танки все ещё находились там. Заходило солнце, и Николай сделал несколько очень эффектных снимков в нескольких ракурсах. Сопровождающий говорил по-русски, и Ева воспользовалась случаем, чтобы обо всём его расспросить. Но он был скуп на комментарии и не мог ответить на вопрос, как так получилось, что одиннадцать непробиваемых «Меркав» были подбиты горсткой боевиков. Неподалёку от одного из танков валялся разбитый РПГ-28. Его Николай тоже сфотографировал.
Ева вылезла из джипа и отправилась побродить по ущелью, образованному руслом высохшей реки. Кто-то из охраны неотступно следовал за ней с автоматом наперевес. Солдаты имели инструкции не оставлять ни одного из журналистов без присмотра ни на минуту.
Ева немного отошла от основной группы и вдруг увидела невдалеке сидящего на камне молодого, рыжего, как и она сама, солдата. Что-то странное было в этой картине, но Ева не смогла сразу сообразить, что именно. Она улыбнулась солдатику, но он словно её не замечал. Его комбинезон отличался от одежды охраны и был заляпан машинным маслом. Ева обрадовалась, ей показалось, что это кто-то из танкистов, и она поспешила к нему. Вот кто ей сейчас на все вопросы ответит.
– Привет, – произнесла Ева.
– Привет, – ответил парень.
– Я журналистка. Буду писать о Ливанской войне. А ты, ты здесь воевал?
Парень ничего не ответил. Вдруг он поднял голову, и на миг их взгляды встретились. И хотя было очень жарко, Ева поёжилась под этим взглядом.
Ей показалось, что она слышит голос. Но слышит его изнутри, у неё просто возникла мысль: «Их много здесь! Они прячутся! Выбери автобус».
У неё закружилась голова, потемнело в глазах. Когда ясность вернулась к ней, на камне уже никого не было. «Надо больше пить воды», – сказала она самой себе и потянулась к бутылке. Сделав глоток, она огляделась. Парня нигде не было.
Она подошла к охранявшему её солдату и спросила по-английски:
– Ты сейчас видел кого-нибудь на этом камне?
– Нет, – коротко отозвался тот.
Ева нашла Николая и сообщила:
– А я сейчас разговаривала, кажется, с танкистом. Хотела взять интервью, но он быстро смылся куда-то. Откуда он вообще здесь взялся?
– Может, он из техслужбы? Эти танки надо как-то эвакуировать…
Но в голове у Евы крутился припев старой военной песни времен её юности: нам бы жить – и вся награда, нам бы жить. Нам бы жить…
Ева отчётливо поняла, что́ смутило её в первую минуту. Солнце клонилось к закату, все предметы в ущелье отбрасывали длинные тени. Парень тень не отбрасывал.
Ева приложила руку ко лбу. Явно ж солнечный удар. С учетом раннего перелёта позади был очень долгий и тяжёлый день.
– Коля, – тихо сказала она, – у него не было тени.
Она и раньше рассказывала Николаю про свои сны, и он всегда относился к этому с уважением. Встречаются такие мужчины, как правило, свободных профессий, которые любят искусство в себе, а не себя в искусстве. Фотографии – не репортажные, а те, которые Николай делал для души, – выхватывали из реальности мгновения настолько совершенные и законченные, что эта самая реальность начинала казаться вполне сносной. У них тонкие черты лица, и, может быть, им недостаёт брутальности. А ещё такие мужчины очень музыкальны, и в какой-то момент они начинают слышать не просто музыку, а музыку небесных сфер. С Колей у неё установилась какая-то тонкая и очень прочная душевная связь, такое понимание вне слов и мыслей, какое бывает у близнецов.
Вот и сейчас – Николай только посмотрел на неё, потом на танки и сказал:
– Верю.
* * *
Солнце уже почти зашло за горизонт, и колонна двинулась в обратный путь.
Николай не хотел упускать последние закатные кадры и сел в джип. Звал Еву с собой, обещал по ходу фотосессию на фоне умопомрачительного пейзажа. Ева фотографироваться любила, но что-то её остановило. В результате рядом с Николаем приземлилась бойкая английская коллега. А Еву ноги сами понесли к автобусу, где, как она видела, задние сиденья пустовали. Там она и прилегла. Автобус был тяжёлый, бронированный и хорошо амортизировал неровности дороги. Ева задремала.
Заходящее солнце окрасило пустыню тёплыми тонами, застрекотали цикады, зной постепенно стал отступать. По готовящейся к ночи земле двигалась кавалькада, которую открывали и замыкали два танка. Вдруг раздался пронзительный свист, и затем где-то впереди, где
