свою эрудицию.
Про открытку, которую я нашла в переплете старой тетради, я не стала упоминать – к чему говорить лишнее? Договорилась же я сама с собой, что, во‐первых, никому больше не буду доверять, а во‐вторых, меньше болтать.
Однако сейчас мне захотелось блеснуть перед этим симпатичным мужчиной эрудицией, показать ему, что я умею не только изображать жертву убийства, и я с умным видом проговорила:
– Жемчуг на портрете очень красивый, но он не идет ни в какое сравнение с ожерельем Жанны де Ламотт…
Если я хотела его заинтересовать – мне это вполне удалось.
Андрей Константинович взглянул на меня удивленно и протянул:
– Вы знаете про это ожерелье? Интересно откуда? В фильме про это, кажется, не было…
– Ну, не помню… – засмущалась я. – Кажется, где-то читала… а вы интересуетесь историей Франции?
Хозяин тут же нахмурился, очевидно, ему не понравился мой тон. Почтительности мало. Ну да ладно, я тут ненадолго, отлежу сейчас трупом да и пойду себе.
– Простите, – все же повинилась я, – я не должна задавать вам вопросы…
Оказалось, что обиделся он совершенно по другому поводу.
– А вы, наверное, думали, что все бизнесмены – ограниченные, малограмотные люди, которых интересуют только деньги, женщины и крутые тачки?
– А что, женщины вас не интересуют? – спросила я с самым невинным видом.
– Нет, отчего же… я хотел не то сказать… – он запутался, смутился, рассердился на меня за собственное смущение, потом рассмеялся и проговорил:
– Я, между прочим, по специальности историк, даже диссертацию защитил по Великой французской революции… Потом в бизнес ушел, забросил науку…
– Как интересно! – я состроила ему глазки и изобразила полный восторг.
Не то что я такая уж кокетка, но уж больно скучно было лежать на ковре в позе трупа.
Андрей Константинович оживился, оседлал любимого конька и увлеченно заговорил:
– Кстати, то знаменитое ожерелье Мария-Антуанетта никогда не надевала, она его даже не держала в руках. От кардинала Рогана оно перешло к вашей тезке Жанне де Ламотт, а дальше его следы теряются. Когда началось расследование, Жанну арестовали, поместили в тюрьму Сальпетриер. Ожерелье так и не нашли, а Жанне каким-то чудом удалось сбежать из тюрьмы и уехать в Лондон. Там она написала скандальные мемуары, в которых описала королеву самыми черными красками, а потом погибла, выбросившись из окна…
Он сделал выразительную паузу и добавил, понизив голос, как будто сообщал мне большой секрет:
– Кстати, есть версия, что на самом деле погибла какая-то другая женщина, а сама Жанна де Ламотт скрылась и под чужим именем уехала в Германию, а оттуда – в Россию, и какое-то время жила здесь под именем герцогини Валуа… – Он вдруг смутился: – Извините, я, наверное, совсем вас заговорил… понимаете, это мой любимый исторический период, и когда я начинаю о нем говорить, мне трудно остановиться.
– Да что вы! – я облокотилась на локоть и снова состроила ему глазки. – Это все так интересно!
В этот момент дверь библиотеки распахнулась, в нее, наподобие маленького цунами, ворвался режиссер Михал Михалыч и с порога заорал:
– Почему труп изменил положение?
– Я вообще-то еще не совсем труп… – попыталась я оправдаться.
– Я тебе велел лежать в той же позе! – гремел режиссер, выдирая остатки своих волос. – Или я уже не режиссер? Или мое слово здесь уже ничего не значит? И вообще, почему на съемочной площадке посторонние? – это он заметил Андрея Константиновича. – Как можно работать в таких условиях!
Андрей Константинович поднял руки и попятился:
– Все, ухожу, ухожу!
Он подмигнул мне и удалился.
Тут появилась Андромеда с бусами в руках, через несколько минут библиотека снова наполнилась людьми, и съемки продолжились своим чередом.
Наконец все эпизоды с моим участием были благополучно отсняты и меня отпустили на свободу.
Я переоделась в свою одежду, получила у Андромеды причитающиеся мне деньги. Она была так любезна, что довезла меня до метро.
Ни Васи, ни хозяина особняка я больше не видела. Пока ехала, снова навалились грустные мысли. Этих денег хватит максимум на неделю. А что, если Вася сочтет свою миссию доброго самаритянина выполненной и больше не позвонит? Нужно искать постоянную работу. Но где? Газету с вакансиями купить, что ли?
Ладно, чем думать о грустном, лучше почитаю тетрадку…
В один из дней июля Жанна де Ламотт приехала в особняк, который занимал в Версале кардинал де Роган.
– Ваше преосвященство, – проговорила она, войдя в библиотеку, где кардинал проводил послеобеденные часы, и с трудом преодолевая волнение, – у меня к вам есть дело первостепенной важности, однако я не знаю, как к нему приступить.
Кардинал поднялся ей навстречу, взял Жанну под руку и усадил в самое удобное кресло. Затем позвонил в золотой колокольчик и велел слуге принести оранжада. Только после этого он обратился к своей взволнованной гостье:
– Милая графиня, вы знаете, что я слишком многим обязан вам. Поэтому смело обращайтесь ко мне с любым делом и знайте, что вам ни в чем не будет отказа.
– Дело это не то чтобы мое, – нерешительно проговорила Жанна. – Королева, моя подруга, просила меня поговорить о нем с вами, но мне, право, неловко…
– Королева? – кардинал сложил руки и поднял глаза, как будто обращался к небесам. – Слава Создателю, наконец-то наступил день, которого я ждал всю свою жизнь! Ее величество хочет меня о чем-то попросить! Вы знаете, графиня, что я – покорный слуга королевы и с радостью выполню для нее все, о чем она попросит, разве что не пожертвую своей бессмертной душой.
– Ваша душа ей не понадобится, – проговорила Жанна совершенно деловым тоном. – Все куда проще. Проще и обыденнее. Королева хочет купить себе новое ожерелье, а его величество не в духе и не желает за него платить.
– Если бы я мог подарить это ожерелье королеве, я сделал бы это, не раздумывая ни минуты. Впрочем, если это ожерелье мне по средствам, я так и сделаю…
– Постойте, ваше преосвященство, – остановила Жанна кардинала. – Для начала, учтите, что ожерелье весьма дорогое. Но королева вовсе не хочет, чтобы вы подарили его ей. В конце концов, есть правила приличий. Она всего лишь желает, чтобы вы от ее имени переговорили с ювелирами, внесли аванс и договорились о рассрочке платежа. Мария-Антуанетта готова расплатиться с ними в двухлетний срок, что и заверит своей личной подписью.
– В таком случае располагайте мной по своему разумению! – торжественно проговорил кардинал.
– Что ж, ваше преосвященство, я передам ваши слова королеве. Думаю, она будет весьма довольна. А вам я сообщу, когда можно будет отправиться к ювелирам.
