– Ну, я-то здесь при чем?
– Это был твой план. Твой идиотский план, – сухо уточнил Гурцул.
– Идиотский?!.. Ну, получается, что да… Александр Севастьянович, я же всегда говорил, что вы гений! – в подобострастной улыбке растянул губы Кирьян.
– Это ты о чем? – едва заметно, но все-таки повелся на лесть Гурцул.
– Вы поняли, что план идиотский, поэтому подстраховались. Козырно ваши люди сработали, не вопрос. Чисто Воротына взорвали…
– Мои люди здесь ни при чем.
– Да ладно вам!
– Не ладно…
– Не, но Воротына же завалили…
– Кто?
– Не знаю. Может, какая-то третья сила?
– Какая в нашем болоте может быть третья сила?
– Ну-у…
– Разве что вы с Давидом свою игру включили.
– Да не-е… Зачем это нам?
– Нам? А что, Копыто с тобой?
– Да нет его нигде! – стушевался Кирьян.
Обидно стало: не виноват он в исчезновении Копытина, а Гурцул предъявляет ему за это. Поймал за слово и предъявил.
– Копыта нет, и Воротына нет. Копыто не при делах, и все пилюли на меня выписаны, да?
– Какие пилюли?
– А такие! – повысил голос Гурцул. – Меня вчера завалить пытались! Из автоматов чуть не посекли! А Королька завалили! И Зимохода. И Шмита… Лева на больничке, пулю башкой поймал, хрен его знает, выживет или нет… А в тебя стреляли?
– Э-э… Ну, я же на дно залег, – через силу проглотив сухой ком, мотнул головой Кирьян.
– «Накосячил», и на дно?
– Ну да, «накосячил»… Но я вас, Александр Севастьянович, по спецу не подставлял!
– Но ведь подставил!
– Так это, вы же сами сказали, что Воротына мочить надо…
– Надо. Мочить надо. В этом ты прав…
Гурцул неторопливо поднялся со своего места и, не глядя на Кирьяна, вышел из комнаты. Зато к двум его телохранителям добавилась еще пара бойцов. И Кирьян понял, зачем понадобилось это усиление. Приговор вынесен, осталось привести его в исполнение.
– Эй, пацаны, вы чего?
Он резко шагнул к выходу, но телохранители Гурцула сдвинулись, перекрывая ему путь к дверям. Лица у них не угрожающие. Нет задания кошмарить жертву, поэтому и устрашающие гримасы ни к чему. Жертву нужно просто замочить.
Кирьян приблизился к своим палачам на максимально близкое расстояние и резко повернул к окну. Пространство для разгона у него есть, занавеска смягчит удар о стекло, сведет к минимуму порезы.
И разгон Кирьян взял, и на подоконник ловко вскочил, и стекло выбил, но при этом врезался в решетку, прутья которой предательски отшвырнули его назад, а кто-то быстро схватил его за шиворот.
Его сбросили на пол, чья-то тяжелая нога ударила под правое нижнее ребро. И еще что-то с невероятной силой обрушилось на голову…
В себя Кирьян пришел во дворе дома. Два бойца тащили его к машине, третий открывал багажник. Руки заломлены за спину, веревка стягивает запястья. Голова чугунная, трещит неимоверно, ребра стонут от боли. Но все это скоро пройдет. Вместе с жизнью. Не хочет Гурцул разводить грязь в доме, поэтому Кирьяна отвезут к заброшенной кочегарке, там и сожгут. Возможно, заживо.
Его запихнули в багажник, лопоухий браток с резкими развитыми скулами презрительно усмехнулся, собираясь закрывать крышку, но вдруг его правый глаз лопнул, вдавливаясь в глубь черепной коробки. Кирьян решил, что у него начались зрительные галлюцинации. Но тогда почему браток падает, а крышка багажника поднимается еще выше? И почему кто-то громко вдруг заматерился и заглох на полуслове? Машина качнулась под тяжестью падающего тела, послышался предсмертный стон. И еще слышно было, как часто лязгают затворные рамы. Кто-то стрелял из бесшумных автоматов.
Кирьян замер, прислушиваясь к звукам. Стрельба прекратилась, автоматчики прошли к дому, кто-то закричал, громко пальнул дробовик, и снова залязгали затворы…
Не смогли вчера «воротынские» осилить Гурцула, зато сейчас им, похоже, улыбается удача. Может, и Кирьян сможет уцепиться за хвост Синей птицы?..
Хоть и с трудом, но все-таки он выбрался из багажника и рванул к открытым воротам. Ночь на дворе, но фонари светят ярко, и он как на ладони. Но киллерам сейчас не до него.
Кирьян выскочил на улицу, побежал по дороге в сторону поля. Болели сломанные ребра, но это сейчас не так страшно как то, что руки связаны за спиной, в таком положении бежать очень трудно. Зато дорога погружалась в темноту. Чем у́же она становилась, тем выше была трава по обе стороны от нее. Но вскоре трава стала препятствием на пути, как и кустарник, ветви которого хлестали Кирьяна по лицу.
Он бежал, пока не выбился из сил. Упал, закатился под куст. Никто его не преследовал, значит, можно отдышаться.
Зря Гурцул связался с «воротынской» братвой. Хочешь мира – готовься к войне, именно по такому принципу и жили эти ребята, потому и задали Гурцулу жару в ответку. Вчера их киллеры упустили его, зато сегодня наверняка исправили свою ошибку. Сначала «воротынские» обрубили руки – Королька сделали, Зимохода, Шмита и Леву. А сегодня и сама голова полетела с вражеских плеч… Теперь «Флагман-банк» точно отойдет под влияние Воротына-младшего, а это значит, что «воротынские» уволили Кирьяна. Безработный он теперь. Но это не страшно. Главное, что не попал сегодня под раздачу.
Был у него схрон в городе, но соваться туда опасно. Если Гурцул смог его оттуда вытащить, то и «воротынские» дотянутся. Да и нечего там делать. Надо ехать в Коровянку. Это далеко, и дом в этой деревне стремный, зато там Кирьяна никто не найдет. «Запасной аэродром» при его жизни – вещь необходимая. И как здорово, что ему есть куда идти, где спрятаться…
Глава 18
Гроб с музыкой, прощальные слова, холостые выстрелы над могилой… Насколько знал Кирилл, Воротын в армии не служил, офицером не был, и непонятно, почему ему воздали воинские почести. Может, потому что он был генералом криминального мира?
Все, нет больше Якова Алексеевича, но его дело живет и, главное, побеждает. Так что нашлось много желающих проводить его в последний путь. Большая толпа собралась вокруг могилы, важные люди здесь. Но если бы Леня не смог дать отпор его врагам, если бы сдулся под их натиском, то народу сейчас было бы куда меньше. Да и похоронили бы его как собаку…
Но у Лени все в полном порядке. Он и с врагами разобрался, и отцовское дело в крепкие руки взял. Теперь он основной, а его отец – это уже прошлое. Простились с ним люди, все, больше он им не нужен. Толпа уже разошлась, остались только самые близкие люди.
Роза искренне рыдала над могилой. Вслед за гробом она не бросалась, но глаза красные, веки разбухли от слез. И Леня шмыгает носом. Чуть в сторонке стоит жена Якова Алексеевича. Людмила ее зовут – молодая красивая женщина. И ее слезы не показные. Кирилл рядом с Розой. Вид у него скорбный, но печали нет. Не тот человек Яков Алексеевич, чтобы всерьез его оплакивать. За что боролся, на то и напоролся.
Но Кириллу было жаль Розу. Совсем осиротела она. Матери давно уже нет, а сегодня и отца похоронили. Сейчас она, как никогда, нуждалась в поддержке мужа, а ведь Кирилл совсем недавно всерьез собирался бросить ее. Теперь же он чувствовал себя виноватым перед женой.
– Ну, все, пошли! – Леня мягко взял сестру за плечи, развернул спиной к могиле. – А то вся высохнешь, ребенку ничего не останется.
Роза кивнула и нехотя двинулась на выход. Жена Якова Алексеевича так и осталась у могилы. Леня косо глянул на нее, но за собой не позвал.
– А вдруг поверим? – пренебрежительно хмыкнул он, обращаясь к Розе.
– Что – поверим? – не поняла она.
– Ну, мамочка наша грусть-тоску рисует. Горем убитая, тоской придавленная. Ты ей веришь?
– Верю. Люда любила отца…
– И сына ему родила, – ухмыльнулся Леня.
– Родила.
– Вопрос: от кого… Вопрос для тех, кто ищет на него ответ. А я ищу. Только не знаю, от кого Людка понесла. Экспертиза фамилию отца не дает.
– Какая экспертиза?
– Генетическая… Лешка не наш брат, Роза. Наш отец рядом не стоял, когда его в Людку закачивали.
– Ты в этом уверен?
– На девяносто девять процентов. Согласно заключению экспертизы…
– Отец знал?
– А то!.. И узнал, и завещание изменил…
– А Люда в курсе?
– Пока нет. Но обязательно об этом узнает. Как там говорится: на чужой каравай рот не разевай, – ехидно усмехнулся Воротынцев.
– Она что, ничего не получит?
– Ничего.
– Вообще ничего?
– Роза, давай не будем, – поморщился Леня. – Некрасиво получается, земля еще не остыла, а мы уже наследство делим…
Кирилл обомлел от такой наглости. Воротынцев же сам разговор о наследстве завел, о том, как он изменил завещание Якова Алексеевича, а крайней осталась Роза. А она ведь за молодую жену отца переживала, не хотела она, чтобы женщина осталась ни с чем.
Леня отодвинул в сторону телохранителя, который открыл для него дверь «Майбаха», сам помог Розе сесть в машину, а Кириллу показал на другой автомобиль.
Но на тризне в ресторане посадил его за свой столик. Жену отца, которая появилась чуть позже, к себе не позвал. Он отказывал ей в праве быть частью своей семьи. Зато Кириллу сделал честь.
