class="p1">— Зайдите ко мне.
— Сейчас? — похоже, мой кофе приказал долго жить.
— Да. Пожалуйста, — он пропускает меня вперёд.
Мы заходим в кабинет заведующего, и Добрынин скидывает куртку, пристраивая её на вешалку, а на стол ставит бумажный пакет.
— Это вам, — кивает на него.
— Мне?! — подхожу к столу.
— Вы ведь наверняка не завтракали, — он не спрашивает, а у меня приоткрывается рот от удивления. — Там кофе и сэндвич, поешьте.
Я заглядываю в пакет и вытаскиваю два стакана в подставке и завернутые в бумагу бутерброды.
— Этот мой, — он забирает один стакан, — а вам латте. И сэндвич с сёмгой и салатом без майонеза.
Мы вчера обсуждали еду, но я и подумать не могла…
— Вы запомнили, — честное слово, у меня чуть слёзы не наворачиваются на глаза.
— А почему я должен был забыть? — он искренне удивляется.
Пожимаю плечами и откусываю кусочек бутерброда. Вкусно! Мы быстро едим и успеваем перекинуться парой фраз, правда, в основном по работе.
— Спасибо, — закончив внеплановый завтрак, улыбаюсь начальству и получаю ответную улыбку.
— Пожалуйста, — Никита Сергеевич забирает у меня опустевший стаканчик, бумагу. — Я выброшу. Увидимся на планёрке.
Киваю и выхожу из кабинета, стараясь не пританцовывать на ходу.
Любой врач знает: день начался прекрасно — жди какую-нибудь гадость. Днём по скорой после аварии поступает молодая женщина. Судя по её состоянию, машину как минимум пару раз перевернуло. Мы проводим в операционной несколько часов, я выползаю оттуда полностью измочаленная. Пациентка остаётся в реанимации с круглосуточным постом, а меня в коридоре выцепляет одна из медсестёр.
— Анна Николаевна, в приёмном муж Соколовой, — голос испуганно трясётся.
— Я сейчас спущусь, — говорю устало, но меня хватают за рукав.
— Он… невменяемый! Пожалуйста, осторожно…
— Конечно, он невменяемый, у него жена чуть не погибла, — торопливо, насколько позволяют подрагивающие от напряжения ноги, иду к лестнице, уже слыша доносящиеся даже сюда крики.
— Пустите меня!!!
В приёмном бушует крепкий мужчина среднего возраста. Возле него маячат два хмурых амбала, каждый на голову его выше. Та-ак, только этого нам тут не хватало.
Подхожу ближе и останавливаюсь в нескольких шагах от него.
— Меня зовут Анна Николаевна, я один из хирургов, оперировавших вашу жену…
— Пустите меня к ней сейчас же!!!
— Это пока абсолютно невозможно, ваша жена… — начинаю и запинаюсь.
На меня с искажённого лица смотрят абсолютно сумасшедшие глаза. Я улавливаю движение, но сделать ничего не успеваю — через секунду мне в лицо смотрит направленное дуло пистолета. Звуки вдруг глохнут, крики и визги в приёмном доносятся как сквозь вату. Почему-то мне кажется, что я совсем не испугана, только сжимается в солнечном сплетении и резко холодеют кончики пальцев. И в памяти, словно из ниоткуда, всплывает низкий голос и резко брошенная фраза: «Хирургу нужны железные нервы и крепкая рука!»
— Опустите оружие, — произношу очень чётко и очень спокойно.
Странно, свой голос я слышу хорошо, как и загнанное дыхание мужчины. Мы с ним как будто в пузыре, хотя вокруг ещё раздаются вскрики. Мне слышится: «Добрынина сюда срочно», но я тут же отсекаю всё постороннее. Внимательно гляжу в глаза мужу пациентки, ни на секунду не отводя взгляд, даже не моргаю. Медленно поднимаю руку и тыльной стороной пальцев отвожу дуло чуть в сторону, чтобы не мешало смотреть. Надеюсь, позади меня уже никого нет, все убрались с «линии огня».
— Вашей жене не поможет, если вы выстрелите, — произношу тем же ровным и спокойным тоном, — и никому не поможет. Сейчас её состояние тяжёлое, но стабильное. И она захочет увидеть вас, когда откроет глаза. Если вас арестуют, вы не сможете быть рядом с ней. Вы нужны ей!
Минута. Другая. И я почти на физическом уровне чувствую, как лопается струна напряжения между нами. Пистолет опускается, мужчина вдруг всхлипывает и рвано выдыхает. С двух сторон его тут же подхватывают амбалы, до этого державшиеся за спиной.
— Всё будет в порядке, — произношу мягко. — Посидите здесь.
— Мне… к ней…
— Я узнаю, когда вам можно будет пройти.
Говорю и понимаю, что Добрынин меня убьёт, у него железное правило не пускать в реанимацию, но глупо говорить это человеку, который только что убрал оружие от моего лица.
— Присядьте, — повторяю и киваю «группе поддержки».
Те мгновенно ориентируются и сопровождают своего босса к стульям возле стены.
Я разворачиваюсь и иду на поиски заведующего. Надо выбить у него разрешение на посещение реанимации. Почему-то двигаюсь по коридору, как сквозь толщу воды, звуки так и слышатся приглушённо. Толкаю дверь в отделение и влетаю прямиком в чьи-то руки.
— Аня?! Аня, ты цела? — поднимаю голову и вижу такие же сумасшедшие глаза с расширенным до предела зрачком, какие только что смотрели на меня в приёмном.
— Где-нибудь больно?! — меня сжимают за плечи, проводят по шее, щекам, поворачивают туда-сюда голову, судорожно ощупывают рёбра. — Аня! Что ты молчишь?!
Я непонимающе моргаю и оглядываюсь, не понимая, к кому обращаются. Это что… Это мне? Добрынин? По имени и на ты? Может, в меня всё-таки выстрелили, а всё остальное привиделось в коме…
Мужчина вглядывается в моё лицо, а потом, выматерившись, хватает за руку и тащит к себе в кабинет. Ну, э-э, я как бы туда и направлялась, но зачем так быстро-то? Вталкивает в полутёмное пространство и, оставляя у двери, быстро лезет в шкаф. Не видно, что он там делает, но через пару секунд ко мне разворачиваются и суют в руку наполненный на треть стакан.
— Пей!
Я непонимающе подношу к лицу напиток, в нос ударяет коньячный запах.
— Пей, я сказал! — Добрынин видит, что я затормозила, и обхватывает своей ладонью мою, силой прижимая стакан ко рту. — Давай!
Я делаю глоток, второй, закашливаюсь — горло обжигает, но спустя несколько секунд в желудке теплеет, и мерзкий ком в груди начинает таять. Стакан, наконец, забирают, и у меня вдруг подкашиваются ноги. Но я не успеваю даже понять этого, потому что внезапно оказываюсь прижата к стене крепким мужским телом.
— Никита… Сергеевич?..
Глава 12
И тут в меня впиваются таким поцелуем, что из головы вылетает абсолютно всё. Остаётся только ощущение твёрдых губ на моих губах, привкус коньяка на языке, жёсткий воротник халата, в который я вцепляюсь враз ослабевшими руками. Добрынин отрывается от меня на секунду.
— Зачем ты пошла туда одна?! — прерывающийся шёпот мне на ухо. — Ты хоть понимаешь, что могло случиться?
Очередной поцелуй, от которого подгибаются колени, но мне не дают упасть, ещё сильнее распластывая по стене.
— Если бы с тобой что-то… Я чуть с ума не сошёл!
