Лидия Сергеевна.
— Играете на каком-либо инструменте?
— К сожалению, ничего об этом не помню.
— М-хм… Можете что-нибудь спеть?
— Могу. Есть несколько песен, которые любил мой отец. Только… — я вдруг усомнилась, насколько это будет уместно.
— В чём дело?
— Они все на другом языке.
Тут на меня с любопытством вытаращились все.
— На каком языке?
На секунду я задумалась: ст о ит ли озвучивать настоящие названия? Хотя, много врать — заврёшься.
— На гертнийском.
— Никогда не слышала о таком.
Я пожала плечами:
— В мире множество разных народов, и о большинстве мы никогда не слышали.
— Действительно. А о чём она, вы можете рассказать?
Я подумала, что если переведу, как остатки экипажа со сбитого воздушного корабля принимают неравный бой в скалах, отбивают все атаки, а потом идут домой по выжженной пустыне, это будет как-то не очень, и просто ответила:
— Нет.
Учительница переглянулась с классной дамой:
— Что ж, давайте послушаем песню на неизвестном нам языке. В конце концов, мы ведь хотим оценить музыкальные способности, правильно? Мария, пройдите сюда, к инструменту.
Я остановилась рядом с роялем и собралась с духом. Ну, что ж, петь так петь. Как большинство военных гертнийских песен, эта смахивала на марш, но я постаралась спеть мелодично, как смогла.
После первого куплета Лидия Сергеевна помахала пальчиками:
— Так-так, погодите… Немного странный строй, напоминает пентатонику…
Я молчала и ждала, потому что понятия не имела, что такое пентатоника.
— Ну-ка, ну-ка, — музыкантша заиграла, вполне чётко попадая в мелодию. — Так?
— Да, очень похоже.
— Отлично. Теперь у меня вопрос. Мария, вы можете петь погромче?
— Насколько громче?
— Максимально.
Не то что бы я обладала мощным природным голосом, но есть ведь такая штука как магическое усиление. Если уж нужно громче. Однако, максимально? В помещении? Я представила себе вылетающие из окон стёкла и кровь, текущую у присутствующих из носов и ушей…
— А можно послушать, как это должно звучать? Максимально?
Лидия Сергеевна снова посмотрела на классную, получила от неё некий неведомый сигнал, слегка кивнула:
— Хорошо. Анечка, пройдите к инструменту.
Круглолицая, довольно рослая и дородная Анечка встала рядом со мной, перекинув толстую (натурально, чуть не с руку толщиной!) косу с груди за спину.
— «Не для меня», — кивнула Лидия Сергеевна, — один куплет.
Анечка кивнула и прикрыла глаза. Пошло вступление, и в какой-то момент Анечка набрала воздуха, разом увеличившись так, словно вот-вот взлетит. Или мне так показалось?
— Н-Н-НЕ-Е-Е-Е ДЛЯ МЕНЯ-А-А-А… — наполнившая воздух вибрация ударила так внезапно, что я едва успела сунуть руку в карман, где лежал мой заветный накопитель,
— ПРИДЁ-О-ОТ ВЕ-ЕСНА-А-А-А…
Вместе с тем я почувствовала, что волосы у меня опять словно электризуются, по рукам и ногам побежали мурашки. Эта Аня каким-то образом трансформировала и сбрасывала концентрат сырой энергии! И стёкла в окнах немного-таки дрожали.
—…НЕ ДЛЯ МЕНЯ ДОН РАЗОЛЬЁ-ОТСЯ, — Анечка широко повела рукой, накрывая волной энергии зал, —
И СЕРДЦЕ ДЕВИЧЬЕ ЗАБЬЁ-ОТСЯ С ВОСТО-ОРГОМ ЧУВСТВ НЕ ДЛЯ МЕНЯ-А-А…
А ведь она могла бы с лёгкостью кровь из носов вышибать, если бы захотела!
Аня замолчала и слегка кивнула головой. Я постаралась незаметно вынуть руку из кармана.
— Спасибо, — любезно улыбнулась Анечке музыкантша, — садитесь.
И выжидающе уставилась на меня.
— Так максимально я могу, — честно сказала я, и Лидия Сергеевна вытаращила глаза:
— Что ж, прошу.
Она заиграла вступление громче. Я запела. И всё-таки маленько перестаралась. В том месте, где Баграр всегда кричал: «Раненых в центр! Сомкнуть щиты!» — (имея в виду магические энергетические щиты, конечно же) — тонкий стакан, стоявший на рояле, сделал лёгкое «чпок» и треснул.
Я обескураженно замолчала.
Лидия Сергеевна слегка отъехала назад на своём крутящемся стульчике на колёсах и смотрела на меня странно. Наконец она с чувством сказала:
— Весьма! Немного сдержанности — и будет отлично! Но это мы оставим для сольных партий. Сейчас же, Мария, ориентируйтесь на общий уровень громкости хора, хорошо?
— Конечно.
— Садитесь. Весьма, да… Итак, барышни…
Дальше мы пели хором какие-то упражнения и романс «Утро туманное, утро седое». Потом ещё слушали музыкальные этюды об осени разных композиторов. Производилось это не только с помощью фортепиано, но и посредством замечательного устройства, на котором крутились чёрные диски, тонкие, но твёрдые, а прислоняемая к ним игла на ручке передавала звук на звуковоспроизводяшую тумбу, обтянутую чёрной тканью. Дивно! В чём-то даже удобнее, чем поющие кристаллы.
Для второго урока (географии) требовалось перейти в другой кабинет. В коридоре я потихоньку спросила Марусю:
— А вот эта штука, которая пела — это что?
— Проигрыватель, — также тихо ответила она, — или по-другому радиола, а ставят туда пластинки.
— Ясно.
Мы завернули за угол и чуть не воткнулись в Далилу.
— Что, думаешь, вспомнила как петь — теперь звезда? — прошипела она.
Вот же привязалась!
— Я тебе сейчас так спою, что у тебя глаза вытекут! — разозлилась я. — И вообще, слышала — от вредности прыщи выходят? То-то твой женишок обрадуется, получив прыщавую невесту! — и я с удовольствием воткнула ей в нос подготовленный узконаправленный магический пучок.
Далила схватилась за кончик носа, как будто её кольнуло.
— Что, уже лезут? — ехидно усмехнулась я.
— Девушки, что здесь происходит? — раздался строгий голос Агриппины (а что, все её без отчества между собой зовут, вот и я тоже). — Алефьева, опять вы?
— Она сказала, что у меня от вредности прыщи вылезут! — возмущённо ткнула в меня пальцем Далила.
— Не удивлюсь, если всё так и случится, — классная была явно не в настроении долго мусолить тему. — Вечером мы поговорим с вами подробнее, а пока идите!
Не успела я обрадоваться, как классная повернулась ко мне:
— Мария, я прошу вас воздержаться от грубых и опрометчивых замечаний. Это не подобает девице благородного происхождения. Не стоит брать пример с дурных образцов поведения.
— Хорошо.
А что ещё надо было сказать? Нет, хочу быть грубой и дурной?
Маруся стояла рядом, совершенно спокойно наблюдая эту сцену. Классная легко взмахнула рукой:
— Всё, идите на занятие, барышни.
Маруся подвела меня к кабинету, на которой значилось: «17 класс».
— А это что, вроде классного кабинета? — удивилась я.
— Классный кабинет и есть. Здесь почти все уроки проходят, которые с тетрадками и учебниками, — Маруся немного помялась. — Маша, садись со мной?
— А ты одна сидишь? Вас же четырнадцать в классе было.
— Они, понимаешь ли, считают меня немного… блаженной, что ли. Да и сдружились они все тут за восемь лет, а я только месяц. Я их по именам-то не всех запомнила…
Ах, ты ж! Она же сказала: «с августа наблюдаю».
— Конечно, сяду с тобой, какой разговор!
Но когда мы зашли в кабинет, Маруся с досадой сказала:
— Ах, не получится!
— Почему?
— Видишь, твои учебники на вторую парту положили, там девочка одна сидит.
— Ну, пусть одна и сидит. А я с тобой. Ты где сидишь?
— На последней парте у окна на улицу.
Всего в классе было девять парт, составленных в три ряда. Три ближние к доске были заняты полностью, среди вторых имелось одно свободное место, и две девицы сидели на третьей парте ряда, ближнего к стене коридора.
Здесь, как в спальнях, были окна, выходящие на улицу, и окна, выходящие в коридор, по паре с каждой стороны. Ещё имелся стол для преподавателя, с небольшой кафедрой, доска для писания белыми длинненькими брусочками, стол позади парт (для классной дамы), шкаф неизвестного назначения с непрозрачными дверцами и раковина. Раковине я удивилась, но оказалось, что в ней прополаскивают тряпки для вытирания доски. А белые брусочки называются мелом.
А пока нас слегка подтолкнула в класс Агриппина:
— Барышни, что же вы встали у порога?
— Агриппина Петровна, я на третью парту с Марусей сяду, хорошо?
Мне даже не пришлось применять внушение. Классная улыбнулась:
— Что ж, хорошо. Надеюсь, мне не придётся делать вам замечаний?
Я ответила, как Баграр в подобных случаях:
— Боюсь, я не могу дать вам в этом вопросе стопроцентных гарантий.
Агриппина легко засмеялась:
— Во всяком случае, это честно. Садитесь вместе, но прошу соблюдать дисциплину. Маша, заберите приготовленные для вас учебные пособия со второй парты.
География оказалась довольно скучной. И, что самое противное, скучна она была и самой преподавательнице. На третьей минуте полкласса начали клевать носами. Меня это до крайности не устраивало, потому что тема была, в которой я хотела хотя бы относительно разобраться: «Экономическое районирование Российской Империи». А если так?..
