Мила застенчиво улыбнулась и кивнула: поняла, мол.
- Пошли, а то эти двое сожрут нас. Или уйдут сами.
Так мы и появились в комнате с камином - рука об руку, как две неразлучные подружки. Естественно, Геллан и Иранна уже нас ожидали.
Никто не возразил против похода в сад. Геллан отправился в конюшню за лошадьми, а мы пошли Тяпку проведать. Как и ожидалось, она балдела. Мимеи разрослись ещё больше, стали гуще и толще, налились голубизной, белый цвет почти исчез, мелькал лишь изредка на концах завитушек и узких толстых листьев. Потрясающее зрелище!
- Воды животному никто не оставил, - недовольно пробурчала Иранна. - Вон, плошку, из которой семена поливали, досуха вылизала.
Мы налили чистой воды, Тяпка тут же присосалась, пофыркивая от удовольствия. Она балдела, подставляла уши, позволяла себя гладить и вообще вела себя так, словно всю жизнь жила среди людей. Мимеи колыхались и пели звонкую песенку - оду радости. Не удержавшись, я им подпела, отчего мимеи полезли ко мне целоваться.
- Ты их слышишь. - Иранна смотрела внимательно и будто нутро выворачивала.
- Да. А ты? - я вызывающе задрала нос, пытаясь избавиться от ощущений, которые вызывал во мне этот пристальный взгляд.
- А я нет. - муйба наконец отвела глаза.
- И я... н-н-нет. - прошептала Мила.
Она смотрела на меня, как на божество. Тьфу, ты...
Напоследок мы ещё потрепали Тяпку, мимеи с наслаждением облизали наши руки.
- Сдается мне, скоро будет сюрприз, - пробормотала Иранна под нос, словно разговаривала сама с собой.
Что она имела в виду, я допытываться не стала. Во дворе нас ждал Геллан. Белоснежный Савр заливисто заржал, приветствуя меня. Рядом била копытцем прехорошенькая маленькая пятнистая лошадка и серое чудовище, похожее на осла.
- С-с-софка, - представила Мила лошадку и погладила её по тёплой морде.
- А это Прынь - великий упрямец и ворчун, но я не променяю его даже на небесного лоборога.
- Осёл, - сказала я и уточнила:
- У нас их называют ослами. Ну... очень похож, по крайней мере.
- Ну да. Осло - так зовут их и здесь.
Короче, Мила легко на Софку вспорхнула: лошадка вежливо опустилась на колени и подставила пятнистую спинку в седле. Иранна воссела на Прыня и двинула чудовище пятками в бока, а меня подобрал Геллан, как самую никакую наездницу. Оно и правильно: впервые на лошади я ехала вчера ночью, да и то задом наперед. Сегодня Геллан посадил меня как положено, только джинсы мои остались где-то там, в разгромленной комнате, поэтому пристроили меня боком, как средневековую девицу какую-то умыкнутую. Радовало, что Мила едет так же. И только Иранне завидовалось со страшной силой: её широкая, многосборчатая юбка позволяла ей сесть, как положено наезднику.
Вот так к воротам до небес и подъехали: мы с Гелланом первые, за нами - Мила, рядом с ней - пёсоглавы, а позади - Иранна.
Корявая стена напоминала тёмную кору столетнего дерева: морщинистая, неровная, с углублениями и вертикальными выпуклостями . Где вход, где выход - фиг поймёшь. Не было рабов, ворота отмыкающих.
- Выход! - гаркнул Геллан. Видать, привычка: не так давно он рассказывал, что совсем не обязательно воздух сотрясать, чтобы двери открывались.
Не знаю, что там срабатывает, но неожиданно образовалась приличная такая дыра. Как будто кто-то гигантскую сигарету поднёс и расплавил стену, как полиэтилен. По-другому и не объяснишь, наверное...
Савр бодро перешагнул порог зияющей дыры и... уж не знаю, как я не завизжала-то... Геллан почувствовал мой рывок и покрепче прижал к себе.
- Не бойся. Мы идём по тропе и никуда не свалимся. Но пока лучше вниз не смотри.
Какой там "низ"! Я вообще глаза зажмурила посильнее! Мы по воздуху - ПО ВОЗДУХУ шагали, как Иисус по воде! Предупреждать же надо, подготавливать! Я ж чуть не обосс... (ну, вы поняли) от неожиданности!
По-моему, он пытался не заржать, рыцарь золотоволосый, чурбан кожаный. Я вдохнула, выдохнула и открыла один глаз. Так, не поднимая ресниц, слегка. Рядом плыли облака, руку протяни - пощупать, наверное, можно... Любопытство взяло верх над страхом, я покрепче вцепилась в кожаный жилет Геллана и открыла глаза.
Мама дорогая! Вообще не понимаю, как можно передвигаться и по какой, на фиг, дороге? Под ногами - пустота вперемешку с облаками. Кое-где, в разрывах, далеко-далеко - видать, земля... Всё равно что из космоса смотреть.
- Одно радует, - буркнула я, - пугливая Мила, кажется, совершенно не боится кататься туда-сюда по воздуху, не хлопается в обморок, а то б костей не сосчитали вдруг чего...
Наконец-то он засмеялся. Громко, на весь голос. Грудь под кожаным жилетом приятно вибрировала и я, успокоившись, прислушивалась к этим радостным звукам.
Чуть позже я осмелела, крутила головой, пытаясь рассмотреть получше небесный путь.
Как вам сказать?.. Остро вдруг почувствовала, какой здесь чистый воздух. Прохладный такой, с привкусом мятной горечи. Растекался по лёгким и бил в башку, как шампанское, щекотал пузыриками где-то внутри, и казалось, я такая лёгкая-лёгкая... Раскину руки - и полечу, ей-богу.
Но руки раскидывать в стороны я не стала, хватило ума держаться за надежного Геллана, зато облаками налюбовалась всласть: они то клубились, то вытягивались в перья, двигались, дышали, менялись, открывая то тут, то там окна в далёкий-далёкий мир, где жила своей жизнью земля.
Где-то сбоку белели остроносые горы, разноцветными пятнами кучковались деревья... Не хватало чёткости и близости, чтобы рассмотреть всё подробно, но так даже лучше: удивительный мир плыл и притягивал, завораживал красотой, чистотой, какой-то искренностью. Ему не надо было лгать, казаться лучше, выпячивать достоинства и скрывать недостатки. Он подкупал первозданностью, широким размахом, палитрой красок, сочностью... Простой и в то же время сложный, как часовой механизм: винтики, колёсики, пружинки - ничего не понятно, но они между собою ладят, соприкасаются, движутся - и часики тикают, отсчитывая секунды, минуты, часы, года, столетия... Тик-так... Тик-так... Тик-так... Как сердце в груди, как пульс на запястье...
Я вдруг поняла, что плачу. Геллан смотрел на меня внимательно и как будто всё зная... Я уткнулась ему в грудь, пытаясь справиться со слёзным потоком, а он прижал меня покрепче, словно прикрывая от неба, чтобы я могла справиться с собою и чувствами, которых не стыдилась, но не хотела никому показывать, как сокровище, не нуждающееся в чужих взглядах...
Глава 17
Меданы или почему пестрота бьёт в голову. Дара
Скоро дорога пошла на спуск, медленный такой, плавный. Земля становилась ближе и рельефнее, вскоре показались тёмные домишки, рассеянные по долине, прилепившиеся к горам, прячущиеся среди деревьев. Не было в картине стройности, домиков по шнурку, хотя бы условных улиц. Как говаривает моя бабуля: как бог на душу положил. Безалаберно, сикось-накось, будто на картине сумасшедшего художника-авангардиста.