Иногда хочется просто спокойствия. Закрыться, чтобы никто не трогал, чтобы вообще рядом никого. Как в те минуты, когда я в машине один. Или еще лучше – свалить куда-то в горы, в домик или избушку, мать ее. Как в детстве, у бабушки, с печкой и маленькими окнами. Нет, окна люблю большие, но только, если дом находится на краю цивилизации. И только тогда смогу тупо выдохнуть.
Я злюсь, потому что все это не могу получить. И от того, что вечный напряг – мое второе имя. Бесит все, даже Лена бесит. Она бесит особенно. Трахать ее не хочется, слушать нытье – тем более. Но оттолкнуть женщину не успеваю, ее рука ныряет мне под пиджак, сминает ткань рубашки.
- Леш, давай мириться, - шепчет Лена, тянется ко мне, облизывает губы. Нехилый поворот, учитывая то, как мы расстались утром.
Умная девочка, решила прийти мириться первой. А то я уже, блять, устал вечно угождать, пытаясь заткнуть до начала истерики.
- Хочешь мириться? – прищуриваюсь. – Мирись. – Грубее, чем следовало бы. Но сегодня не тот день, когда я готов изображать из себя пушистого зайчика.
Лена замирает, во взгляде борьба. Между бабской самовлюбленностью, которая диктует плюнуть мне в лицо, и здравым смыслом. Наконец, последний побеждает. Как всегда, когда ей что-то нужно от меня. Даже передергивает от мысли о том, что она попросит у меня потом, как закончит «мириться».
Как в замедленной съемке, она сползает на колени, тянется к поясу, расстегивает брюки.
Мой взгляд утекает вслед за женщиной. Есть что-то в этой позе, когда она стоит на коленях. Как рабыня, согласная на все. Униженная, покорная. И да, мне это нравится. Наслаждаюсь ее унижением, вдыхаю его полной грудью, как шизанутый доминант.
Лена облизывает член, насаживается на него ртом. В глаза не смотрит, мне это и не нужно. Уже того, что она здесь, на коленях, мне достаточно, чтобы словить больное удовлетворение.
Да, она слишком хорошо меня знает, нанизывается горлом, как я люблю. Руками не трогает, только ртом и губами огромными работает. Научилась угождать, знает, что так меня проще всего задобрить. И это злит еще больше. Потому, что нет в ней искренности, только желание получить желаемое. И все мысли крутятся вокруг только одного вопроса – чего ей на самом деле от меня надо?
Мы балансируем на грани. Это не секс, это ритуал. Насквозь фальшивый, механически точный. Она действует мастерски, точно угадывая мое состояние, сжимая губы, когда надо и расслабляя горло. Хочется схватить ее за волосы и насадить так глубоко, чтобы хрипеть начала от боли. До рыгачки, блять, трахнуть. Но я себя сдерживаю, с женой так не поступают, пока еще я об этом помню.
Ее щеки раскраснелись, из глаз бегут слезы. Пора заканчивать этот фарс, а у меня не получается кончить. Как в пьяном ступоре, я смотрю на ее рот, который, как поршень, нанизывается на мой член. И не чувствую ничего. Мелькает мысль, что если сейчас она меня укусит, смогу ли хоть что-то ощутить? Дерьмово, это, блять. Противно до зубовного скрежета.
Глаза зажмуриваю, шумно воздух ноздрями втягиваю. Ее парфюм, который сам же подарил, раздражающе бьет в ноздри.
Перед глазами всплывает воспоминание. Совсем другие губы. Натуральные, сочные, вкусные. Так и тянет укусить, себе присвоить, трахать их ртом и членом. И задница круглая, как под мою ладонь специально заточенная. Сутки напролет бы мял ее булки. До синяков, блять, мою сладкую девочку имел бы. Напряжение нарастает со скоростью реактивного двигателя, взрываюсь, бурно кончая и вскрикивая.
В башке пусто становится, аж звенит. Охренительно хорошо.
- Какой же ты мудак, Жданов! – рычит Лена, напоминая о своем присутствии. Совсем забыл, что она здесь. – Кто такая Лара?!
Вот же блять! Как меня угораздило? Не первая моя измена, но раньше я всегда был осторожен. А тут само с губ слетело, совсем голову потерял. И Лена не дура, хоть и хочет что-то поиметь от меня опять, все равно срывается.
Стою со спущенными штанами посреди кухни и не понимаю, как, блять, так вышло.
Лена, будто забыв о том, с какой целью начала свое «мириться», выскакивает из кухни, хлопает дверью. Слышу ее отдаляющиеся шаги, и, сука, сам себе не верю.
Ну и что это, мать его, только что со мной было?
