Увидев себя в зеркале из «комнаты смеха», он закричал:
— Это не я! Не я это! Я не это!
— Не воображай, не воображай, не воображай! — громко зашептал Моисей Григорьевич. — Не зазнавайся, не зазнавайся, не зазнавайся! Быстрее отдувайся! Отдувайся быстрее! Иначе смертельный исход! Исход иначе смертельный!
Толик с ужасом смотрел, как страшное существо в зеркале повторяло все его движения, вскрикивал:
— Не я! Не я!! Не я!!!
И потихоньку начал худеть.
— Быстрее! Быстрее! Ещё быстрее! — командовал Моисей Григорьевич. — Худей, отдувайся! Худей, отдувайся! Иначе — клиническая смерть.
Толик стал худеть всё быстрее и быстрее, и наконец Моисей Григорьевич воскликнул:
— Победа! ПОБЕДА! Научная ПОБЕДА! ПОБЕДА научной мысли!
— Какая победа? — удивлённо спросил Толик. — В чём дело?
Закрыв собой зеркало из «комнаты смеха», Моисей Григорьевич показал Толику на обычное зеркало и торжественно сказал:
— Иди, взгляни на себя. Ты совершенно здоров. При помощи научной мысли мы победили опаснейшую болезнь. Ты вновь стал нормальным ребёнком.
— А какой я был?
— Вот какой! — Моисей Григорьевич разложил перед ним ворох фотографий, на которых в разных позах красовался раздутый самомнением Толик.
Пока он, не веря своим глазам, рассматривал фотографии, санитары унесли зеркало из «комнаты смеха» и отправили его в городской парк культуры и отдыха.
— Теперь тебе ничего не грозит, ты снова будешь жить и учиться! — возбуждённо говорил Моисей Григорьевич. — Сейчас тебе необходим куриный бульон! Идём!
Собрав силы, Толик с трудом встал, пошатнулся, еле-еле удержался на ногах и нетвёрдыми шагами направился к дверям.
Моисей Григорьевич распахнул перед ним дверь своего кабинета и приказал изумлённому старшему санитару Тимофею Игнатьевичу:
— Порцию куриного бульона! Срочно!
— Чем же я болел? — спросил Толик. — Я ничего не помню.
— И очень хорошо. Значит, болезнь прошла бесследно. А ведь временами она казалась мне неизлечимой. Теперь же всё позади!
Старший санитар Тимофей Игнатьевич принёс бульон и сказал Толику:
— Тут тебе подарочек посетители просили передать. Шоколадную плиточку. Сами они послезавтра придут.
— Нет, нет! Сладкое потом! Сначала бульон!
Где-то раздался звук, похожий на пистолетный выстрел. Толик ничего не слышал, а Моисей Григорьевич насторожённо вытянул шею. Старший санитар Тимофей Игнатьевич быстро вышел.
Не успел Толик допить бульон, как вдруг дверь распахнулась, в кабинет вскочила девочка в голубом платье с пистолетом в одной руке и с чёрной сумочкой — в другой. Девочка приказала:
— Руки вверх! Ни с места! Стреляю без предупреждения!
Она закрыла дверь на ключ.
— Позвольте, позвольте, позвольте! — возмутился Моисей Григорьевич. — Я тебя, маленькая негодница, научу вести себя…
Девочка подпрыгнула к нему и ударила его рукояткой пистолета в живот.
Психоневропатолог рухнул на пол.
Толик схватил тарелку (больше под рукой ничего не было), но успел лишь приподняться со стула. Девочка оглушила его ударом рукоятки пистолета по голове и забралась на подоконник.
Глава № 26
Шпионы помогают ловить шпионов
— Остановите машину! Остановите машину! — попросил Фонди-Монди-Дунди-Пэк. — Или у меня что-то с головой, или с глазами, или… но…
Машина остановилась, и полковник Егоров предположил:
— Вполне возможно, что солнцем напекло. А в чём дело?
— Мне показалось… но этого быть не может… Я видел генерала Батона!
— То есть бывшего генерала Батона? — внешне невозмутимо спросил полковник Егоров. — Ведь он разжалован в рядовые. Где же вы его видели?
— Около больницы… вот сейчас проехали… Полковник Егоров снял с рычага трубку, заговорил:
— Я «пятнадцатый». Оперативную группу к областной психиатрической больнице. Остановиться у магазина «Электротовары». — И приказал шофёру: — Разворачивайтесь, к больнице!
— Не может быть, что я ошибся, — нервно бормотал бывший ЫХ-000. — Я его слишком хорошо знаю. Не за мной ли они прибыли?
— Сейчас разберёмся. Рыбку вы ловить научились. Теперь и шпионов ловить научитесь.
Машина остановилась.
У подъезда больницы разговаривали старик с небольшой козлиной бородкой и девочка в голубом платье с чёрной сумочкой в руках.
— Это Батон! — дрожащим голосом выговорил Фонди-Монди-Дунди-Пэк. — А девочка, верно, с площадки молодняка. С ней осторожнее.
— Спокойнее, спокойнее, никуда они не денутся, если это они. — Полковник Егоров снял трубку. — Я «пятнадцатый». У подъезда больницы старик и девочка. Будьте наготове. Если побегут, действуйте самостоятельно. Если я сниму кепку, сразу ко мне. С девочкой осторожнее.
(Неудобно мне, рядовому запаса, годному только к нестроевой службе, критиковать полковника, но как автор я имею право сделать ему замечание. Полковник Егоров очень любил всё делать сам и часто рисковал своей жизнью. Вот меня и спросят: почему я разрешаю ему это делать? А я отвечу, что я за него не отвечаю. Он полковник, я рядовой, ему виднее).
Полковник Егоров вышел из машины и, делая вид, что рассеянно смотрит по сторонам, направился к подъезду больницы.
Шёл он вразвалочку, засунув руки в карманы, даже зевнул два раза — сразу видно: устал человек, идёт к себе домой.
И никогда бы ничего бы не заподозрил в такой обстановке бывший генерал Батон и агент Муравей, а в данный момент дедушка Николай Степанович Уткин. Идёт к ним человек в резиновых сапогах — рыбак или охотник — чего тут особенного?
Зато младший сержант Стрекоза, она же внучка Ниночка, которую с малых лет воспитывали как злобного зверька, сразу унюхала опасность и зоркими глазами разглядела, кто остался в машине. Она раскрыла сумочку, где лежал пистолет.
Муравей шепнул:
— Закрой ты… сумочку!
— Иди к машине, — шепнула она, — там ЫХ-три нуля. Стреляй без предупреждения! Иди, тебе говорят!
И тут не выдержали нервы у Фонди-Монди-Дунди-Пэка. Он понял, что сейчас будут стрелять, и решил, что опасность грозит полковнику Егорову. ЫХ-000 выскочил из машины, и Стрекоза, не целясь, выстрелила.
Он схватился за плечо и упал с криком:
— Не отпускайте её!
Муравей, не ожидая приказания, поднял руки вверх и сказал в сердцах:
— Фарата ыра! (Какая дура!)
Полковник Егоров с товарищами скрылись в подъезде вслед за Стрекозой.
Протягивая руки для наручников, Муравей бормотал:
— Нон агента, ава… (Не агент, а…)
Фонди-Монди-Дунди-Пэк сразу, так сказать, после рыбалки угодил в больницу.
А Муравей сидел в машине и болтал:
— Нисколько не жалею, что попался. Всё равно родители меня домой не пускают. До генерала при Шито-Крыто мне не дослужиться. Зато сейчас он лопнет от злости. Представляю его физиономию, когда он узнает, что его любимая Стрекоза влопалась! Правда, живой вам её не взять. В крайнем случае, она сама себе глотку перегрызёт.
Раздалось несколько выстрелов.
— Стреляет она здорово, — продолжал болтать Муравей, — и патронов у неё достаточно. Не завидую я вашим работникам.
Здание оцепили. Все ходы и выходы были перекрыты. Стрекоза остановилась на карнизе между двумя окнами на высоте четвёртого этажа, прижавшись спиной к стене.
— Чего я только в жизни не видел… — говорил полковник Егоров, — но вот девочку-шпиона… Хоть глазам своим не верь. Сейчас всё спокойненько обдумаем. Давайте, как на рыбалке, — не дёргать и не дёргаться.
Моисей Григорьевич сидел на диване, постепенно приходя в себя, и бормотал:
— Вот это удар… вот это кошмар… сумасшедший дом, а не психиатрическая больница…
Полковник Егоров отдавал приказания:
— Установите на подоконнике радиодинамик. Подключите микрофон… Приведите арестованного… Моисей Григорьевич, вам лучше уйти отсюда. А тебе, Толик, везёт на шпионов, они вокруг тебя так и бегают.
Когда Моисей Григорьевич и Толик ушли, ввели Муравья.
— Господин генерал, — обратился к нему полковник Егоров, — передайте вашей очаровательной напарнице наше предложение сдаться. Я пытался с ней говорить, но она или не слышит, или не желает отвечать. Объясните ей, что её положение совершенно безвыходно.
— К сожалению, я всего-навсего бывший генерал, а ныне я просто агент Муравей и нахожусь под командованием младшего сержанта Стрекозы, чтоб ей пусто было, между нами говоря. Она ни за что не сдастся. Она и не знает, как это делается, зачем и вообще, что это такое. Она будет отстреливаться до последнего патрона. А последний всадит в себя, да так метко, что тут же испустит свой шпионский душок.
— И всё-таки поговорите с ней. Вот микрофон.