нам жизнь. Это был крупный мужчина, в руке он держал короткий хлыст и вовсю орудовал им, не делая различий между горожанами и воинами.
— Собраться! Построиться! Конница — налево, к стене! Пехота — поротно вдоль берега! К горящим деревьям не подходить! Горожанам — на другой берег.
К моему изумлению, мы снова превратились в дисциплинированное войско. Помнится, я подумал: теперь мы сгорим заживо в четком строю. Но огонь остался за ограждающей рынок стеной. Для греков, однако, это была не преграда. С громкой победной песней они беглым шагом приближались к базарной площади, но, увидев персидское войско в боевом порядке и лидийскую конницу, остановились как вкопанные.
Пока жители Сард бежали в укрытие, командир персов дал сигнал к атаке, и греки без звука ушли туда, откуда пришли. Конница пыталась преследовать их в объятых пламенем извилистых переулках, но греки оказались слишком проворными, а пожар слишком лютым.
К полудню две трети Сард сгорели дотла, а угли тлели еще не одну неделю. Но построенный кое-как город был с удивительной быстротой отстроен заново, и через шесть месяцев Сарды стали прежними, и даже лучше, если не считать храма Кибелы, который так и остался лежать в руинах. Для нас все обернулось к лучшему. Если раньше лидийцы склонялись к грекам, теперь они так разозлились за оскорбление своей богини, что на пути к Эфесу лидийская конница уничтожила половину греческого войска.
Тем не менее стратегия греков дала свои плоды: они бросили вызов Великому Царю в самом сердце его империи. Они сожгли лидийскую столицу и вынудили Артафрена для защиты Лидии снять осаду Милета. Тем временем объединенный флот Аристагора и Афин оказался вне нашей досягаемости, а это значит и непобежденным.
Потом, в ту же зиму, восставшие ионийские города сплотились вокруг Кипра, и Персии пришлось вести войну с новым грозным противником, известным под именем Ионийское Содружество.
4
Два года я пробыл штабным офицером в Сардах. Меня посылали во многие экспедиции на север страны. Однажды мы попытались (неудачно) вернуть город Византии. В Сардах же меня застала весть о смерти Гистаспа. Он умер, надзирая за постройкой гробницы для Дария. Я горевал о нем. Это был лучший из людей.
В Сардах я помог Мардонию отпраздновать его первую победу на Кипре во славу Персии, потом — его женитьбу на Артазостре, дочери Великого Царя. Если верить Лаис, это была милая девушка, но от рождения совершенно глухая. У Мардония родилось от нее четверо сыновей.
Незадолго до моего возвращения в Сузы Гистиэй поднял мятеж против Великого Царя, и Лаис решила, что пора навестить свою семью в Абдере. Она всегда знала, когда исчезнуть, а когда появиться вновь. В свой срок Артафрен захватил Гистиэя в плен и казнил его. К тому времени Лаис с трудом вспоминала его имя.
Когда я вернулся домой, в Сузы, меня удивило — в те дни я еще был чрезвычайно наивен, — что никто не хочет и слышать про Ионийский мятеж. Хотя сожжение Сард вызвало шок, двор не сомневался, что греки скоро понесут наказание, и теперь у всех на уме был только последний претендент на вавилонский трон. Не знаю времени, когда бы на этот древний трон никто не претендовал. И сейчас время от времени с вавилонских окраин появляется какой-нибудь чудак, чтобы объявить себя наследником Навуходоносора. У остатков старой царской фамилии это всегда вызывает переполох и раздражает Великого Царя. Несмотря на природную лень, вавилоняне склонны к беспорядкам, особенно сельские жители, когда перепьют пальмового вина.
— Меня посылают подавить мятеж, — сказал мне Ксеркс.
Мы находились на тренировочной площадке, где так много времени проводили в детстве. Рядом упражнялось в стрельбе из лука новое поколение персидской знати. Помню, я подумал, какие мы уже старые и как хорошо, что больше не зависим от своих учителей-магов.
— Многие поддерживают мятежников?
— Нет. «Царево око» говорит, это займет всего несколько дней… — Ксеркс нахмурился. Я еще не видел его таким расстроенным. Причина скоро выяснилась. — Мардоний одержал настоящую победу, правда?
— Кипр снова наш. — Я не зря провел жизнь при дворе и знал, как обращаться с ревнивым царевичем. — Но Мардоний был не один. План вторжения разработал Артафрен. И потом, флотом командовал…
— Мардоний заслужил доверие. Остальное не важно. А я сижу здесь без дела.
— Ты женился. Это кое-что.
Ксеркс незадолго до того женился на Аместрис, дочери Отана.
— Ерунда.
— Твой тесть — первый богач в мире. Это кое-что да значит.
В другое время Ксеркса бы это позабавило. Но не сейчас. Он был серьезно озабочен.
— Вы все стали настоящими воинами.
— Одни больше, другие меньше, — сказал я, желая его развеселить, но он не слушал.
— Я, как евнух, — сижу в гареме.
— Ты идешь на Вавилон.
— Только потому, что это безопасно.
— Ты наследник Великого Царя.
— Нет, — сказал Ксеркс. — Я не наследник.
Я только разинул рот.
— Кое-что изменилось, — сказал он.
— Артобазан?
Ксеркс кивнул:
— Он хорошо справляется в Карии. Во всяком случае, так говорят. Отец постоянно разговаривает с ним.
— Это ничего не значит.
— Великий Царь объявил с трона со львом, что наследник не будет назначен, пока Афины не будут разгромлены.
— А если он умрет раньше?
— Великий Царь всемогущ. Он умрет тогда, когда сочтет нужным.
Только при мне Ксеркс мог не скрывать своей обиды. Но в некотором смысле я был ему ближе, чем любой из братьев. В конце концов, я не принадлежал к царской фамилии и угрозы не представлял.
— А что говорит царица Атосса?
— Чего она только не говорит! — Ксеркс изобразил улыбку. — Ты не видел такого парада магов, жрецов и всяческих ведьм, что она устроила у себя в покоях. Так и лезут к ней!
— А Дарий… Он приходит к ней в покои?
— Нет.
Ответ был кратким, но вряд ли убедительным. Атосса в значительной степени контролировала имперскую администрацию через евнухов гарема и могла влиять на Дария исподволь.
— Я пойду к ней, — сказал я.
— Пока ты поговоришь с ней, меня уже здесь не будет. Я буду покорять Вавилон. — Ксеркс попытался пошутить, но не вышло. Неожиданно он проговорил: — Перед смертью Кир сделал царем Вавилона своего сына.
Я ничего не сказал, не посмел.
Пока мы упражнялись в метании дротиков, я рассказал Ксерксу об осаде Милета и сожжении Сард. Но его больше заинтересовал роман Мардония с Артемизией.
— Завидую ему, — сказал Ксеркс, но в голосе его слышалась не зависть, а печаль.
5
У Лаис нашлось немало жалоб на Абдеру, свою поездку по
