Но, это невозможно, не бросив Пенни. А она захочет взять с собой собаку и свинью.
– Всё будет не так уж ужасно, правда? – прошептала Пенни. – Он так много за нас заплатил. Он будет добр, верно?
«Пока мы его развлекаем».
– Мы слишком дорого обошлись, чтобы дурно с нами обращаться, – обнадежил её Тирион, чувствуя стекавшую по спине кровь от двух последних ударов.
«А вот когда наши представления ему наскучат… А они ведь наскучат…»
Пока новый хозяин вступал в свои права, надсмотрщик ожидал их с двумя солдатами и повозкой, запряжённой мулом. У надсмотрщика было длинное узкое лицо, в бороду вплетены золотые нити, а жёсткие чёрно-рыжие волосы на висках казались парой когтистых рук.
– Какие вы милые создания, – сказал он. – Напоминаете моих детей… или напомнили бы, если б мои малютки не умерли. Я хорошо о вас позабочусь. Назовите ваши имена.
– Пенни, – прошептала карлица тоненьким, испуганным голоском.
«Тирион из дома Ланнистеров, законный лорд Бобрового Утеса, ты, мерзкий червь».
– Йолло.
– Дерзкий Йолло. Веселая Пенни. Вы теперь собственность благородного и славного Йеззана зо Каггаза, учёного и воителя, уважаемого человека среди мудрых господ Юнкая. Считайте, что вам повезло, ибо Йеззан добрый и щедрый господин. Думайте о нем, как о своём отце.
«Да с удовольствием», – подумал Тирион, но на сей раз придержал язык. Он не сомневался, что скоро им придется выступать перед новым хозяином, и не хотел заработать лишний удар хлыстом.
– Ваш отец больше всего любит свои особенные сокровища, и вас он будет лелеять, – рассказывал надсмотрщик. – А обо мне думайте как о няньке, которая заботилась о вас в детстве. Все мои дети зовут меня Нянькой.
– Лот девяносто девять, – выкрикнул распорядитель торгов. – Воин.
Быстро проданную девушку, прижимающую одежду к маленьким грудям с розовыми сосками, уже сопровождали к новому хозяину. Вместо неё двое работорговцев втащили на помост Джораха Мормонта – обнажённого, если не считать набедренной повязки, с покрытой ранами от ударов хлыстом спиной и распухшим почти до неузнаваемости лицом. Запястья и лодыжки рыцаря сковывали цепи. «Вот и попробуй то блюдо, которым потчевал меня», – подумал Тирион, однако понял, что не испытывает радости от страданий большого рыцаря.
Даже в цепях Мормонт выглядел опасным – громадный мордоворот, широкоплечий, с большими мощными руками. Жёсткие тёмные волосы, покрывавшие его грудь, делали рыцаря похожим скорее на зверя, чем на человека. Вокруг его глаз чернели круги – два тёмных провала на безобразно распухшем лице. На одной щеке горело клеймо – маска демона.
Когда работорговцы ринулись на палубу «Селейсори Кхоран», сир Джорах встретил их с мечом в руке, убив троих прежде, чем его оглушили. Оставшиеся члены команды с удовольствием прикончили бы его, но капитан запретил – за бойца всегда можно выручить добрую меру серебра. Поэтому Мормонта приковали к веслу, избили до полусмерти, морили голодом и заклеймили.
– Он велик и силён, – объявил распорядитель. – Полон злобы и устроит хорошее представление в бойцовых ямах. Кто предложит три сотни для начала?
Никто не предложил.
Мормонт не обращал никакого внимания на этот разношерстный сброд. Его глаза были устремлены за пределы осадных линий – на далёкий город с древними стенами из разноцветного кирпича. Тирион читал этот взгляд как книгу: так близко, и, вместе с тем, так далеко. Бедолага вернулся слишком поздно. Охранники загонов со смехом поведали им, что Дейенерис Таргариен вышла замуж. Она выбрала своим королём миэринского работорговца – столь же богатого, сколь и благородного. И когда мирный договор будет подписан и скреплён печатями, бойцовые ямы Миэрина вновь откроются. Другие рабы говорили, что охранники лгут, и Дейенерис Таргариен никогда не замирилась бы с работорговцами. Они называли ее Мхиса. Кто-то сказал, что это означало «мать». Рабы шептались, что скоро серебряная королева выступит из своего города, разгромит юнкайцев и разобьёт цепи.
«А потом испечёт нам лимонный пирог, поцелует наши болячки, и они тут же заживут», – думал карлик. Он не верил, что королевские особы кинутся кого-то спасать. Возникни такая необходимость, те, скорее, предпочтут спасать самих себя.
Грибов, засунутых в его башмак, хватило бы и для него, и для Пенни. Тогда Хрусту и Хрюшке-Милашке придётся самим о себе позаботиться.
Нянька продолжал инструктировать новые приобретения своего хозяина.
– Если будете делать только то, что вам говорят, и ничего более, заживёте как маленькие лорды – в любви и ласке, – пообещал он. – Если же ослушаетесь… но вы же никогда так не поступите? Только не вы, мои сладенькие, – он наклонился и потрепал Пенни по щеке.
– Тогда две сотни, – снизил цену распорядитель. – Такой здоровяк стоит в три раза больше. А какой прекрасный из него выйдет телохранитель! Ни один враг не посмеет к вам приблизиться!
– Пойдёмте, мои маленькие друзья, – сказал Нянька. – Я отведу вас в ваш новый дом. В Юнкае вы будете жить в золотой пирамиде Каггаза и есть из серебряной посуды, но здесь мы живём просто, в скромных солдатских палатках.
– Кто предложит сотню? – взмолился распорядитель торгов.
Наконец, заявка поступила, хотя предложили всего лишь пятьдесят серебряных монет. Покупателем оказался худой мужчина в кожаном фартуке.
– И ещё одна, – добавила старуха в фиолетовом токаре.
Один из воинов поднял Пенни и посадил её на задке упряжки.
– Кто эта старая женщина? – спросил у него Тирион.
– Зарина, – ответил воин. – Дешёвые бойцы, которые её. Мясо для героев. Твой друг умирать скоро.
«Никакой он мне не друг». Но Тирион Ланнистер неожиданно для себя повернулся к Няньке и сказал:
– Ты не можешь позволить ей купить его.
– Чего это ты расшумелся? – прищурился в ответ надсмотрщик.
Тирион указал рукой.
– Вон тот, он играет в нашем представлении. Медведь и прекрасная дева. Джорах изображает медведя, Пенни прекрасную деву, а я рыцаря, который её спасает. Я пританцовываю вокруг него и бью по яйцам. Очень смешно.
– Этот? – покосился на помост надсмотрщик. Ставки на Джораха Мормонта дошли до двух сотен.
– И ещё монета, – сказала старуха в фиолетовом токаре.
– Ваш медведь. Понятно.
Нянька поспешно протиснулся сквозь толпу, и, наклонившись к огромному жёлтому юнкайцу, зашептал тому на ухо. Его хозяин кивнул, тряся подбородком, а затем поднял свой веер.
– Три сотни, – произнес он хриплым голосом.
Карга фыркнула и отвернулась.
– Зачем ты это сделал? – спросила Пенни на Общем языке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
