— Мое стихотворение называется «Догадки», — сказал он и начал читать:
Благородство есть у оборотня-суки.В победу превращает проигрыш слоновьей кости куб.Способно волшебство соединить со льдом огонь.Раба Игра преобразует в господина.Зло будущего скрыто в тишине.И часть от той потери есть любовь.Должны прислушаться мы к Гавриила рогу,Судьба — та вещь, которой нам не обмануть.Значение имеет все: большой дракон и мелкий таракан.Коль связаны, то мы должны друг с другом быть учтивы.Судьбу определяет нашу Бога флейта,Что рушит горы и сотрясенье делает земли.
Он устанавливал глазами контакт с каждым судьей по очереди по мере чтения и видел их реакцию. К несчастью, ничего хорошего она не сулила. Некоторые хмурились, некоторые смущались. Понимания не было. Они либо не принимали форму, либо не понимали содержания.
— Это белый стих, — констатировал Компьютер. — Здесь нет последовательного стихотворного метра, нет рифмы. Это не следует воспринимать как дефект. Ключевые слова размещены на конечных позициях, в правильном порядке, по одному на строчку, без дополнительных строк. В конце большинства строк имеются естественные паузы. Как белый стих я оцениваю его технически на тридцать девять баллов.
В груди у Стайла защемило. Остальные судьи прислушаются к мнению Компьютера, и он получит среднюю оценку за техническую часть ниже, чем у Руи.
Он не ошибся в своих ожиданиях. Женщина-рабыня поинтересовалась, можно ли вообще считать поэзией эти стихи, так как ей они показались обычными предложениями. Остальные были более равнодушны. Средний балл получился тридцать восемь. Стайл был на пять очков позади.
Теперь наступила очередь обсудить содержание. На этой стадии ни одному из поэтов не разрешалось говорить: считалось, что если стихи не говорят сами за себя, то они несостоятельны.
— Это простое изложение позиции автора, — сказал Компьютер по поводу произведения Руи. — Она явно ощущает холодность со стороны ее друга-мужчины, и диктует ему ряд условий для продолжения их связи. Я не могу определить других смыслов, кроме вышеуказанного. Поэтому отношу это произведение к разряду легкой поэзии. Оценка: тридцать пять.
«Хороший знак, — подумал Стайл. — Если остальные прислушаются к мнению робота, то ее общая оценка снизится».
— Было бы неплохо, если бы машинам запретили оценивать любовные отношения между людьми, — заметила женщина-рабыня. — Я считаю, это хороший нагоняй для мужчины. Он настоящий таракан, если называет ее такими именами, и я всецело ее поддерживаю. Я говорю: пятьдесят.
Стайл внутренне содрогнулся. Ему нужно нагнать проигрыш в пять баллов, и он полагал, что они смогут оценить его стихотворение в среднем в сорок баллов. Направление, заданное Компьютером, позволяло надеяться на выравнивание счета. Но эти пятьдесят очков были катастрофой.
Однако мужчина-Гражданин был более критичен:
— Мне определенно не хотелось бы встречаться с женщиной, излагающей свои любовные отношения в таких терминах, хотя я полагаю, если она смогла найти себе мужчину, согласившегося на такое, то это их личное дело. Я не понял одну строчку: «Горящим над трубкой ночью и днем». В этом есть какой-то смысл?
— Конечно, господин, — откликнулся мужчина-раб. — В стародавние времена на Земле люди пользовались газовыми горелками, газ подавался по трубе, а из трубы выходило пламя. Таким образом она сравнивает себя с пламенем. Это разновидность каламбура, на самом деле.
Гражданин пожал плечами.
— Остроумно, — сказал он с кислой миной. — Я оцениваю это в тридцать очков.
Стайл заметил, как вздрогнула Руя. Но сам он, хоть и сетовал на недалекость ума этого мужчины, все же был рад такой оценке. Такая оценка снова оставляла ему шанс.
Следующим был мужчина-раб.
— Если она получит статус Гражданина, то сможет выставить свои условия, — сказал он, и остальные засмеялись. В этот раз они поняли шутку. — Мне хотелось услышать что-нибудь более глубокое, чем это, какую-нибудь социальную проблематику, а не только требование женщины. Оценка: тридцать два.
Надежды Стайла стали еще крепче. Теперь, если только другая женщина не ответит женской солидарностью…
— Я верю, что в состоянии заметить очень умные уколы, — сказала женщина-Гражданка. — Главная героиня четко не определена. В конце концов, это не обязательно должна быть рабыня Руя. Это могла бы быть любая женщина, особенно та, которая ошиблась в выборе мужчины. Это может быть даже женщина-робот, которая любит мужчину во плоти.
О нет! Неужели стих Руи был камнем в огород Стайла? Он заметил, что судьи повернулись и смотрят на него и на Шину, сидящую в маленьком зрительном зале. Они знали!
— Отсылка к квадрату и кубу весьма показательна, — продолжала Гражданка. — Робот состоит из геометрических деталей, оживленных электроэнергией от крошечного очага, питаемого протонитом. Она определенно горит изнутри! Она должна принимать ухаживания мужчины — я понимаю, что это то, ради чего она была создана, — но на любовь мужчины она рассчитывать не может, так как он знает, что она — машина. Но все же она запрограммирована на чувства и эмоции. Она любит его, зная, что ответной любви не дождется. Возможно, мужчина, которого она обслуживает, — музыкант, играющий на скрипке или флейте…
Шина поднялась со своего места в зрительном зале и направилась к выходу. Стайл почувствовал к ней жалость. Она никак не ожидала, что станет объектом обсуждения.
— Минуточку, — подал голос мужчина-Гражданин. — Это она, не так ли? Я бы хотел расспросить ее.
— Это вовлечет ее в обсуждение жюри, — сказала Гражданка. — Сомневаюсь, что это разрешено правилами.
— Жюри вправе затребовать любой источник информации, какой пожелают, — пояснил Компьютер. — За исключением вопросов к автору обсуждаемого произведения.
— Женщина-робот, что ты думаешь об этом стихотворении? — обратился к Шине Гражданин.
Шина остановилась и посмотрела на него.
— Господин, я предпочла бы не отвечать на ваш вопрос, я считаю себя заинтересованным лицом.
— Отвечай! — потребовал он голосом, не терпящим возражений.
— Вы должны ответить, — сказал Компьютер. — Вы не вызвались добровольно. Вас вызвал суд присяжных как важного свидетеля. Мы пытаемся определить, верна ли догадка о том, что обсуждаемое стихотворение представляет вашу точку зрения.
Шина оскалилась. Ее человеческие манеры стали настолько естественными, что визуально ее машинную природу разглядеть было уже нельзя. Это была красивая женщина, с оголенным телом и, возможно, с оголенной душой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
