— Конечно, нет, — усмехнулся Карась. — Ты ведь знаешь лучше меня, что это невозможно.
— Ты придумал все это, чтобы заманить меня на свидание? Или на опознание?..
— Ты поверила, что мы не сможем сами опознать стрелка?
— Значит… соскучился?
— Еще как! — признался Карась. — Я так соскучился, что много раз готов был схватить тебя на улице, но все-таки дождался. Ты пришла…
— Господи, спасибо! — произнесла графиня и нахмурилась.
— Пришла сама, — уточнил Валерий Петрович. — Без угроз и повесток.
— И что? — спросила храбрая женщина. — Я здесь, и что дальше?
— Мирослава, — продолжал улыбаться Карась, — бумаги, которые ты взяла из папки Сотника, нужно вернуть на место. Мы можем договориться с тобой по-хорошему?
— Ты знаешь, где место этим бумагам?
— Им место в архиве. Там они и будут храниться. В конце концов, я бы мог обвинить тебя в краже, но не сделаю этого, потому что верю в твое благоразумие.
— В краже? — удивилась Мира. — За кражу надо арестовать государство, на которое ты работаешь. Никто не давал ему права держать такие бумаги в архивах.
— Есть распоряжение наследников…
— Не надо лапши, гражданин начальник. Я единственная наследница бумаг, которые вы незаконно удерживали у себя в кабинете. И по линии Сотника, как будущая вдова его сына; и по линии Лепешевского, у которого других наследников нет. Последний, если тебе интересно, все свое имущество при жизни переписал на меня. Не веришь? Я дам телефон нотариуса. Правда, того имущества… кресло-каталка, компьютер да шкаф с бумагами, но я никому не давала права ими распоряжаться.
— Послушай меня, Мирослава…
— Ты послушай меня, Валерий Петрович! Ерундой ты занимаешься, и думаешь ты не о том. Ты понятия не имеешь, что такое настоящая опасность. Я не обманывала тебя, я сама гораздо опаснее, чем все «враги народа» вместе взятые… за всю историю заведения, которому подчиняется твоя служба. У меня есть оружие, способное одним выстрелом уничтожить город. Стереть с лица мироздания, не оставив ни памяти, ни карательных органов, которые накажут меня за это. У меня есть слуга, который доставит оружие даже в камеру смертников. Луч, которым Оська пилил твой сейф, — перочинный ножик по сравнению с моим лучом, но даже я бессильна перед опасностью, которая угрожает нам всем. А ты охотишься за перочинными ножами и портишь жизнь двум единственным ученым на свете, которые реально могут что-то сделать. По крайней мере, попробовать.
— Если ты сможешь мне объяснить…
— Как же я тебе объясню?! — развела руками графиня. — Как же я могу говорить с тобой о таких проблемах, если я не знаю, друг ты или враг? На чьей стороне ты воюешь, Валера? Чего ты хочешь от своей жизни? Существуют ли для тебя более значимые вещи, чем служебный долг? Сначала пойми, кто ты такой, потом задавай мне вопросы.
— Я готов задавать вопросы.
— В самом деле? — удивилась Мира.
— Удели мне вечер. Выбери место, где наливают хороший шотландский виски. Нам есть, о чем побеседовать.
Красный камешек выпал из конверта на ладонь Боровского. Натан Валерьянович развернул письмо и узнал почерк на листе пожелтевшей бумаги, сложенной треугольником, и бережно завернутой в пергамент. «Нашему будущему внуку, который станет талантливым физиком, — было написано знакомым почерком на внешней стороне листа. — В век, когда человек самостоятельно выйдет в космос и раскроет атомное ядро, — было приписано рукой другого, неизвестного Натану Валерьяновичу автора. — Нашему дорогому внуку, Натану, который появится на свет в мире более совершенном, чем наш». Натан Валерьянович снял очки и расстегнул воротник. «Мы любим тебя. Мы верим в тебя, — было приписано под посланием. — Сара и Валентин». Ступор приключился с Натаном Боровским в ту же минуту.
— Воды, Учитель? — предложил Оскар.
Натан Валерьянович развернул послание, и Оскар увидел ряды графических символов, без слова пояснения к ним.
— Кругом греографы, Натан Валерьянович.
— Думаю, формулы. Давай, разберемся…
Пока Оскар доставал ноутбук, Боровский отошел к окну. Ком в горле мешал дышать. Он еще раз перечитал послание и поймал себя на мысли, что внук Сары Исааковны Боровской вовсе не тот человек, которому предназначалось наследство. Люди, умершие давным-давно, ошиблись адресом. Во всяком случае, возложили надежды не на того, на кого следовало их возложить. Натану показалось, что это не бабушка Сара и друг Валентин, а тезки, внук которых, по случайному совпадению, тоже именовался Натаном. В конце концов, Женя мог перепутать конверты и вручить его неправильному адресату. Все мигом перемешалось в голове Натана Валерьяновича, перекроилось, перевернулось и набело переписало жизнь.
— Точно, формулы, Натан Валерьянович! — воскликнул Оскар. — Идите, смотрите…
Физики сели перед монитором. В наступившей тишине стала слышна кухонная радиоточка. Вниманию слушателей была предложена песня о любви, и первые аккорды настраивали аудиторию на лирический лад. К аккордам вскоре присоединился вокал и сообщил о юношеских страданиях всем, кого застал дома. О том, как девушка не замечает поющего, на звонки не отвечает… как судьба их разлучает и ничего хорошего в жизни молодого человека не предвидится. Созерцательно-аналитическая фаза продолжалась до последнего куплета.
— Учитель, это абсурд, — пришел к выводу Оскар.
— Абсурд, — согласился Боровский.
— Такого не может быть.
— Не может, — подтвердил Учитель.
— Тот же абсурд Эйнштейн исправил в своих расчетах, а эти… не догадались. Расчеты очень похожи.
— Если не сказать, идентичны.
— Учитель… а если не абсурд? — предположил ученик и поглядел на гуру. — Если «общего поля» действительно нет, но есть система отсчета, с которой…
— Не вслух, — напомнил Учитель. — Мы должны выполнить просьбу Миры.
— Эйнштейн работал на оборонку, — напомнил ученик. — Ему нужно было применить процесс к реальной среде или не выпендриваться. Нам-то не нужно.
— Понимаешь, почему Эйнштейн уничтожил расчеты?
— Учитель, мы же можем проверить… Здесь, фактически, базовая формула на все случаи жизни. Почему не попробовать? Управляемое квантовое поле в среде… Но это же дикий абсурд!
— Он уничтожил расчеты, потому что понял ошибку.
— Какую ошибку, Натан Валерьянович?
— Эйнштейн испугался абсурда. Физик его уровня не должен бояться таких вещей.
— А что ему было делать? Надо было перечеркнуть всю науку: либо прошлую, либо будущую. Не каждый может себе позволить, как их сиятельство… — дверь лифта громыхнула на площадке, и Оскар погасил монитор. — Вот, черт! — выругался он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
