Он забарахтался — совсем как букашка, угодившая в гости к муравьиному льву. Как букашка, он был слаб и беспомощен; как букашка, он что было силы стремился вверх — и сползал вниз, влекомый, всасываемый, втягиваемый. Добрые духи, к чему тут меч?!
— «Зажора»! Это «зажора»! — надрывался где-то наверху забытый Илияш.
Пасть, кажется, ухмыльнулась. В утробу ее ветром вносило сорванные листья, комариные стаи, зазевавшихся пташек… Станко был желанным угощением, изысканным блюдом на этом скудном столе, ему казалось, что он видит на растянувшихся черных губах мутные капли алчной слюны.
Он упал на четвереньки (меч ужасно мешал) и принялся вырываться с удесятеренной силой. Рядом с ним боролся за жизнь невесть как угодивший в ловушку суслик. Усилия обоих были совершенно безнадежны.
Пасть удовлетворенно заухала. Оглянувшись через плечо (глаза слезились от набившегося в них песка) Станко увидел черные губы совсем рядом.
И только тогда он все понял и испугался.
Испуг лишил его силы; пасть чмокала, пуская слюну, и готова была ухватить Станко за ногу.
— Сгинь!
Выкрик, резкий, свирепый, хлестанул откуда-то сверху. Сразу вслед за выкриком прямо в черную губу ударил камень.
Губа треснула. Из трещины показалась черная густая жидкость. За первым камнем подоспел второй.
— Сгинь! Сгинь!
Дикий вой вырвался из недр земли. «Зажора», которая уже столетия не встречала сопротивления, возмущалась.
По лицу Станко проехался тугой конец веревки:
— Ну! Ну-у! — кричал где-то Илияш.
Ветер изменил направление. Пасть уже не втягивала воздух — выдыхала, и в ноздри Станко ударила волна смрада.
— Ну!!
Он вцепился в веревку. Песок на мгновение перестал оседать, и, чуть не падая с ног от мощных рывков Илияша, Станко одним махом преодолел половину расстояния от пасти до края воронки.
Пасть снова взревела — на этот раз теряя драгоценную добычу. Песок хлынул вниз — и Станко сразу потерял большую часть своего успеха.
Он не видел Илияша, только чувствовал, как дрожит от напряжения веревка. Рывок… Еще…
В это время суслик, товарищ Станко по несчастью, проиграл свою битву.
Столь мелкая добыча все же на прошла для «зажоры» незамеченной — она сглотнула. Песок снова приостановился; веревка зазвенела, как струна, и край воронки снова стал приближаться.
Ближе… Ближе… Вот протянутая рука Илияша… Вот Станко вцепился в эту руку…
«Зажора» покончила с сусликом. Станко показалось, что руку его сейчас вывернет из плеча — такой силы рывок дернул его назад.
Илияш что-то кричал — свирепое, злое, слов не разобрать… Его тоже тянуло в воронку, но Станко видел рукоять кинжала, вогнанного в землю, рукоять, удерживающую Илияша на самом краю…
Пасть исходила ревом. В реве этом обезумевшему Станко тоже чудились слова — нечленораздельные, ведь черные губы не созданы для бесед… Борода Илияша встала дыбом.
— А-а-а!
Неуклюже, как лягушка на рыболовном крючке, Станко вылетел из воронки — так могла бы чувствовать себя жареная курица, покидая тарелку, где ее чуть не сожрали.
— Ты добрый, выходит? — сладко спросил Илияш.
Они брели по дну длинного сырого оврага, над головами надсадно визжали стаи комаров и прочей кровососущей мелочи. Станко едва перебирал ногами; ныли суставы, саднили ладони, а скула, к которой от души приложился браконьер, вообще потеряла чувствительность.
— Ты добрый? — в который раз поинтересовался Илияш, оглядываясь через плечо.
— Отстань, — процедил Станко сквозь зубы.
Браконьер пожал плечами, отвернулся и двинулся вперед, не переставая, впрочем, рассуждать как бы сам с собой:
— Ясное дело… Мышка чует сало, спешит, радуется… А что пружинка по темечку хлопнет, из мышки дух вон — так это злые люди мышеловок наставили… А этот благороден, его салом не корми — дай защитить и спасти… То, что папу убивать идет — ничего, пустяки… Вот схватила бы «зажора» князя Лиго — была бы потеха…
Он снова обернулся — глаза-щелочки, сочувственная усмешка в жесткой бороде:
— Ты спас бы князя Лиго, парень? Угоди князь в ловушку?
— Отстань, — рука Станко сама собой потянулась к рукояти меча. Илияш прищурился так, что глаз вовсе не стало видно; Станко осознал собственную глупость и нехотя опустил руку.
Выбравшись из оврага, они сгрызли по сухарю каждый, запили водой из баклажек и двинулись дальше.
Станко смотрел себе под ноги, и растравленное Илияшем воображение рисовало одну и ту же картину — вот князь Лиго угодил в «зажору», а Станко стоит над ним и наблюдает…
«Зажора» виделась ясно, до мельчайших подробностей, до капель слюны на черных губах, а вот облика князя Станко никак не мог себе представить подворачивался профиль на серебряной монетке. Устав от усилий, Станко мысленно махнул рукой, и князь в его воображении представлялся теперь со спины.
Итак, князь Лиго угодил в ловушку, пасть алчно щерится, Станко стоит наверху и смотрит… Нет, не смотрит. Разве «зажора» умеет ненавидеть? Разве у чудовища в земле есть мать? Разве это ее навеки обездолил этот мерзавец? В мыслях своих Станко бросает князю веревку, чтобы вытащить его и тут же убить; князь отчаянно цепляется за тугой конец, оборачивается к Станко лицом…
— Смотри-ка, — глухо сказал Илияш. Видения Станко оборвались.
Перед путниками в земле зияла воронка — точно такая же, круглая, с крутыми песчаными склонами. Станко отпрыгнул раньше, нежели успел что-либо сообразить.
— Дохлая, — сказал Илияш все так же глухо.
На дне воронки навеки застыли сведенные судорогой губы. Они были уже не черные — грязно-сизые, высохшие, мертвые.
— Можешь спуститься и посмотреть, — предложил Илияш. Станко молча помотал головой.
Илияш поднял с земли камень, примерялся, метнул — камень поднял на дне воронки пыль, стукнул по губе, свалился вниз, в дыру. Ни шороха, ни движения.
— Издохла, — подытожил Илияш уже уверенно. — Недавно. Интересно, от чего?
Станко повернулся и зашагал прочь. Ему совсем не было интересно.
Дождь так и не собрался, но все в лесу пропиталось сыростью, обвисло, отяжелело. Под вечер из всех ложбин клочьями пополз белый туман.
— Они пожирали целые армии, — сказал Илияш. — Этих «пастей» вокруг замка было видимо-невидимо.
— Колдуны, — прошептал Станко.
Илияш кивнул.
Туман поднимался все выше, становился все гуще.
— Нехороший туман, — Станко поежился. — Липкий какой-то… Он нас не сожрет?
Это была шутка, но Илияш не засмеялся.
— Столько сил, — пробормотал Станко горестно. — Столько усилий, столько… этой… магии… На такую дрянь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
