В первый раз он почувствовал возбуждение от победы в настоящем бою. Ничего случайного в смертях, вызванных им, не было. Он и хотел убивать чужацких чудовищ. Их жизни или его. Он не чувствовал вины, только сладкое чувство свободы и радости. Ожидание закончилось. Это было хуже всего. Ныкаться по омерзительным вонючим коридорам, не зная, что ждет за следующим поворотом. Он не понимал, как напряжение влияет на его нервы или на нервы их всех.
Теперь он знал, с чем они столкнулись, и это было ужасно. Но теперь он мог приклеить к кошмару ярлычок. Это пугало не так, как жуткие призраки, наполнявшие его разум, и больше так не будет. Они были смертны. Они могли умереть, как любое другое живое существо.
Он чувствовал себя героем. Он знал, что его действия спасли жизни его товарищей. Его завеса огня позволила сержанту и Свену вытащить Эгиля. То было самое важное, что он когда-либо делал, спасение жизней его друзей. Вся противоречивость его чувств к ним испарилась. Он знал, что они были истинными братьями, доверяющими друг другу свои жизни в этом адском месте. Перед лицом чудовищной злобы тиранидов, все люди были братьями. Жалкие различия в расе или происхождении или цвете кожи не значили ничего.
Он счастливо улыбнулся. Встретившись со смертью, он почувствовал себя по-настоящему живым. Он был счастлив просто делать еще один вдох, видеть еще один поворот коридора, чувствовать, как расстояние до корабля сокращается с каждым шагом. Он никогда не ценил чудо простого существования.
Ничто, даже угрожающее изменение ритма биения далекого сердца или звук бега в отдалении, не могло испортить ему хорошее настроение.
Свен приготовился к следующему нападению. Что-то приближалось. Он слышал постоянные мягкие шаги по полу из плоти за ним. Он обернулся — и увидел, как что-то юркнуло в укрытие.
Он быстро выстрелил, но снаряд попал в стену и разорвался, забросав все вокруг кусками плоти. Ихор потек из маленьких разорванных вен. Тварь вернулась на свет. Свен увидел, что она была маленькой и темнокожей, с шестью конечностями — термагонт. Он медленно поднял на него свое плюющееся слизью оружие. Свен аккуратно прицелился и послал заряд тому в грудь. Тварь отлетела назад, визжа и дергаясь.
Свену хотелось бы знать, были ли это еще одни новопробужденные создания, призванные разобраться с вторгшимися людьми. Он отбросил мысль и выстрелил еще раз. Его заряд пробил голову термагонта, расшвыряв повсюду желеобразные кусочки мозга.
Множество термагонтов выползло из теней. Сзади Свена, его боевые братья стреляли в передовую группу. Свен снова выстрелил, но красная руна «пусто» на его болт-пистолете мигнула и он понял, что патроны кончились. Стоя меж двух огней, его товарищей и наступающих термагонтов, он начал перезаряжаться.
Снаряды летали вокруг него, освещая сумрак огненными инверсионными следами. Рев патронов летел по коридору, отражаясь в замкнутом пространстве, пока не затухал вдали. Пока он вгонял новый магазин на место, Свен поинтересовался, как сюда добрались термагонты. Были ли они рабами, захваченными на каком-нибудь чужацком мире или каким-то новым эволюционным продуктом злобного ремесла? Он подумал, что последнее более вероятно. Но как это объясняет то, что они нашли орочий череп?
Он снова открыл огонь, чувствуя отдачу тяжелого болт-пистолета с каким-то мрачным удовлетворением. Опустошительный огонь космических десантников вскоре заставил термагонтов отступить. Свен знал, что они скоро вернутся, и гадал, какие еще поганые сюрпризы таит в себе чужацкий корабль.
Ньял все понял. Он был счастлив идти назад. Успешно сопротивляясь искушению поддаться разуму улья, он чувствовал себя настолько сильнее! Его предчувствие рока отступило. Возможно, только раз, он ошибся.
Он медленно выбирал путь по покрытому слизью полу, избегая странных круглых клапанов под ногами. Он показал вниз, советую товарищам-разведчикам делать то же самое. Он услышал, как они выстроились в шеренгу, следуя его совету и почувствовал удовольствие. Они прошли почти половину пути до абордажной капсулы. Вскоре они снова смогут отдохнуть на «Святом духе» и позволить Гауптману разнести это чужацкое гнездо ко всем чертям.
Облегчение сделало его беззаботным. Он поскользнулся на скользком полу и упал на верхушку одного из кругов. Он оперся на руки, чтобы подняться, и пол ушел вниз. Он упал в темноту, чувствуя как стены сходятся вокруг него. Он вытянул руки из круга, чтобы схватиться за края, и почувствовал как сержант Хакон схватил их. Его наполнило облегчение. Сержант поднимет его вверх, на свет.
Стены вокруг него начали сжиматься и расширяться. Он почувствовал давление их блестящих поверхностей. Это напоминало сглатывание — а он был вкусной закуской. Когда его охватила безумная паника, он яростно попытался подтянуться наверх. Сержант Хакон старался ему помочь. Ньял чувствовал, как он борется с затягивающим туннелем-глоткой. На секунду его подняло наверх… а потом он почувствовал, что хватка сержанта ослабла и выскользнул из покрытой слизью перчатки.
— Нет — прокричал он, пока его засасывало вниз, во тьму. Когда движение прекратилось, он обнаружил себя в растворителе. Он чувствовал, как она разъедает керамит его доспеха. Одна за другой, на его рукаве загорались красные предупреждающие руны. Погруженный в слабый свет их бесполезных предупреждений, он почувствовал, как теплая пищеварительная кислота начинает разъедать его плоти и глодать его кости. Когда его жизнь угасала, он словно слышал сияющие мысли разума улья.
Так или иначе ты станешь частью меня, говорили они.
— Нет. Он мертв. Ты ничего не можешь сделать! — Свен почувствовал, как сержант Хакон за плечо оттягивает его от клапана. Он прекратил бить его кулаком и приготовился подорвать.
— Брат-сержант Хакон прав — он услышал слова Гуннара. Мы ничего не можем сделать. Ничего. Ньял мертв и мы к нему присоединимся, если не поторопимся.
Разум медленно заполняло осознание. Его друг умер, это навсегда. Он был мертв. В мысли была ужасная законченность. Свен закрыл глаза и издал ужасающий вой смерти его Ордена. Дикий волчий вой пронесся по коридорам и затих. Далекое биение сердца корабля продолжилось, не изменившись.
— Будет еще время для грусти — мягко сказал Хакон. Сейчас мы должны вернуться на корабль.
— Не волнуйся — сказал Эгиль, его глаза сверкали жаждой убийства. Он будет отмщен. Клянусь.
Свен кивнул и встал на ноги. Он твердо взял пистолет в одну руку и нож в другую. Он скрестил их на груди в ритуальном положении и вознес погребальную молитву Императору за душу его боевого брата. Затем он пошел за остальными в долгий путь к абордажной капсуле.
Сержант Хакон умер следующим. Тварь, вытянувшаяся из вентиляции, схватила его. Четырехрукий, клыкастый и когтистый ужас с гипнотизирующими глазами оторвал ему голову, прежде чем он смог хотя бы вытащить цепной меч.
Эгиль не стал ждать своей очереди. Он кинулся к твари, целясь ножом ей в спину. Она развернулась с невероятной скоростью и откинула его без усилий, одной мощной лапой. Эгиль почувствовал, как его ребра треснули, столь силен был удар. Даже его керамитовый грудной щиток не защитил его. Эгиль знал, что если оно порежет его своей клешней, он умрет. Его это не волновало.
Его охватила кровавая ярость. Он, не обращая внимания на боль, подтянул ноги и приготовился снова встать.
— Генокрад — услышал он бормотание Свена. Во имя Русса, что здесь, кошмары не кончаются?
Кровавая ярость застилала зрение Эгиля. Он провыл боевой клич и прыгнул. Он понял, что совершил ошибку, когда коготь твари метнулся, словно коса. Он понял, что полученный удар его выпотрошит и принял его с открытыми глазами.
Удара так и не последовало.
Свен дважды выстрелил генокраду в голову. Того отбросило назад. Крича от разочарования и жажды крови, Эгиль разрезал тварь ножом на куски.
Он услышал бормотание Свена за спиной:
— Двое мертвы. Осталось трое.
— Не могу поверить, что сержант мертв — сказал Гуннар. Он почти небрежно подбрасывал снаряд одной рукой.
— В смысле, он и Ньял мертвы оба. Это- Я-.
— Поверь — ровно сказал Свен. Он чувствовал растущий холод в сердце. Он оцепенел. Он словно прошел за грань боли, за грань вообще любого чувства. Все, что он чувствовал — растущая ненависть к врагам и холодная решимость выжить и представить доклад Империуму. Это был единственный способ придать значение смертям его товарищей, который он себе представлял.
Он изучал оставшихся двоих, прикидывая, насколько полезны они будут. Эгиль казался злобным и жаждущим; его глаза странно светились, а размашистый шаг напоминал о безумном от крови звере. В берсерке была сжатая дикость, только и ждущая возможности развернуться. Свен знал, что на Эгиля можно положиться в бою — но сможет ли он принять трудное решение?
