773
Дубин Б. Кружковый стеб и массовые коммуникации: К социологии культурного перехода // Дубин Б. Слово — письмо — литература: Очерки социологии современной культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 172.
774
Гудков Л. К. проблеме негативной идентификации // Гудков Л. Негативная идентичность. С. 290–291.
775
Эту мысль, по-видимому, первым высказал Е. Бунимович в статье «Путин как зеркало русского постмодернизма» (Новая газета. 2001. 26 марта. № 2L [http://urfo.org/postmodern/art/9.aspl), назвавший победы Путина плодом постмодернистских манипуляций массовым сознанием, и прежде всего гибридизации, казалось бы, заведомо несовместимых дискурсов и символов. Правда, взгляд на принципиальную безликость и «беспрограммность» президента как на постмодернистскую черту явно ошибочен: это свойство как раз свидетельствует об усилении сугубо модерной бюрократической репрезентации власти. Сам ход мысли о современной политике как постмодернистском «проекте» достаточно прочно укрепился в культурном сознании 1990-х благодаря публичной деятельности В. Жириновского. См., например: Файбисович Семен. Феномен господина Ж., или Смерть постмодернизма // Сегодня. 1994. 1 февраля.
776
Бойм С. Стиль PR // Неприкосновенный запас. 2002. № 6 (26). С 79.
777
Бойм С. Стиль PR // Неприкосновенный запас. 2002. № 6 (26). С. 80.
778
Там же.
779
См. об этом: Jung Min Chai, Murphy John W. The Politics and Philosophy of Political Correctness. Westport, Conn.; L.: Paeger, 1992; Friedman Marilynd, Narveson Jan. Political Correctness: For and Against. Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 1995; PC Wars: Politics and Theory in Academia / Ed. by Jeffrey Williams. N.Y.; L.: Routledge, 1995.
780
См. некоторые примечательные тексты этой полемики: Пирогов Л. Все у них получится // Ex Libris НГ. 2001. 15 ноября [http://www.exlibris.ng.ru/tendenc/2001–11–15/l_meeting.html]; Ольшанский Д. Как я стал черносотенцем // Ex Libris НГ. 2002.11 апреля [http://exlibris.ng.ru/lit/2002–04-l11/2_Ыаск. html]; Он же. Выводить на снег и расстреливать, или Наша Цветущая Сложность // Русский журнал. 2002. 15 апреля [www.old.russ.ru/krug/20020415_olshan.html]; Он же. Зипуны к бою готовь! // Русский журнал. 2002. 19 апреля [www.old.russ.ru/krug/20020419_olshan.html]; Львовский Ст. Это зоология // Русский журнал. 2002. 12 апреля [www.old.russ.ru/krug/20020412_lvov.html]; Агеев А. Голод 72 // Русский журнал. 2002. 17 апреля [www.old.russ.ru/krug/20020417_ageev.html]; Он же. Голод 75 // Русский журнал. 2002.6 мая [www.old.russ.ru/krug/20020605_ageev.html]; Он же. Голод 76 // Русский журнал. 2002. 13 июня [www.old.russ.ru/krug/20020613_ageev.html]; Быков Д. Быков-quickly: Взгляд 34 // Русский журнал. 2002. 12 апреля [www.old.russ.ru/ist_sovr/20020412_b.html]; Курицын В. Гексоген без ссылок // Курицын-weekly. Выпуск 149. 2002.10 июня [www.old.russ.ru/krug/news/20020610.html] См. также: Курицын В. Курицын-Weekly. М.: Emergency Exit, 2005. С. 562–565; Немзер А. Приехали // Время новостей. 2002. 3 июня [www.ruthenia.ru/nemzer/pogromshiki.html]. Детальный анализ этой дискуссии см. в статье: Кукулин И. Революция облезлых драконов: ультраправая идея как имитация нонконформизма // http://www.polit.ru/culture/2007/04/08/kukproh.html#_ednl.
781
Симптоматично, что издатель А. Иванов интерпретировал решение опубликовать и пропагандировать роман Проханова именно «концом постмодернизма» и борьбой с новым культурным истеблишментом: «…Сейчас мы переживаем, как мне кажется, такой период, когда заканчиваются, замирают, умирают два больших „изма“. Один „изм“ — это антикоммунизм, и второй „изм“ — это постмодернизм. <…> Что такое конец антикоммунизма для меня? Для меня это конец огромного исторического этапа, который начался в конце 60-х годов и закончился в конце 90-х. Для меня публикация романа Проханова располагается именно в этом ключе, в попытке понять, что в России наконец-то победил капитализм. Причем победил как эстетически, так и политически. Ситуация победы капитализма — это диссидентско-окуджавовская линия, как бы эстетически-политическая линия борьбы с советской властью, она, выражаясь фразой Галины Юзефович, становится вчерашней новостью. <…> Поэтому для меня диалог с Прохановым, с которым я отнюдь не согласен во всех его политических взглядах и т. д., означает попытку с помощью литературы наши критическую позицию в отношении того социального строя, который мы получили в результате 90-х годов. Мне кажется, что позиция интеллигента, по крайней мере моя позиция сегодня, это позиция скорее критическая, не обязательно баррикадная, но критическая, в том числе эстетически критическая в отношении той эстетики и той политики, которую мы имеем сегодня. Вот это как бы глубинное основание моего движения навстречу Проханову. А что касается самого романа, то мне кажется, что этот роман восстанавливает какие-то очень любопытные литературные тенденции, связанные с очень современной потребностью в эпическом отношении к реальности…» (Свобода В ОГИ: Литература: и политика [Передача Радио «Свобода»] // http://www.svoboda.org/programs/ogi/2002/ogi.081202.asp). Наиболее подробный анализ самого романа Проханова, впрочем, ни в чем не совпадающий с проекциями А. Иванова, сделан М. Рыклиным в статье «Структура травмы» (Рыклин М. Время диагноза. С. 287–310).
782
Подробнее о восприятии «политкорректности» российскими литераторами см.: Липовецкий М. ПМС: Постмодернизм сегодня // Знамя. 2002. № 5. С. 200–212; Он же. Политкорректность по-русски // Искусство кино: 2011. № 3. С. 37–41.
783
См.: Комм Д. Должники и кредиторы: русский жанр // Искусство кино. 2002. № 2. С. 93–103. Фраза Данилы, обсуждаемая критиком, представляет собой откровенное «переворачивание» изречения, приписываемого св. Александру Невскому, — «Бог не в силе, а в правде».
784
Paget Derek. True Stories: Documentary Drama on Radio, Screen, and Stage. Manchester: Manchester University Press, 1990. P. 154.
785
Крусанов П. Укус ангела. СПб.: Амфора, 2000. С. 211. Далее ссылки на это издание даются в скобках после цитаты.
786
Дондурей Д. «Вы гангстеры?» — «Нет, мы русские» // Искусство кино. 2000. № 11. С. 69–70. В. Матизен упрекает Дондурея и меня (в связи с рецензией на фильм в том же номере «Искусства кино») в том, что мы якобы не уловили «тонкий юмор» фильма и приняли высказывания героев за чистую монету. Лично мне адресован следующий упрек: «Марк Липовецкий подсчитал количество „плохих“ и „хороших“ героев фильма из разных расовых и социальных слоев, обнаружил, что все черные (кроме одной женщины), все украинцы и все евреи (в единственном числе) — плохие, все богатые белые (числом два) — плохие, тогда как все бедные белые — хорошие. Отсюда он по индукции заключил, что продюсер Сельянов и режиссер Балабанов — расисты, коммунисты и антисемиты, забыв добавить, что они же — феминисты (ибо не нашли ни одной плохой женщины) и антитаксисты (раз с неприязнью отнеслись к обоим водителям такси, нашему и американскому)». Насчет «феминизма» авторов «Брата 2» я уже писал, что героиням фильма отведены только две роли: сексуальной игрушки (российская поп-дива и американская телеведущая) или спасаемой жертвы (Даша), а насчет остального позволю себе ответить: в своих выводах я следовал за авторами фильма, которые населили его многочисленными героями, ничем, кроме национального или расового определения, не охарактеризованными. Как прикажете говорить о герое, о котором авторы, кроме того, что он подлец и негодяй, добавляют только то, что он белый или черный, русский или американец, еврей или украинец? Как замечает М. Рыклин, «все герои фильма — что вообще характерно для пропагандистских фильмов советского и нацистского периодов — персонифицируют не только самих себя, но и целые народы или большие слои общества» (Рыклин М. Преступления ради братства // Рыклин М. Время диагноза. С. 159).
787
См.: Прозаики-дебютанты: новая проза? // Знамя. 2001. № 7.
788
Парамонов Б. Поиски героя // http://www.svoboda.org/programs/rq/2002/rq.062002.asp. В частности, Парамонов сообщает: «По воспоминаниям современников, Садовской был чудак, любивший мистифицировать людей: притворялся реакционным крепостником, антисемитом, щеголял в дворянской фуражке с красным околышем. По поводу и без повода распространялся о своей любви к государю Николаю Павловичу, то есть Николаю Первому, тому самому, о котором была сложена самая устрашающая либеральная легенда. И вот в своем романе, написанном в тишине полуразрушенной монастырской кельи, Садовской все эти свои старые чудачества сделал художественным приемом». После такой рекомендации ясно, что Крусанов оказался в достойной компании.
