Во Франции, где 150 дивизиям Антанты (95 французских, 49 английских и 6 бельгийских) противостояли 125 германских, все так же шла бойня под Верденом. Безразличие Петэна к своим потерям озадачило даже Жоффра, и он заменил его ген. Нивелем. После того как французы растрепали силы в контрударе на Дуомон, кронпринц снова, в 14-й раз, предпринял штурм. Опять в правобережном секторе. 1.6 ему удалось обложить форт Во и лишить защитников воды, через неделю форт сдался. Что дало кронпринцу аргумент против перебросок из-под Вердена против русских - мол, успех не за горами. Но Фалькенгайн и сам считал необходимым "обескровливание" Франции, и упрямая долбежка продолжилась. 17.6 последовал 15-й штурм. Немцы понесли очередные огромные потери, но, как раструбили их газеты, имели "бешеный успех" - продвинулись на несколько десятков метров и взяли "ферму Тиомон". Кронпринц нацеливался на последнюю, внутреннюю линию правобережных фортов Тиомон, Флери, Сувиль и Таван. 22.6 начался 16-й штурм. Опять артподготовка из 1600 орудий, газовая атака фосгеном. И 10 дивизий ринулись на фронте в 2 км. В их числе был введен свежий Альпийский корпус, так что служивший в нем Паулюс имел возможность пройти через репетицию грядущего сталинградского ада. Французская дивизия, стоявшая на острие прорыва, была практически уничтожена. Немцы взяли форты Тиомон и Флери. Но Сувиль отбился. Его уже некому было брать. Из 30-тысячного штурмового авангарда к руинам форта вышло 30 чел.
Интенсивность войны на море заметно снизилась. Правда, Шеер еще трижды выводил флот в надежде встретить отдельные британские отряды. Тщательно готовился (скажем, при выходе в августе было выслано на позиции 24 субмарины, а на разведку 8 цеппелинов). Но теперь немцы действовали осторожно, к берегам Англии не лезли, сохраняя возможность быстро вернуться на базы. А британское командование после понесенных потерь тоже не жаждало генеральной схватки. Читая вражеские радиограммы, оно о германских рейдах знало заранее, и не удивительно, что Шеер никого не встречал. Вместо артиллерийских баталий англичане стали расширять минную войну, планируя запереть немцам пути в Северное море заграждениями от Борнума до Ютландии. Но и германский флот применял минирование. Мины срывало штормами, и порой было невозможно понять, на чьей мине погиб тот или иной корабль. В Ирландском море подорвался и затонул британский линкор "Одейшес". А 15.6 Англия понесла особенно тяжелую утрату - у Оркнейских островов на мине погиб крейсер "Гемпшир", на котором военный министр Китченер направлялся на совещание в Россию.
Надо сказать, что успехи Брусилова снова высоко подняли престиж русских. Члены думской делегации, посетившей Лондон и Париж - Набоков, Чуковский, Немирович-Данченко - сообщали, что Запад испытывал очередной приступ "любви" к восточной союзнице: "Англию захлестнуло книгами о России, о русском народе. Даже "Слово о полку Игореве" переведено на английский". "Дейли телеграф" писала: "Понемногу мы начинаем понимать русскую душу... Непоколебимая лояльность, за которую мы так благодарны. Все, что неясно грезилось мечтателями-идеалистами,- выносливость, добродушие, благочестие славян - так выделяется из общего ада страданий и несчастья". Впрочем, западная "любовь" оказывалась очень уж непостоянной, целиком зависящей от потоков массовой информации. Так, в гибели Китченера британское общественное мнение не преминуло обвинить... Россию. Дескать, ну конечно же, о поездке героя Англии знали в царском дворце, через Распутина все стало известно немцам, вот и перехватили! И вообще разве можно что-то серьезное доверять этим русским! Кроме того, все восторги были уделом простых граждан и фронтовиков. Но позиция политической и военной верхушки оставалась очень далекой от "понимания русской души". Если Китченер все же понимал необходимость хороших отношений с Петроградом, то на смену ему пришел демагог Ллойд Джордж, сразу начавший проявлять озабоченность "усилением" России и откровенно радовавшийся, когда у русских случались неудачи.
Жоффр вошел во вкус дергать своими требованиями русскую Ставку, совершенно затерроризировал Жилинского, пытаясь ему приказывать. Когда же тот напомнил, что является не французским генералом, а представителем русского императора, потребовал немедленно отозвать его. И Жилинского пришлось заменить ген. Палицыным. А вдобавок западные политики и дипломаты начали очень уж явно... завидовать успехам России. На фоне собственных скромных достижений. И продолжали мерить союзницу на свою мерку. В 15-м опасались, как бы Россия после поражений не пошла на сепаратный мир, а часть политиков даже заговорила о "неэффективности" союза с русскими - а в 16-м возникли обратные опасения: а ну как Россия сочтет свой союз с Англией и Францией "неэффективным"? И во французском правительстве возникла бредовая версия - мол, "если русская армия будет иметь больший успех, чем наша", то Петроград сможет заключить почетный мир с немцами, а Берлин пойдет на односторонние уступки, чтобы наверстать свое за счет западных стран. Накручивали сами себя. И посол Палеолог опять писал, истекая беспочвенной злобой: "Если Россия не выдержит роли союзника до конца, ... она тогда поставит себя в невозможность участвовать в плодах нашей победы; тогда она разделит судьбу Центральных Держав".
А ведь кроме политических, у западных держав существовали и другие рычаги давления - экономические, финансовые. И ярким примером стала экономическая конференция, созванная по просьбе России. Запад вроде откликнулся, согласился рассмотреть возникшие перед нашей страной проблемы "на многосторонней основе". Конференция проходила в Париже под председательством французского министра торговли Клемантеля, и получилось так, что от сути вопроса, российских финансовых трудностей, иностранные делегаты отмахнулись и увлеклись проектами послевоенных отношений с Германией. Дескать, надо устроить ей полный экономический бойкот и разорить. Русские возразили, что нам это не выгодно,- страна граничит с Центральными Державами, и львиная доля довоенной торговли велась с ними. Тогда спохватились и начали вырабатывать "экономическую программу для России" - что вылилось в откровенные споры о послевоенных разделах русского рынка. Британия, как "главный кредитор" и поставщик вооружения, претендовала на то, чтобы целиком заменить на этом рынке Германию. Французские газеты писали: "Внимание всего мира будет обращено на Россию. После войны возникнет огромная конкуренция за торговлю с Россией ". А о проблемах насущных так и не вспомнили. Правда, русская делегация смогла договориться об очередном займе в 5 млрд. франков, но тут же в довесок ей попытались навязать льготные тарифы для французской и британской промышленности на нашем рынке. А французы еще потребовали, чтобы в "нагрузку" к займам у них покупали вино, а то сбыта почти нет и фермеры разоряются. Словом, Россия, неся огромные убытки от собственного "сухого закона", должна была за дефицитную одолженную валюту покупать дорогое вино во Франции! Между прочим, еще и удивлялись, почему это у русских слабеют прозападные симпатии? И Ллойд Джордж писал Асквиту: "Они всегда воображают, что мы стараемся извлечь барыш из отношений с ними".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
