Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гитлер пока тоже не пришел к окончательному решению. Через своего адъютанта Шмундта Гитлер продолжал опрашивать полевых командиров: стоит ли рисковать всем танковым арсеналом? Большинство выступило адептами концепции Манштейна - Цайцлера. Из видных командиров только Гудериан и восходящая звезда вермахта Модель высказали сомнения.
Посмотрите с воздуха на этот участок фронта и вы увидите, как русские отчаянно его укрепляют. Ему отвечали, что если русские готовы так отчаянно защищаться, то они непременно бросят сюда лучшие свои силы - самое время и место с ними разделаться. Теперь все зависело от Гитлера как верховного главнокомандующего. Гитлер колебался до начала мая. Все должна была решить конференция командующих армиями в Мюнхене 3-го мая 1943 года. Конференция продолжалась два дня. Категорически против указанной операции выступили шеф танковых войск Гудериан и руководитель военного производства Шпеер. За нее с большим энтузиазмом высказались начальник штаба сухопутных сил Цайцлер и командующий группой армий «Центр» Клюге. Манштейн в присутствии Гитлера всегда был сдержанным, так произошло и на этот раз. Он сказал, что проведение такой операции в апреле имело превосходные шансы на успех, но в дальнейшем очертания ситуации стали расплывчатыми. Подводя итог дискуссии, Гитлер поставил все в зависимость от прихода в танковые части «пантер», хотя и отдал должное реализму Моделя. Пока в войска поступили только 130 «пантер». К 31 мая их будет 250. Шпеер внес оптимистическую поправку, к концу месяца их будет 324 единицы.
Тогда-то и была назначена первая определенная дата главной операции текущего года - 13 июня.
Гудериан продолжал противостоять идее позже, когда 10 мая в Берлине в здании рейхсканцелярии он задал вопрос Гитлеру и его ближайшему окружению: зачем вообще предпринимать генеральное наступление на Востоке в текущем году? Кейтель ответил за ОКВ и ОКХ:
«Мы должны наступать по политическим соображениям». Гудериан: «Как много людей, по-вашему, знают, где находится Курск? Миру глубоко безразлично, в наших руках Курск или нет». Гитлер признал, что мысль об операции «Цитадель» «заставляет его желудок выкручиваться».
Складывается впечатление, что Гитлер пришел к следующему выводу: единственной альтернативой «Цитадели» является отступление на Восточном фронте. Или что лето - германский сезон. Или что время начинает работать против Германии. Алан Кларк: «Генералы утверждали, и не без основания, что им всегда удавалось проникать сквозь русские позиции первым ударом:… огневая мощь и мобильность войск будут больше, чем в 1941 или 1942 году, степень концентрации выше, цели даже менее амбициозные. Не является ли фактом то, что никакая сила на земле не способна выдержать первый удар германской армии, когда она начинает заглавное наступление?»
Но жребий брошен. 13 мая он возвращается в Растенбург, чтобы оттуда наблюдать за разворачивающимися наступательными операциями.
Шпеер сообщал ему из Берлина о резко возросшем военном производстве:
«Прошлой осенью вы приказали нам создать определенное количества оружия к 12 мая. Сегодня мы можем доложить, что мы достигли всех намеченных результатов, а в некоторых случаях значительно их превзошли». Май и июнь прошли в ожидании новых «пантер», которыми снабжали прежде всего Моделя и дивизии СС - Кейтель, Цайцлер и Клюге убедили Гитлера выпустить соответствующую директиву. В качестве даты наступления было названо 4-е июля 1943 года. Итак, к бою изготовились семнадцать танковых дивизий. На севере у Моделя были три танковых корпуса, на юге к выступлению была готова самая мощная сила вермахта - 4-я танковая армия Гота.
Сомнения в фюрере К этому времени внутри военной машины Германии созрели силы, достаточно трезво видящие ухудшение положения страны, увидевшие перспективу поражения Германии, ощутившие пагубность национал-социализма и склонные в свете всего вышесказанного к насильственному изменению строя, ведущего Германию в пропасть.
Германский государственный механизм начинает терять цельность и солидарность периода внешнеполитических триумфов. Сталинград породил разобщенность, которая позже приведет к заговору 20 июля 1944 года.
Как минимум, эти политические силы, среди которых было много представителей классической прусской юнкерской касты, вели дело к ликвидации Адольфа Гитлера. Эти силы находились под влиянием того, что можно назвать сталинградским синдромом. Они с презрением воспринимали демагогию нацизма и дилетантизм его вождей.
С целью ликвидации фюрера они решили воспользоваться визитом Гитлера к командующему группой армий «Центр» фельдмаршалу Клюге в Смоленск. (Два года назад, когда германские войска вошли в Смоленск, германские офицеры не помышляли о покушении. Сейчас, потрясенные и смятенные, они лелеяли эту идею). Гитлер, чья враждебность традиционной военной элите была очевидна, как представляется, интуитивно чувствовал неприязнь всех этих высокомерных «фонов».
Фельдмаршал Фицлебен, политики типа Герделера, давние (пассивные) противники нацистского режима типа фон Трескова начали организовывать вокруг себя патриотически настроенных офицеров, способных критически взглянуть на ту войну, вести которую тотально начал призывать Гитлер.
К началу 1943 года генералы Ольбрихт и Остер, занимавшие важные посты в резервной армии (расположенной на территории Германии) разработали план одновременного захвата власти в Берлине, Вене и Мюнхене.
Предпосылкой начала активных действий заговорщиков была ликвидация фюрера, на верность которому присягал весь офицерский корпус вермахта.
Ликвидация получила кодовое название «Вспышка».
В начале февраля 1943 года генерал Ольбрихт говорит фон Трескову о готовности его группы заговорщиков к активным действиям - Сталинград выступил катализатором. Тресков обращается к офицерам, которые могли бы склонить в ряды заговорщиков командующего группой армий «Центр» фон Клюге, прежде всего к его адъютанту фон Шлабрендорфу. Этот молодой майор нашел в архиве своего шефа документы, датированные октябрем 1942 года, о даровании Клюге большой суммы денег и разрешения на постройку дома. Произошло нечто вроде варианта шантажа фельдмаршала, боявшегося потерять лицо в своей среде. Клюге навестил идеолог заговора Герделер (документы которому, заметим, оформила германская военная разведка).
Клюге, при всем понимании тупика, в который завел страну нацизм, все же не рискнул открыто встать в ряды заговора. Колеблющийся Клюге сказал Трескову: «В это время ни немецкий народ, ни немецкие солдаты не поймут и не примут такой шаг… Мы должны выждать неблагоприятного развития ситуации, когда ликвидация Гитлера станет очевидной необходимостью». Участвовать в заговоре отказался и Манштейн.
Но заговор разрастался и без участия фельдмаршалов, офицеры остались убежденными сторонниками отхода своей страны от пути, ведущего, по их глубокому убеждению, в бездну. В какой мере приезд Гитлера в Смоленск, где находилась штаб-квартира группы армий «Центр», был спровоцирован намеренно, остается загадкой. Равно как загадочной остается и роль военной разведки - Абвера, возглавляемого адмиралом Канарисом. Первоначально предполагалось, что выстрел в Гитлера произведет подполковник Фрайхер фон Безелагер из ударного подразделения, дислоцированного в Смоленске, который утверждал, что его людей достаточно, чтобы совладать с охраной Гитлера. Но взгляда на эсэсовское сопровождение фюрера было достаточно, чтобы усомниться в предложении Безелагера.
Теперь офицеры думали о взрывчатке, которую создали английские специалисты для движения Сопротивления во Франции - кубики нитротетраметаниума, которые легко можно было расположить так, что взрыв мог прозвучать через четко определенное время - 10, 30 или более минут. Заговорщики пришли к выводу, что наилучшим выходом был бы взрыв на самолете Гитлера в воздухе.
Гитлер прибыл в Смоленск на двух «Кондорах» (свой и охраны) 13 марта 1943 года. Во время совещания один из заговорщиков - Шлабрендорф как бы случайно взял в руки фуражку фюрера и едва удержал металлический прибор весом не менее двух килограммов - фуражка имела стальную прокладку, защиту от снайперов. Накануне отбытия высокой делегации Шлабрендорф обратился к офицеру из окружения Гитлера - полковнику Брандту с просьбой передать пару бутылок коньяка разместившемуся в Вольфшанце генералу Гельмуту Штифу. Брандт согласился, и Тресков вручил уму небольшой, но весьма тяжелый ящик.
Под взглядами удовлетворенных заговорщиков Брандт сел в тот же «Кондор», что и Гитлер. Только что Шлабрендорф активировал зарядное устройство на получасовой интервал. Взлет - и оба самолета исчезли в сером небе. Самолет Гитлера пролетел над Минском, Вильнюсом, Каунасом и через два часа приземлился в Растенбурге. Никаких признаков экстренных событий не последовало. Шлабрендорф, сгорая от волнения, позвонил Брандту в «Вольфшанце» с вопросом, не вручил ли он подарочный ящик. Если нет, то этого делать не нужно, Шлабрендорф сам завтра вылетает в штаб-квартиру.
- Альтернатива (Весна 1941) - Юлиан Семенов - История Европы