Многое из того, что сказал кузнец Войн, осталось для Хонсю непонятным, но он чувствовал, что каждое слово имеет особое значение. Он едва расслышал пророчества, сделанные остальным капитанам — так сильно озадачило его предсказание, адресованное лично ему. Неужели он завтра погибнет? Или ему все-таки удастся выжить, чтобы обречь на страдания новые миры Лже-Императора?
Эти материи лежали за пределами его понимания, но полученное признание в глазах Кузнеца Войны несказанно ободрило его, убеждая, что все было не напрасно.
На каменных ступенях его шаги звучали особенно громко, но магос Наицин знал, что шум никто не услышит. Даже если бы здесь кто-то и был, магос с легкостью мог бы объяснить свое присутствие.
Темная башня копьем черноты пронзала рубиновое небо. Затянутой в перчатку рукой Наицин потер поверхность бронзовой маски, край которой натирал лицевые ткани. Каким облегчением будет наконец избавиться от аугметики, необходимой для исполнения его роли, и почувствовать прикосновение свежего воздуха к его истинной плоти!
От мысли о предстоящем деле по телу Наицина пробежала волна возбуждения. До сих пор его задачей было держать в неведении и снабжать ложной информацией того, кто и так уже запутался, — жреца машины, в котором едва оставалась хоть толика человечности, и влиять на которого с каждым днем становилось все проще. Угрозы разоблачения практически не было с того самого момента, как он занял место настоящего Наицина на Никсоре Секундус почти сто лет назад: вот лучшее доказательство того, насколько легко жрецы машины, слепо следовавшие догме, становились жертвами интриг и обмана.
Всего несколько правильно подобранных символов, пара ритуальных строчек бессмысленной тарабарщины — и они уже готовы поверить, что ты один из них. И вот эта легковерная организация была одним из столпов, на которых держался проклятый Империум? Противно даже думать. Чем быстрее его повелитель уничтожит эту бесполезную систему, тем лучше. Отделавшись от нее, человечество, объединенное под властью Хаоса, станет только сильнее.
Наицин поднялся на вершину склона и оглянулся на оставшиеся внизу пустоши Гидры Кордатус. Атака Железных Воинов начнется на рассвете: железный шторм, в котором утонет цитадель, и против ярости его не выстоит никто. Люди, сражавшиеся на стенах, действовали мужественно, но Наицин сомневался, что от этого мужества осталось бы хоть что-то, узнай они, что случилось на этой планете и почему она стала столь безжизненной. Еще интереснее для них было бы узнать, что сейчас происходит с их собственными телами.
Он посмотрел на противоположный склон долины, в который раз уже гадая, где нашел последнее пристанище беспокойный гвардеец Хоук. Тот факт, что он выжил, почти что открыл Леониду глаза на обман, устроенный Адептус Механикус; но Наицин должным образом проинструктировал своих подчиненных, и полковник ушел из лазарета Биологис, так ничего и не узнав.
Наицин направился к дверям в Гробницу, по обе стороны которых в настенных креплениях, потрескивая, горели факелы; открыв двери, он сразу же уловил характерный запах крови и смерти. Это место было могилой, и запах смерти был понятен, но вот запах крови был для Гробницы новым.
Магос вошел в хорошо освещенные внешние залы и с восхищением посмотрел вверх, на витражное окно. Безымянные космические десантники, изображенные на витраже в разгар сражения, проявляли самую суровую беспощадность, которая не шла ни в какое сравнение с действиями их врагов. Варварская жестокость, пугающая в своей бескомпромиссности. Витраж показывал вовсе не верных героев Империума, а был наглядным предупреждением: даже те, кто возвысился более всех, легко могли упасть с вершины.
Наицину был ясен иронический подтекст витражной картины, ведь он знал правду об этом месте и истинные имена его строителей; но он пришел сюда не для того, чтобы восхищаться архитектурой гробницы. У него было гораздо более важное дело.
Ночь постепенно отступала, и на полу появились полоски красного света ̶ наступала заря Железных Воинов. Время пришло.
Взявшись за ручки дверей, что вели в оссуарий, Наицин помедлил, наслаждаясь величием момента; он подождал, пока впечатления от каждой секунды не отпечатались в памяти, а затем распахнул двери.
За ними обнаружилось существо гигантских размеров. Его тело было странным, гротескным образом деформировано; руки, похожие на толстые кабели, неподвижно свисали по бокам, а под мантией то и дело пробегала рябь, вызванная движением, которое ткань едва могла скрыть. Под капюшоном мантии Наицин разглядел лицо преображенного адепта Цицерина: биомеханические электросхемы, вросшие в его кожу, постоянно двигались, сплетаясь во все более сложные конфигурации. Лицо Цицерина стало бледным, почти матово-белым, как металл, испещренный извилистыми венами из ртути. Бывшего жреца машины окружала аура чудовищной силы, и при виде этого существа Наицин почувствовал, как в груди удушливой волной поднимается страх. Потрясенный, он сделал шаг назад.
Руки Цицерина поднялись, трансформируясь в крупнокалиберные стволы биомеханического оружия, а глаза его непрестанно следили за каждым движением Наицина. На секунду магосу показалось, что Цицерин вот-вот его уничтожит, но затем в измененном мозгу адепта запустился какой-то неведомый алгоритм, определивший, что магос не представляет угрозы, и руки-стволы опустились.
Наицин сглотнул, силясь побороть страх, и указал на двери, за которыми открывался склон горы, спускавшийся к цитадели:
— Адепт Цицерин, я пришел, чтобы отвести тебя домой.
Глава 4
Через час после рассвета лучи солнца показались над краем земляных укреплений. Светило поднималось, а вместе с ним возрастало и нетерпение Хонсю. Красное сияние залило всю долину, ров перед цитаделью погрузился в тень, а темно-серый доспех Железного Воина в отблесках света сиял, как окровавленное серебро. Имперские артиллеристы и осадные танки армии Хаоса вели между собой дуэль, и каждый выстрел сопровождался фонтанами земли и клубами дыма. Но борьба была неравной, и осадные танки методично уничтожали орудия цитадели одно за другим.
Хонсю и его воины припали к земле за «Поборниками». Шум здесь стоял оглушительный, и поверхность планеты дрожала от ураганного огня. Всего через несколько мгновений он скомандует своему отряду атаковать Первый равелин с целью захватить внешние укрепления и не дать тамошним орудиям фланкировать отряды Форрикса и Кроагера, расположившиеся справа. Форриксу выпала честь штурмовать брешь в куртине, а Кроагер и его берсерки должны были напасть на брешь в бастионе Мори. Но если равелин устоит, то обе атаки окончатся провалом.
Как только с равелином будет покончено, планировалось, что Хонсю и его отряд перейдут ров и присоединятся к Форриксу в штурме бреши. На этом все планы заканчивались, так как солдаты, прошедшие через ад штурма, будут слишком опьянены кровью и устроят бойню, которую практически ничто не сможет остановить. Хонсю уже предвкушал этот момент.
Форрикс и его воины собрались в апроше, зигзагообразно отходившем от третьей параллели; Хонсю заметил, что с каждым сделанным шагом ветеран все лучше контролирует новые механические части своего тела. Кроагер замер без движения у стрелковой ступени на дальнем конце параллели и не сводил глаз с бреши, которую ему предстояло атаковать. Вместо того чтобы расхаживать, как обычно, с хвастливым видом и осыпать Хонсю насмешками, он погрузился в зловещее молчание.
Еще на рассвете Хонсю подошел к сопернику и даже острее, чем раньше, ощутил, как сильно тот переменился.
— Кузнец Войны оказал тебе честь, Кроагер, — сказал он, но берсерк не ответил и даже не подал вида, что вообще заметил его.
— Кроагер? — повторил Хонсю и протянул руку, чтобы прикоснуться к его наплечнику, но Кроагер, мгновенно среагировав, схватил его за запястье и оттолкнул. Хонсю зарычал и уже было схватился за меч, но тут берсерк развернулся к нему, и не осталось сомнений, что атаковать его означало смерть.
Шлем Кроагера излучал бледное свечение, и хотя Хонсю не мог сказать наверняка, но ему показалось, что такое же свечение угадывалось и за визором. В этом свете чувствовалось присутствие древнего зла, и Хонсю медленно вложил меч в ножны, повернулся и пошел назад, к своей роте.
Сейчас же, переминаясь от нетерпения перед атакой, он встряхнул головой, чтобы выбросить этот эпизод из памяти. И вот гулкие раскаты «Поборников» стихли; взревев двигателями, осадные танки отошли назад. Именно этого сигнала и ждал Хонсю. Выпрямившись, он поднял оружие над головой.
— Смерть Лже-Императору! — закричал он и, выбравшись через амбразуру на разбитый скат бруствера, бросился вперед, ведя за собой остальных воинов роты.
